Покинув чужой, но в то же время такой родной кабинет, устало прислоняюсь спиной к стеклянным дверям лифта, до боли кусая губы. Слезы катятся по щекам, но я даже не пытаюсь их смахнуть. На душе впервые за долгое время тепло. По-настоящему тепло.
Словно я ожила… снова.
Этот взгляд, такой родной и любимый, он словно никуда не исчез за годы разлуки. Я узнала его. Он всегда смотрел на меня именно этим взглядом, волшебным и только ему понятным. В нем смешивает все: безумная любовь, щемящая нежность и маленький фитилек надежды.
В нем я вижу себя счастливой…
Я не успеваю взвесить все «за» и «против», как ноги сами несут меня обратно.
— Знаешь, я тут подумала, — произношу, заставляя его вздрогнуть от неожиданности. — А давай поужинаем.
— Прекрасная идея, — широко улыбнувшись, произносит Женя, все так же стоя у окна и любуясь первыми минутами заката.
Он продолжает стоять и смотреть на меня, в то время как моя ладонь, держащая дверную ручку, покрывается холодным потом. Его взгляд, согревающий меня изнутри, рушит все мои возведенные барьеры. Я понимаю, что больше не в силах ему противостоять. Он мой первый мужчина. Именно ему я подарила всю себя. Даже несмотря на ту боль, что мне пришлось пережить, я не могу покинуть его кабинет. Мне хочется узнать правду. Правду, которую от меня скрывали многие годы. Я чувствую это.
— Мы идем? — произношу писклявым голосом, стараясь изо всех сил не смотреть на этого прекрасного мужчину у окна.
— Да, конечно.
Любуясь великолепием соседней высотки, краем глаза замечаю, как Женя направляется к рабочему столу, хромая. Сердце больно колет, словно в него безжалостно вонзили стрелу, а в глазах появляются непролитые слезы. Незнание начинает медленно, но жутко поедать меня изнутри. И я мысленно клянусь себе, что не оставлю его в покое, пока все не узнаю. Абсолютно все, что тревожит мою израненную душу.
— Жень, ничего не хочешь рассказать?
На мой вопрос относительно его внезапной хромоты он резко отворачивается, давая понять, что вопрос закрыт. Он так делал раньше, когда не хотел о чем-то говорить. Он так делает сейчас, потому что не хочет раскрывать все карты сразу. Снова.
— Не сейчас, пошли.
Спустя десять минут мы оказываемся на вершине невероятного «Атланта». Не стыдно признаться, но вид здесь по-настоящему завораживающий, словно весь город на ладони. Я была в этом ресторане всего лишь два раза. И все два раза с подругами.
Изюминка ресторана — панорамные окна, плавно перетекающие в прозрачный пол. Столы, с черной мраморной поверхностью, расположены по кругу, а центр занимает не менее прекрасная кухня, спрятанная за стеной в виде аквариума. Меню — отдельная история. Здесь собраны самые лучшие блюда средиземноморских кухонь и именитых поваров.
Я не успеваю сказать, чего хочу, как Женя уверенно делает заказ за нас обоих. Для меня он выбирает стейк из лосося под сливочным соусом, на десерт штрудель с шариком ванильного мороженого. Для себя — каре ягненка. Увы, рыбу он не признает, а я ее обожаю.
И он это помнит…
— Расскажешь? — интересуюсь, делая спасительный глоток воды.
Цепкий взгляд голубых глаз захватывает в плен и не планирует выпускать на волю. Я тону в омуте синевы, наслаждаюсь тишиной и спокойствием, что образовались вокруг нас. Словно мы оказались в вакууме, отрезанные от всего мира.
Моргаю, прогоняя сладкое наваждение, готовое поглотить меня заживо. Снова. Нет, только не это. Только не сейчас, когда я почти его забыла… и не забыла одновременно.
Комкая в руках накрахмаленную салфетку, я смотрю на него более осознанно, начиная замечать изменения во внешности. Возраст оставил свой отпечаток, но от этого он не потерял своей красоты. Мужской. Сильной. Властной. Вокруг глаз появились морщинки, складка между густых бровей, когда он хмурится, становится отчетливо видна. Над губой с правой стороны появился небольшой шрам, такой же и на мочке уха. Но даже несмотря на шрамы, видимо, полученные во время аварии, он по прежнему красивый мужчина. Мечта многих женщин.
— Авария.
Одно его слово, которого я ожидала и в то же время совершенно не хотела услышать, причиняет адскую боль. Слишком резко перехватывает дыхание, на ресницах чувствуются слезы. Снова. Я хватаю трясущейся рукой прозрачный стакан, наполненный водой, и выпиваю его до дна. Мне становится мало. Снова тянусь за графином, но Женя аккуратно отодвигает мою руку в сторону и трясет головой. Сам наливает воду. Подает мне стакан, который я снова выпиваю за считанные секунды до дна.
— Расскажи, — прошу, понимая, что должна знать о случившемся.
— Ты действительно хочешь знать, как это случилось? — Глядя на грустную улыбку и усталый взгляд, киваю, без слов прося о продолжении. — Я не приехал в тот день на вокзал, потому что попал в аварию.
Соленая слеза медленно скатывается по щеке, попадает в приоткрытый от шока рот. Ее вкус кажется мрачным. Губительным. Напоминает о прошлом и моем сомнении и неверии. Еще тогда, много лет назад, я чувствовала, что что-то не так. Но мне никто не сказал правды.
— Почему? — шепчу, не сводя с него взгляда, полного боли и отчаяния. И он понимает. Без лишних слов понимает.
— Я долго был в коме. Врачи в один голос твердили, что шансов мало. Вот родители и решили за меня.
Сухие факты, но сколько в них боли, невозможно передать словами. Его родители убили наше будущее. А ведь когда-то я их боготворила, считала лучше моих. Как же я ошибалась тогда…
— Не думай о них плохо. Они все правильно сделали.
Резко вскидываю голову и впиваюсь в него убийственным взглядом. Он что, сейчас серьезно? Правильно сделали, что разрушили наше будущее? Если бы не их поступок, мы были бы вместе. Я уверена в этом! Были бы счастливы и, возможно, давно женаты. А дети? Их могло бы быть двое или трое… Дети… Черт, как же больно.
— Нет, не правильно, — машу голову, отчаянно не соглашаясь с ним. — Они не имели никакого права так с нами поступать. Это я… понимаешь? Я должна была быть рядом с тобой в больнице. Не только они.
— Понимаю, — он кивает и отводит довольный взгляд к окну. — Но ты понимаешь, что я почти полгода был в коме, а потом еще столько же восстанавливался. И то… не до конца.
Поняв его намек относительно хромоты, громко всхлипываю, привлекая внимания посетителей. Но мне плевать. Сейчас, сидя напротив мужчины, которого я до сих пор люблю всем сердцем, я понимаю, что не готова отпустить его вновь.
— Тише, успокойся, — Женя касается моих рук и крепко сжимает, затем еле слышно продолжает: — Расскажешь? — кивает на кулон на моей шее.
Еще громче всхлипнув, начинаю рыдать, полностью отрекаясь от настоящего и медленно уходя в прошлое. Так случается всегда, когда кто-то напоминает о моей потере. Потере, которую я не могу себе простить. До сих виню себя. Если бы я не послушалась маму, если бы до последнего отстаивала свое мнение, возможно, наша дочь была бы жива. Но ее нет… как нет и частички меня, что ушла вместе с ней в безымянную могилу.
— Нет, — трясу головой, словно сумасшедшая. — Не сегодня.
Уходя в себя и бессовестно заливаясь слезами, я не сразу замечаю, как Женя пересаживается на мой диван. Как он нежно меня обнимает и крепко прижимает к себе, успокаивая. Тихо всхлипывая, я чувствую, как постепенно меня отпускает. Понимаю, что должна все рассказать, но как? Как сказать, что не смогла уберечь нашу дочь… нашу маленькую крошку? Я не знаю… и не знаю, как смотреть ему в глаза.
— Дальше, — шепчу, утыкаясь носом в его шею и вдыхая любимый древесный аромат. Он сменил парфюм, но не изменил своему вкусу.
— Муж? — шепчет, целуя макушку и крепко сжимая мои плечи.
— Я не замужем, — отстраняюсь, заглядывая в любимые глаза цвета неба.
Прошло так много времени, утекло так много воды, но я по-прежнему его люблю. И кажется, никогда не смогу разлюбить. Да, в наших жизнях произошло много нелепых ситуаций, расставание длиной в десять лет, но чувства наши не угасли. Они оказались сильнее нас самих. И сейчас они ведут нас к друг другу, но почему-то мы не торопимся пасть в так долгожданные объятия.
