ты вампир.
Я слегка усмехнулся, но в моей груди затаилось что-то теплое, что-то похожее на нежность.
— Не волнуйся, — добавила Бьянка, как будто я когда-то волновался. — Брэндо думает, что ты самый милый вампир, которого он когда-либо встречал.
У меня вырвался изумленный смешок, от которого запершило в горле.
— А он встречал много вампиров?
Она пожала плечами и, прежде чем ответить, сунула в рот еще одну ложку отвратительной каши.
— Зная Брэндо, возможно. Мальчуган дружит со всеми. Чем страннее, тем лучше, я полагаю. Ты видел, как дружны они с Эзрой?
Мое веселье угасло. Эзра любил детей, всегда любил. Когда он узнал о Грейс, то первым купил ей крошечные пинеточки. Они до сих пор хранятся у меня в комнате, запертые в сундуке, который я не открывал уже много лет.
— Так, а ты? — повторила Бьянка. — Постоянно носишь с собой пистолет?
Я скрестил руки и откинулся на спинку кресла, изучая ее невинное лицо, огромные, манящие голубые глаза. Она была серьезным ребенком, всегда настороженным, всегда сомневающимся. Меня удивило не то, что она интересуется тем, чем я занимаюсь, а то, что я хочу ей об этом рассказать. Большинству людей я с первого взгляда внушал страх, а потом, если они когда-нибудь узнавали, что я делаю для семьи, то едва ли могли говорить без запинки в моем присутствии.
Мне было интересно посмотреть, какая реакция будет у нее, если я ей расскажу.
— Я владею казино, — начал я. — Местом, где богатейшие люди могут оставить все свои наличные. У меня одна из крупнейших в штате строительных компаний. Импортно-экспортный бизнес, который приносит неплохие доходы, и немного… защиты на стороне.
Бьянка моргнула, ее ресницы отбрасывали абсурдно длинные тени в тусклом свете расставленных по всей комнате ламп.
— По-моему, это звучит криминально.
— О? — приподнял бровь я. — И что может знать об этом маленькая техасская девочка вроде тебя?
Что-то промелькнуло на ее лице, прежде чем она смогла контролировать выражение своего лица, но глаза остались затравленными.
— Достаточно.
— Фильмы и книги.
— Моя мама встречалась со многими мужчинами, — невнятно сказала она, помешивая в своей миске «Лаки Чармс», молоко стало розовым от красителя. — Я знаю больше, чем ты думаешь. Кроме того, ты вошел в комнату с пистолетом наперевес и с ужасным порезом на руке.
Я с удивлением посмотрел на рану, которую нанес мне в тот день Брайант. Рана не затянулась, она стала глубже, чем я думал, и открылась, так что кожа изогнулась, словно искаженные в рыке губы.
— У тебя есть аптечка? — спросила Бьянка, уже спустив ноги с кресла и вставая.
Я помедлил, но мне хотелось посмотреть, что она собирается делать, поэтому я кивнул, затем махнул подбородком в угол комнаты, где стояло антикварное бюро, набитое всем, от элементарной аптечки до инструментов для экстренной хирургии. Никогда не знаешь, что может случиться в моей сфере деятельности.
Бьянка встала, чтобы посмотреть, и я испытал извращенное удовольствие, наблюдая, как она идет в своей старой потрепанной, безразмерной футболке, едва прикрывающей ее задницу. Несмотря на невысокий рост, у нее были длинные стройные ноги, которые в свете ламп отливали золотистым светом. Когда Бьянка наклонилась, чтобы открыть ящик, я мельком увидел над стройными бедрами изгиб ее задницы.
Я поправил свой член в узких брюках от костюма, но не стал ругать себя за растущее влечение к Бьянке. Она была красива так же, как ее мать, почти неотразима, но в отличие от Аиды, в ней была теплота, врожденная чувственность, которую невозможно было не заметить. Да у самого Папы Римского случилась бы эрекция, увидь он, как Бьянка расхаживает в майке «Гринпис», с длинными, упругими, слегка спутанными на концах локонами. Мне хотелось вцепиться пальцами в эти локоны и держать ее за них, пока буду трахать ее рот.
С тихим криком «ура» Бьянка взяла аптечку и, обойдя стол, направилась в мою сторону.
Я молча, возможно, слишком пристально смотрел, как Бьянка, поколебавшись, вклинилась между мной и столом, затем села на него, соприкоснувшись со мной ногами. Когда она взяла меня за руку, меня поразило, насколько мы с ней разные. Она была бледнее, кожа шелковистая под пушком белокурых волос, ногти на ее длинных и тонких пальцах были покрыты вечно облупившимся лаком. На фоне моей смуглой кожи, рассеченной ножом отчетливой татуировки ангела, я казался каким-то варваром, дикарем.
Я это и чувствовал тоже.
Ее запах проник мне в нос, вытворяя что-то с моими внутренностями. Я хотел прижать Бьянку к столу, сильно надавив рукой ей на грудь, затем широко раздвинуть ее ноги и зарыться ртом в источник этого сладкого запаха, в эту юную киску, которая была уже в дюймах от моего лица.
Охуеть.
Я никогда не был помешан на сексе, потому что не был помешан на удовольствии.
Я знал только боль и одиночество. Подрочить в сухую, чтобы почувствовать жесткое трение собственной руки, было в основном достаточно для удовлетворения, а когда этого не происходило, я трахал какую-нибудь из бесконечной череды женщин, вешающихся на меня в «Беззаконии», потому что я был богат и опасен.
Никогда простого женского запаха не было достаточно, чтобы я стал твердым, как гребаные гвозди.
Я подумал, не покраснела ли ее задница и не покрылась ли рубцами от бамбуковой трости, и почувствовал, как мой член соприкоснулся с тканью брюк моего костюма.
Бьянка тихонько зашипела, рассматривая мою руку под светом стоящей у меня на столе лампы Тиффани — кожа была изрезана квадратиками цветного света.
— Выглядит ужасно, Тирнан.
«Тирнан», было сказано непринужденно. Редко можно было услышать это вот так, словно она друг или член семьи, не живущая в страхе и не запуганная.
Я хотел дать ей повод меня бояться, увидеть, как ее глаза наполняются слезами, пока я учу ее, как принимать боль, как доставлять мне удовольствие.
— Ничего страшного, — сквозь стиснутые зубы произнес я.
Это было меньше, чем ничего, Брайант уже столько раз нанес мне столько ран, в столь впечатляющих формах, что для меня это было буквально пустяком.
— Кто это с тобой сделал? — спросила Бьянка, как будто хотела отругать ребенка за драку на детской площадке.
Не знаю, что заставило меня быть честным. Может, мне захотелось ее шокировать. Может, признаться кому-то, кто его не знает, что Брайант всегда был чудовищем, каким Бьянка, вероятно, считала и меня.
— Мой отец.
Она моргнула, глядя на меня с таким выражением лица, которое можно было назвать в какой-то степени восхитительным.
— Ты серьезно?
Я пожал плечами и повторил:
— Ничего страшного.
В течение
