— У нас с тобой остались незаконченные дела на ферме, — тихо произнес Симон.
Больше он ни проронил ни слова. Вскоре они оставили позади шумную трассу и стали взбираться по проселочной дороге вверх, к лесистым холмам, продуваемым порывистым ветром. Снег уже стаял, оставшись лежать лишь на вершинах гор.
Симон въехал во двор и припарковал машину так уверенно, будто всю жизнь прожил в этом доме. Он открыл девушке дверцу.
Бетти выбралась наружу. Холодный ветер тут же налетел на нее, и она поежилась: тонкий плащ, как и туфли на шпильках, явно не подходили для горной прогулки. Каблуки то и дело цеплялись за что-то, и ей пришлось идти на цыпочках, как балерине. Бетти чуть не упала и вскрикнула.
— Дурацкие туфли, — прорычал Симон и, подняв ее на руки, понес к дому. — Какого черта ты вырядилась?
— Потому что, если вы помните, я собиралась на ланч к будущей свекрови… несостоявшейся свекрови, — уточнила Бетти.
В доме было прохладно, и она обхватила себя руками, стараясь согреться.
— Я разожгу плиту. — Симон вышел во двор.
Девушка наблюдала за всем с полным безразличием: ужасная сцена у Макгрегоров словно забрала у нее всю энергию. И вместо того чтобы диктовать свою волю… Нет, это слишком тяжело, легче покориться желаниям другого человека.
Симон вернулся с охапкой поленьев и стал разводить огонь: его сильные руки умело взялись за дело, и дрова скоро запылали. Веселые язычки пламени заиграли в окнах.
— Думаю, теперь мы не замерзнем.
— Вы не хотите разжечь камин в спальне? — равнодушно спросила Бетти.
— Вы желаете, чтобы я сделал это? — Он пристально посмотрел ей в глаза.
Что-то екнуло в груди, навевая приятные воспоминания, но Бетти была так опустошена, что не придала этому значения. Безразлично пожав плечами, девушка подошла к окну.
— С каких это пор для вас важно, что хочу я? — поинтересовалась Бетти.
Симон приблизился к ней. В стекле окна она видела, как он поднял руки, собираясь обнять ее, и неожиданно опустил. Бетти не знала, радоваться или огорчаться.
— Ты винишь меня в том, что расстроилась помолвка.
— Уж не собираетесь ли вы сказать, что не планировали заранее всего этого? Вы и мой братец? — невесело усмехнулась она.
— Это было сделано для твоего блага, девочка. — Симон даже не пытался отрицать что-либо.
— Моего блага?! — истерично вскричала девушка. — Неужели? Унижение, которое я испытала, услышав от его матери, что я… шлюха. Вы понимаете, что наделали?
Элизабет отвернулась, дрожа как осиновый лист, затем глубоко вздохнула.
— К вашему сведению, я и без вас решила разорвать помолвку.
Она увидела, как блеснули глаза мужчины, и отступила назад, осторожно следя за ним.
— Теперь вы понимаете, что ваше вмешательство было совсем необязательно. Я заехала как-то к нему в магазин. Там была крошка Дебби. Когда я увидела их вместе, то поняла, что она будет ему лучшей женой, чем я.
Она посмотрела ему в глаза и, к своему огорчению, увидела, что блеск исчез. Симон взял ее за плечи и грубо встряхнул.
— Ты маленькая дура! Ты совсем не думаешь о себе. Даже сейчас ты ставишь чьи-то интересы выше своих! Ты понимаешь это? А если бы ты не застала их вместе, ты бы вышла за него… жертвуя собой?
— Почему жертвуя собой? Вспомните, я хотела стать его женой.
— Да, я все помню, — отрывисто произнес он, — и то, что ты сказала его матери, как сожалеешь, что я не лишил тебя девственности.
Элизабет хотела возразить, но язык словно прилип к гортани.
Они стояли друг против друга: он — излучавший страсть и силу, и она — сдерживающая инстинкты, воздвигая все новые и новые барьеры, рушащиеся под напором желания.
— Это правда, Бет? — мягко допытывался Симон. — Ты действительно хочешь, чтобы мы стали любовниками?
Ей нужно сказать «нет». Ведь он не возьмет ее силой, он не такой человек. Она облизала пересохшие губы.
— Вы привезли меня сюда, чтобы заняться любовью… Это утешительный приз за разорванную помолвку? — едко спросила девушка.
Она зашла слишком далеко. Элизабет поняла это, заметив, как глаза Симона налились яростью. Пробормотав что-то по-испански, он схватил ее за руку.
— Я привез тебя сюда, чтобы ты могла успокоиться и прийти в себя после случившегося. Мне и в голову не приходило такое. Боже, за кого ты меня принимаешь? — с горечью воскликнул Симон, а потом, пристально глядя ей в глаза, прошептал: — Ладно, если уж ты так думаешь обо мне, пожалуй, я должен оправдать твои самые худшие опасения, а?
Спальня была такой же, какой они оставили ее: одеяло аккуратно сложено, постель заправлена, камин потушен.
— Не очень-то романтичное свидание, — хмуро прокомментировал Симон. — Ни уютной темноты, чтобы скрыть ложь, которую мы собираемся говорить друг другу, ни яркого пылающего огня, чтобы согреть тела занимающихся любовью без всякой любви. Но несмотря на это, я обещаю тебе, что подарю такое блаженство, которое ты никогда не забудешь. Если, конечно, ты меня не остановишь.
С одной стороны, Бетти не желала, чтобы Симон прикасался к ней сейчас, полный гнева и щемящего чувства вины, считая себя ее должником за все случившееся. Но, с другой стороны, она была крайне обижена и глубоко уязвлена. Ей необходимо утешиться, пусть даже ценой необратимого саморазрушения.
— Нет, я не собираюсь останавливать вас, — горько покачала она головой. — Вы — мой должник. Вы расстроили мою жизнь, мое будущее. Я была счастлива тем, что имела. Вам было наплевать на то, чем я дорожила, и вы одним взмахом руки лишили меня всего. Я осталась ни с чем. К тому же, заметьте, я — девственница в свои двадцать пять. Может, вы поймете, что натворили. Кому я нужна сейчас, когда все узнали правду? Скольких мужчин вы знаете, которые захотели бы женщину моего возраста, не имеющую сексуального опыта? Или, вы полагаете, мне надо лгать им, позволять думать иначе, пока еще не совсем поздно? — цинично спросила Элизабет.
Симон, нахмурившись, молчал.
— Мне не нравится перспектива на всю жизнь остаться одной. Честно говоря, я хочу выйти замуж, родить детей, но я не смогу этого сделать теперь. Каждый, кто знает о моей девственности, решит, что со мной не все в порядке. Огласка случилась по вашей вине и, мне кажется, будет справедливо, если именно вы дадите мне свободу. Разве не так? — тихо промолвила она и стала раздеваться.
Заметив, что Симон побледнел, девушка ощутила мимолетное злорадство.
Все-таки она проняла его, заставила прочувствовать всю низость его поступка.
— В чем дело? — осведомилась она, видя его замешательство и нерешительность. — Разве я прошу слишком многого? В машине вы сказали, что хотите меня. Так возьмите!
