Кэрол легла прямо на снег, примостив голову на белый бугорок, и свернулась калачиком, приняв положение эмбриона в материнской утробе.
И вдруг до нее донесся звук. Он походил на барабанную дробь, шедшую прямо из земли и отдающуюся в ее помутившемся сознании равномерными толчками. Она отчетливо слышала его в тишине, но не понимала, что он означает. Это не машина – не было никакого света. Но звук откуда-то исходил, приближаясь, становясь все громче.
Кэрол села, начала вглядываться и наконец увидела. На нее надвигалась огромная тень. Какой-то дикий зверь невероятных размеров сейчас набросится на нее и растерзает на куски. Она вскинула руку, защищаясь, тщетно пытаясь разлепить уже застывшие губы и закричать.
Перед ней стояла белая лошадь, из ноздрей которой валил пар. А еще в темноте смутно маячил силуэт всадника. Широкие поля шляпы, припорошенные снегом, бросали тень на его лицо, а подбородок и рот были плотно обмотаны красным шарфом.
Всадник спешился, подбежал к ней и опустился рядом на колени. Она попыталась привстать. Кто он такой – одинокий всадник, появившийся подобно призраку посреди ночной заснеженной пустыни? Это мог быть друг или враг, богач, нищий, вор… но Кэрол было уже все равно.
– Как вы? – встревоженно спросил он.
Она кивнула и попыталась ответить, с трудом произнося слова непослушным языком:
– Холодно… Помогите! – только и вымолвила она, словно это не было понятно и так.
Он снял с себя меховую накидку и укутал Кэрол.
– Не волнуйтесь, – сказал он. – Все будет хорошо. Теперь вы в полной безопасности. Обещаю. Руками и ногами шевелить можете?
Кэрол отрицательно покачала головой. Он размотал шарф, склонился над нею, и она посмотрела ему в глаза. Он – друг. Кэрол поняла это сразу. На его лице отражались тревога и забота одновременно.
– Кончился бензин… – пробормотала Кэрол.
– Я слышал гудки. Искал вас несколько часов.
– Спасибо…
У нее закружилась голова, перед глазами все поплыло, она успела только ощутить, как ее поднимают сильные руки, прежде чем потеряла сознание.
Когда спустя некоторое время Кэрол проснулась, еще не рассвело. В углу комнаты слабо горел ночник. В изножье кровати сидел и напряженно смотрел на нее мужчина. Его присутствие подействовало на нее успокаивающе. У него были глубоко запавшие темные глаза и растрепанные волосы. В других обстоятельствах она, наверное, постаралась бы держаться от него подальше, однако сейчас чувствовала себя рядом с ним в полной безопасности. Поэтому она вновь закрыла глаза и погрузилась в сон.
Спустя какое-то время Кэрол опять проснулась. При малейшем ее движении раздавалось странное шуршание. Она обнаружила, что зачем-то ее обернули фольгой. Однако сил на то, чтобы даже попытаться снять ее с себя, у нее не было. Она опять уснула и проспала до утра, пока свет не стал робко пробиваться сквозь узорчатые шторы. Впервые за этот долгий период, показавшийся ей вечностью, Кэрол полностью пришла в себя.
Она лежала на льняных простынях в широкой кровати под балдахином на четырех стойках. Фольгу уже сняли, и ее окружало тепло, блаженное тепло. Кэрол обвела взглядом помещение, где в этот ранний час еще царил полумрак. Комната была большая, в ней стояла темная, по-видимому старинная, мебель – шкафы и комоды, а на стенах висели картины в роскошных рамах. Ее часы показывали семь тридцать. Где она находится? Как же ей, стоявшей фактически на краю гибели, удалось оказаться в тепле и безопасности? Кто ее таинственный спаситель на белом коне?
И тут, словно в ответ на ее вопрос, раздался тихий стук в дверь.
– Войдите, – сказала она.
Дверь открылась, и Кэрол увидела служанку, всю в черном, если не считать белого накрахмаленного передника.
– О, сеньора, я так рада, что вы проснулись, – проговорила она с сильным испанским акцентом. – Как чувствуете себя после такой ужасной ночи?
– Где я? – спросила Кэрол. И добавила: – Чувствую себя хорошо.
– Это ранчо мистера Чарльза Форда. Сеньор нашел вас, когда вы замерзали в пустыне.
– Он спас меня?
– Да, сеньора, – закивала головой служанка. – Он услышал гудки. Поскакал верхом, нашел вас и привез сюда. Ночью приезжал доктор Родригес, осматривал вас. Сказал, что все в порядке. Отдыхайте.
– Я доставила всем столько хлопот, – сказала Кэрол.
– Не думайте об этом. Вы хорошо себя чувствуете. Это главное. Кушать хотите?
При упоминании о еде Кэрол почувствовала, что просто умирает с голоду.
– Вообще-то да, хочу.
– Я принесу вам завтрак. Овсяную кашу. Сок. Яйца. Все, что пожелаете.
Кэрол попыталась было встать с кровати.
– Нет-нет, лежите. Я все сейчас принесу. Мисс Роза всегда завтракала в кровати. Подождите. – С этими словами она ушла.
Кэрол пыталась разобраться в услышанном. Стало быть, мистер Чарльз Форд, тот самый незнакомец с грустными задумчивыми глазами и буйной шевелюрой, спас ей жизнь. Это его ранчо с прислугой и старинной мебелью. Она лежит в кровати «мисс Розы». Кто же та женщина, которая всегда завтракала в постели?
Откинув одеяла, Кэрол энергично сдвинулась к краю кровати. Затем встала. На ней была чья-то ночная рубашка. Розы? Мягкая, шелковистая и очень тонкой работы – вышивка, покрой. Она подошла к окну и раздвинула шторы. Комнату залило ярким солнечным светом. Она оказалась неподготовленной к поразительному виду, открывшемуся из окна. У нее перехватило дыхание.
Вся пустыня, до самого подножия высящейся вдали горы, была белой, а в раскинувшемся на нескольких акрах, обнесенном изгородью загоне, тоже покрытом еще не растаявшим снегом, резвились лошади. Совсем рядом находилась большая конюшня, выстроенная в мексиканском стиле, которой, похоже, была не одна сотня лет. За нею виднелись широкие аллеи и внутренние дворы, словно перенесенные сюда в первозданном виде прямо из Севильи или Гранады, с пострадавшими от ветров и непогоды статуями, фонтанами, водопадами и прудами, окруженными вечнозелеными кедрами, на ветвях которых лежал снег.
Отвернувшись от окна, Кэрол еще раз оглядела комнату и поразилась ее почти музейному убранству. Эта спальня будто появилась здесь из глубины веков. Многие из висевших на стенах картин явно были написаны художниками испанского королевского двора, такими, как Веласкес и Гойя. Здесь стояли красивые, искусно покрытые замысловатой резьбой комоды темного дерева и стулья, обитые камчатной тканью; диван с выцветшей красной обивкой и отделкой из витого золотистого шнура. Повсюду – на комодах, на столиках – были расставлены фотографии в изысканных серебряных рамках, которые не только ничуть не потускнели от времени, но, по всей видимости, любовно чистились каждый день. На низком столике стояли горшки с фрезиями, гиацинтами и нарциссами, нежным ароматом которых был напоен воздух в комнате.
