было что тебе передать. Но жизнь распорядилась иначе, и ты выбрал другой путь. И знаешь, мне тоже есть, что тебе передать, но, увы, и тут жизнь распоряжается так, как считает нужным. — Роман Владимирович дружески похлопал Фёдора по спине. — Алиска станет взрослой, и ты поймёшь, о чём я. Я горжусь тем, что вырастил достойного сына. Не копайся в прошлом, не ищи там ответы. Есть сегодня и сейчас, так используй свой потенциал, вот и вся мудрость.
— Спасибо, папа. — Фёдор улыбнулся. Хотелось обнять отца, но в руках были сумки с продуктами. Подумалось, что с Романом Владимировичем он никогда не стеснялся быть слабым, нежным, зависимым.
Вечером после ужина они втроём сидели в гостиной и говорили о работе. Да, именно о работе, потому что в этой семье она всегда была в приоритете.
— Федя, когда у Ларисы защита? Может быть, после того как она защитит докторскую, вы всё же переедете в Москву? — Мария Андреевна выглядела озабоченной. — Время идёт, ты живёшь ради жены, её интересами, её заботами, её капризами, в конце концов. Мне это не нравится. Ты не на своём месте.
Фёдор лишь тяжело вздохнул.
— Мама, ты не права. Я на своём месте, да и с какой стати ты вдруг не любишь Лару? — Он пытался обратить всё в шутку, но Мария Андреевна не была настроена шутить.
— За что мне её любить, если она не смогла сделать счастливым моего мальчика?
Эти слова были так не свойственны маме, что Фёдор не знал, что на это ответить. Мама, как всегда, была категоричной и говорила то, что думала, прямо в лицо. Если он сейчас ей возразит, то соврёт. Но скрывать факты — это одно, а врать о них матери — совсем другое.
— У меня в семье всё нормально, мы хотим второго ребёнка, работаем над этим. А что касается места работы, то там я могу быть собой. — Фёдор обнял маму за плечи. — В своём отделении я не сын великого нейрохирурга, а просто врач, который оправдывает или не оправдывает свою знаменитую фамилию. За мной не ходят тени и призраки, от меня не ждут чего-то сверхъестественного. Я там сам по себе, такой как есть, я просто делаю свою работу, как умею. Я не хочу защищать диссертации, мама, поверь мне, я не тщеславен, для меня первый крик ребёнка гораздо приятней аплодисментов.
— Сынок, то, что ты сейчас озвучил, больше похоже на юношеский протест, а по возрасту ты уже зрелый мужчина. — Она улыбнулась, заглянула ему в глаза, а потом потёрлась виском о щёку. — Я боюсь умереть, когда тебя не будет рядом. Это, наверно, материнский эгоизм, но если бы ты только знал, как я скучаю по тебе.
Она спрятала лицо у него на груди, а Фёдор поцеловал её в макушку, прижал к себе и гладил по спине.
— Я тоже очень скучаю по вам с отцом, но он хоть иногда приезжает, а ты…
— А я боюсь, что мне не хватит сил вернуться в Москву. А у меня ученики… Я обещала довести их до ума.
— И всё? Так пусть ездят к тебе, поезда и самолёты ещё никто не отменял.
— Ты не понимаешь, Федя, — раздался голос Романа Владимировича, — здесь могила твоего отца, вот что держит в Москве Машу, только это, и больше ничего.
Фёдор пристально посмотрел на него и отметил грусть, всегда тщательно скрываемую, но сейчас прорвавшуюся наружу обиду, ведь, несмотря на совместно прожитые годы, он всегда оставался для матери на втором месте. И, в отличие от Фёдора, сбежать от призрака отца у него не было никакой возможности.
Часть 17
Лара лежала в постели, проклиная дурацкую привычку просыпаться рано, особенно в выходной. Со времени отъезда Фёдора прошла целая неделя. В окно стучал дождь, и чтобы понять, какая там погода, совсем необязательно было выглядывать на улицу. Песня осеннего дождя настолько специфична, заунывна и печальна, что спутать её с чем-либо просто невозможно. Настроение соответствовало осени и обозначалось одним словом — хандра.
Хотелось чего-то особенного, такого, чего в жизни никогда не было. Ласки хотелось не нежной, нет, скорее властной и грубой, чтоб вызывала злость, сопротивление и боль. Правда, хотелось всего этого только в теории. На самом деле Лара даже представить себя не могла жертвой насилия, а чтобы от такой мерзости ещё и удовольствие получать, так это точно не к ней. Не родился ещё тот мужчина, которому она позволила бы доминировать. Лариса рассмеялась собственным мыслям и взяла смартфон с прикроватной тумбочки. Сообщений пришло несколько. Одно от Фёдора, он интересовался Алиской, а вот другое от отца, с кучей фотографий. Она не стала читать текст, но буквально залипла на картинках. Снимал отец в ресторане, на банкете. На всех фото был её муж. Таким Фёдора она не видела очень давно, а может быть, и никогда. Дома и в повседневной жизни он предпочитал удобную одежду, джинсы да футболки, ну иногда рубашки, но редко. Тут же Фёдор был в строгом костюме и белоснежной рубашке с галстуком, на ногах чёрные туфли. Всё это смотрелось на нём очень органично, а он сам выглядел солидно и… на своём месте. Фотографий было много, там и свекровь со свёкром, и портрет отца Фёдора, и какие-то посторонние женщины в платьях с открытыми спинами рядом с её вдруг ставшим жутко привлекательным супругом. Ларе стало ужасно жалко себя: он там веселится в малине, а она тут одна. И ласки так хочется, а он с этими… Сердце железным обручем сдавило доселе неизведанное Ларисой чувство ревности, а в голову полезли несуразные мысли. Интересно, почему он всё-таки не настоял, чтобы она поехала с ним в Москву? Может быть, у него там планы были на кого-то? Но представить себе изменяющего ей Федю Лара не смогла. Рассмеялась собственной глупости и решила сходить в аптеку за тестом на беременность. Не случайно же у неё так крепко воображение разыгралось, наверняка гормоны шалят. Вот бы правда была беременность, а, следовательно, ещё одна дочка, как решение всех вопросов.
Лариса встала с постели и прошла в ванную, отметив про себя, что Алиска давно проснулась и теперь в наушниках смотрит какой-то сериал про криминал и убийства. Это ей совсем не понравилось, но спорить сейчас с дочкой не хотелось. Сначала нужно было принять душ, прийти в себя, смыть ненужные мысли, потом выпить кофе и обрести трезвую голову. А Алиса всё равно будет
