меня сверху донизу. — Хммм…
— Что? — Я нахмурилась.
— Сначала я думала об Эли Сааб, а потом о Вере Вонг. Но теперь я думаю, что одно из творений Оскара де ла Ренты подойдет идеально.
— О чем ты говоришь?
Она перевела взгляд на меня.
— О твоем свадебном платье, конечно же.
В шоке я вырвала свои запястья из ее рук и сделала шаг назад.
— Свадебное платье?
— Да. Обычно невесты надевают его на свадьбу.
— У нас не будет свадьбы. Мы просто подпишем бумагу, и все.
— Мила, — она наклонила голову в сторону, как будто смотрела на маленького недоумевающего мышонка, — как я уже говорила, Марчелло — влиятельный человек. Должны быть какие-то доказательства настоящей свадьбы, чтобы общественность поверила в это.
Мои глаза расширились.
— Общественность?
— Марчелло, один из самых привлекательных холостяков Италии. Если станет известно, что у него есть жена, ты будешь у прессы нарасхват. Нам нужно что-то преподнести им, когда ты станешь публичной персоной.
Мне стало плохо, физически плохо, желчь подступила к горлу. Голова закружилась, и я в замешательстве села на кровать, уставившись на ковер.
— Публичной?
Елена присела рядом со мной, ее миниатюрная фигурка почти не оставляла вмятин на матрасе.
— Я знаю, что это очень сложно. Но все должно быть сделано определенным образом.
По моей щеке пробежала шальная слеза, и я вытерла ее так же быстро, как она появилась.
— Почему я? Почему именно сейчас?
Она успокаивающе положила руку мне на плечо.
— Урок, который я усвоила очень рано, заключается в том, что никогда не нужно спрашивать "почему я". Лучше спросить: "Почему не я". Так ты будешь меньше жалеть себя. — Она встала и взяла с туалетного столика щетку. — А теперь вытри слезы и выйди на улицу с гордо поднятой головой. И как я уже говорила, — она усмехнулась, ее кораллового цвета губы изогнулись по краям, — это возможность, Мила. Ты просто должна ею воспользоваться.
У меня перехватило дыхание, когда я вдохнула, еще одна слезинка заблестела в уголке глаза, и я вытерла ее, ненавидя, что снова плачу. Совсем как та девочка, которую я утешала в последний раз, когда посещала приют.
Рыжеволосая девочка сидела в углу и плакала, потому что хотела рисовать, но дети до нее уже использовали все краски. И хотя она плакала, я видела злость, сверкающую в каждой слезинке, ее губы были сжаты, а глаза сужены. Я вспомнила, как она говорила мне, что злится на себя за то, что плачет, что не хочет тратить свои слезы на других. Это была единственная часть ее личности, которую она могла оставить для себя… ее слезы. Никто другой их не заслуживал.
И пока я сидела на кровати, опустив голову и зажав простыни между пальцами, я притворялась, что я та самая девочка. Я представляла, что я та самая девочка, которая отказывается отдавать свои слезы кому-либо еще.
Возможность.
Вот оно.
Я подняла взгляд, чтобы встретиться с Еленой.
— Мне нужно его увидеть.
СВЯТОЙ
— О нем позаботились?
Джеймс подвинул ко мне свой телефон через стол, и я посмотрел на изображение мертвого мужчины, свисающего вниз головой с потолка.
Я вернул ему телефон.
— Похоже, для него все закончилось болезненно.
— Крайне болезненно.
— Хорошо. Свидетелей нет?
— Конечно, нет.
Я должен был догадаться, что задавать этот вопрос было глупо. Джеймс был моей правой рукой с тех пор, как я вышел из отцовского дома. Не было ничего, что он не сделал бы для меня, не было черты, которую он не переступил бы, если бы я попросил. Я доверял ему свою жизнь, верил в его преданность. Мы подружились в юном возрасте, его мать работала горничной в особняке моего отца. Но мой отец был жестоким человеком, требовал уважения самыми бесчеловечными способами, а с другими обращался как с дерьмом.
В тот день, когда я решил уехать, Джеймс забрал свою мать и уехал со мной. С тех пор они оба работали на меня, но его мать скончалась полгода назад. Мы никогда не говорили об этом, но я знал, какое горе он несет. Сочувствие, которое я проявлял к нему, скрывалось в одном лишь похлопывании по спине и редких выпивках, которые мы разделяли без единого слова в полночь, когда не могли успокоиться.
Я потер затылок. В этом новом пути, который я выбрал для себя, была какая-то нервозность. Это не входило в планы, но по какой-то причине я не мог перестать думать об этом и понял, что просто обязан это сделать. Нужно было исправить несколько ошибок, и я должен был стать тем, кто это сделает.
Лед в его водке звякнул, когда он покрутил стакан.
— Должен сказать, Святой, это очень непохоже на тебя, я имею ввиду менять планы в последнюю минуту.
— Я знаю. — Я повертел шеей из стороны в сторону. — И признаюсь, мне не нравится это чувство тревоги. Но это нужно сделать.
— Почему сейчас? Ты знал о ее прошлом задолго до того, как мы привезли ее сюда. Почему ты делаешь это сейчас?
Ответ на этот вопрос был прост. Я не знал. Но это был не тот ответ, который я хотел бы дать кому-либо, поэтому я постарался, чтобы в моем выражении лица не было ничего, кроме решимости.
— Каким бы я был мужем, если бы не позаботился об этом?
Джеймс знал, что не стоит задавать лишних вопросов. Он знал, когда нужно надавить, а когда заткнуться. Я протянул ему через стол еще одну папку.
— Твое следующее задание. Сделай это скорее раньше, чем позже.
Он кивнул.
— После этого мы займемся последним?
— Да. — Я сел обратно на свое место. — Но последнего я хочу привезти сюда.
— В Италию? — Джеймс выглядел озадаченным.
Я кивнул.
— Я хочу увидеть лично, как он испустит свой последний вздох.
Джеймс встал и поставил свой пустой бокал на приставной столик, а затем взял папку.
— Тогда давай сначала разберемся с этим ублюдком. — Он вышел, и я понял, что пройдет совсем немного времени, прежде чем я получу второе сообщение с фотографией, подтверждающей, что мой последний заказ был выполнен. Джеймс знал, что я ненавижу ждать, да и сам он не отличался терпением. Кроме того, он любил вершить правосудие над теми, кто этого заслуживал, почти так же, как и я.
— Марчелло?
Я сунул телефон в карман, когда в дверях появилась Елена.
— Тетя.
— Мы готовы присоединиться к тебе за завтраком.
— Мы?
Елена отошла в сторону, и появилась Мила.
