— Доброе, — кивнула и осторожно, чтобы не поперхнуться, отпила из кружки.
Волков появился в поле моего зрения — в джинсах и футболке. Мой взгляд, будто приклеенный, задержался на рельефных мускулах плеч, пробежался вниз до самых запястий, потом вверх — к его хмурому лицу. Чёрт знает, как растрёпанные волосы и небритость делали Волкова ещё привлекательнее, но факт оставался фактом.
И вчера этот мужчина собирался меня поцеловать…
Боже, Миронова, что ты творишь?!
Я буквально силой заставила себя оторвать от него взгляд и уткнуться в кружку. Мне пора отсюда уезжать. Срочно. Сейчас.
Волков гремел посудой — доставал кружку и сахар для своей порции кофе. Я хлебала свой так, будто две недели просидела без воды.
— Снег прекратился, — не оборачиваясь, проинформировал он.
— Да. Уже не идёт, — вряд ли я соображала, что отвечала. Но хоть что-то, только бы не молчать.
— Если до обеда не позвонят, я их сам наберу. Узнаю, как там дела на перевале и вообще, — Волков обернулся, поставил свою кружку на столешницу, опустился на стул напротив меня.
— Я проверяла новости и ничего не нашла по обстановке.
Волков пожал плечами, мол, ничего удивительного.
— Праздники, — кратко озвучил он свою мысль.
— Ага, — ещё короче прокомментировала я.
Пауза не затянулась надолго. Он отхлебнул из своей кружки, и я всем телом почувствовала на себе его внимательный взгляд, но отчаянно делала вид, что ничего не замечаю.
— Я не знаю, ожидаете ли вы от меня извинений, — начал Волков, и мне захотелось вскочить из-за стола и вылететь из кухни. — Но я не думаю, что это будет правильно. Как минимум по двум причинам.
— Вот как? — выдавила я из себя и сжала в руках кружку, чувствуя, как всё внутри завибрировало от напряжения. — Поделитесь?
Волков сделал новый глоток, с преувеличенной осторожностью опустил свою кружку на стол:
— Во-первых, я не сделал ничего такого, о чём теперь сожалею. А во-вторых, просить у женщины прощения за поцелуй… хм… несостоявшийся поцелуй — это всё равно что оскорбить.
— Звучит… прямо по-рыцарски, — пробормотала я, не сразу сообразив, что произнесла это вслух.
Волков посмурнел:
— Иронизируете?
— Н-нет. Нет, — кажется, я умудрилась задеть его эго. Он ведь наверняка говорил искренне.
— Впрочем, спорить бессмысленно, — отозвался он. — Уж точно не со знатоком по рыцарским поступкам.
А вот это была ирония. Я уставилась на него, вмиг растеряв всю свою робость.
— Расшифруете?
Синие глаза встретили мой взгляд — впервые со вчерашнего вечера.
— Да нечего тут расшифровывать. Я о вашем подвиге в прошлом году.
Он это серьёзно? Это что, какая-то месть за вчерашнее?
— Я теряюсь в догадках, Андрей Владимирович, вы меня похвалить или оскорбить решили?
Я с готовностью неслась навстречу новой склоке — она давала возможность выпустить на волю скопившиеся внутри эмоции, которые захлёстывали с головой. Вытащить их из себя и пустить в расход как угодно, пусть даже в очередной ссоре. Наплевать.
Он вздохнул и качнул головой:
— И в чём вам здесь померещилось оскорбление?
— Хотя бы в том, что вы мне опять этот чёртов корпоратив припоминаете. Он на мне уже как клеймо. И вообще, с каких пор рыцарство — это проблема?
— С тех самых пор, когда оно всё запутало и усложнило, — его голос звучал глухо и тяжело, своими словами он будто припечатывал меня к месту.
— Н-не уверена, что понимаю…
— Конечно, вы не понимаете, — с непонятной горечью усмехнулся Волков. — Откуда бы вам понимать…
— Ладно, пусть не понимаю, — раздула ноздри я. — Но вы вообще-то не так уж далеко от меня ушли.
— Поясните.
— А разве вы поступили не по-рыцарски? Оставили меня на должности. Даже премии не лишили. Почему вы это сделали?
Волков, склонившийся было над своей кружкой, снова поднял на меня глаза. Посмотрел в упор:
— А вы сами не догадываетесь?
Я сглотнула, смалодушничала и отвела взгляд. Зря, зря, зря я его об этом спросила. Волны жара так и захлёстывали меня до самой макушки. Он не может этого иметь в виду. Просто не может. Такое в голове не укладывалось. Даже если сейчас он на что-то и намекал, то… никак не тогда. Не мог он тогда что-то такое ко мне испытывать. Просто не мог!
— Почему вы молчите? — его голос зазвучал жёстко, требовательно.
Всё вокруг неуловимым образом менялось и как будто безвозвратно. Не менялось только моё стойкое убеждение в том, что я всё понимала неправильно. Я неверно считывала его намёки.
— Я… не знаю, что сказать. Я не уверена, что понимаю.
— А я не верю, что вы настолько наивны.
Лицо моё уже натурально горело. Да просто вообразить себе, что я сейчас озвучу свою безумную догадку… лучше тут же, не слезая со стула, свалиться замертво.
— Вы меня не уволили, потому что я хороший работник.
— Отличная попытка, — усмехнулся он, без капли веселья. — Ещё варианты будут?
Я начинала ощущать себя загнанным в угол зверем, которому перекрыли все пути для отступления.
Мои пальцы, сжимавшие кружку, побелели от напряжения. Казалось, ещё мгновение, и я начну задыхаться.
— Да не может этого быть! — вскинулась я и подскочила со стула. — Не могли вы этого сделать из-за…
Он поднялся вслед за мной, только медленно, почти угрожающе. И по-прежнему не сводил с меня глаз:
— Из-за?..
Я схватила кружку и пошагала к раковине. Дёрнула смеситель, едва не забрызгав водой всё вокруг и… ничего больше сделать не успела.
Справа от меня к смесителю протянулась рука, опустила рычаг, перекрывая воду, и легла рядом на умывальник. Вторая рука опустилась слева от меня на столешницу.
Я замерла, позабыв, как дышать.
Я чувствовала его всем своим телом, каждой клеточкой, хоть он ко мне и не прикасался. Его тёплое дыхание щекотало мне шею, разгоняя по коже мурашки. Пришлось на мгновение прикрыть глаза, чтобы сосредоточиться.
— Этого не может быть, — прошептала я, — не может быть… всерьёз.
— Вы будто пытаетесь обесценить то, что я к вам испытываю, — низкий хриплый голос звучал слишком близко, был слишком осязаем, чтобы отмахнуться от произносимых слов.
— Я вам не верю, — всхлипнула я. — Н-не могу в такое поверить.
И он не стал пытаться меня переубеждать, не стал ни на чём настаивать.
После недолгой паузы он заговорил так, будто прежнего диалога и вовсе не было.
— Вы сидели у самого входа, в конце очереди, — его ровный голос не соответствовал тому, о чём он говорил. Всё это звучало как признание. Или исповедь. — Синяя кофта. Серые джинсы. Чёрные туфли. Чёрная резинка в волосах. Волосы собраны в хвост. Вы волновались, то и дело перебирали в своей папке бумаги. Наверное, переживали, что чего-то не хватает или что-нибудь забыли.
У меня даже рот приоткрылся от неожиданности. С явным опозданием до меня начинало доходить, о чём он говорит.
Моё собеседование в Volkoff Company…
— День был пасмурный. Шёл дождь. Вы пришли без зонта.
Ощущение реальности происходящего ускользало от меня, возвращая в тот самый день. Я-то его помнила, понятное дело, но чтобы и Волков…
— Вы зашли в кабинет четырнадцатой. Я помню номер напротив вашей фамилии в списке. Выглядели хмурой, немножко уставшей, но собранной, решительной даже… Вы никогда не пытались произвести впечатление, Евгения Станиславовна.
То, как он произносил моё имя… будто гладил. Я попыталась проглотить застрявший в горле ком и вдохнуть поглубже. Не получилось.
— И это первое, что меня впечатлило. Вы не рисовались, не рекламировали себя, не продавали.
Я качнула головой, едва отыскав в себе силы ответить:
— Вас… не было. Вас там не было. На моём собеседовании.
— Был, — шепнул он мне в волосы, и вдоль моего позвоночника прокатилась волна щекочущего озноба, от которой ослабели ноги. — Я сидел за столом сбоку от вас, пока зам моего отца с вами беседовал. Вы даже не посмотрели в мою сторону.
