И что-то со мной нынче все идет от плохого к ужасному.
— Артур! — вновь срываюсь на крик. — Пожалуйста-пожалуйста, выпусти меня, пожалуйста-а-а! — хоть и прекрасно понимаю, что на крик этот псих не реагирует, но ничего не могу с собой поделать.
Конечно же, он молчит. Злится. Мне страшно как никогда в жизни. Мы уже едем по каким-то кочкам, раз я прикусываю язык при очередном толчке.
Филипп, умоляю, спаси меня! Лиза, возьми трубку! Нагибаюсь, стукаюсь затылком до звезд перед глазами, но телефон уже вообще не вижу.
У меня только одна надежда, что я включила функцию записи. Но я не уверена, я ни в чем не уверена.
Скорее всего, для Лизы это будет лишь пропущенный звонок от предавшей ее подруги. Она ответит? Вряд ли. Я бы не ответила.
Как только Артур откроет дверь, оттолкну его и сбегу. Куда угодно, в лес, в болото, только подальше от этого придурка.
Я пытаюсь стереть слезы, дергаю рукой — и ничего. Рука не шевелится. Я не шевелюсь. Тупо падаю набок, ударяясь подбородком и прикусывая язык. И даже боли особо не чувствую. Мир вертится вокруг меня, а я ничего не чувствую, даже паника притупилась. Все, это удар, что ли? Я умираю?
— Хороша ли водичка? — спрашивает Артур.
Козел! Придурок и козел! Он подсыпал какую-то дрянь в минералку! А я выпила все до капли, еще подумала, чего это она горчит.
Даже мысли стали тяжелыми и вязкими.
Машина останавливается, он выходит и выволакивает беспомощную меня в кромешную тьму. Руки и ноги болтаются, как у куклы. Не видно ничего, только контур темного дома на фоне еще более темного неба.
Все, я пропала…
ГЛАВА 23.
Фил
Твою мать!
Ведь только что было так темно и хорошо! А теперь невыносимо острые лучи солнца залезли мне под веки и походу поселились там навсегда. А ведь вроде бы должно было быть утро. Тихое утро. Обещали дождь.
И с чего бы мне так хреново? В моей голове отчаянно бьются колокола. Мое сердце дико колотится. Мой рот суше, чем пустыня.
Я перекатываюсь набок по широкой кровати — красной, в форме сердца, и пустая бутылка из-под коньяка насмешливо целится в меня узким горлышком.
Я вспоминаю вчерашний мерзейший день до последних деталей.
О да, я потерял одну мою девочку и насмерть обидел другую.
— Бля, — хватаюсь я за голову и пытаюсь сесть.
Удается не сразу. Ноги куда-то идут собственной жизнью. Номер в отеле злобно крутится, пол то поднимается, то опускается, и я не в силах удержать эту карусель. Ловлю себя на том, что зажмуриваюсь, мои руки вцепляются в волосы, а большие пальцы до боли впиваются в виски.
Комната кружиться не перестает, голова болеть тоже. Зато перед глазами наконец темнеет, лишь вспышки прошлой ночи высветляют мрак у меня перед глазами. Я открываю веки, чертыхаюсь, поднимаю пустую бутылку и отбрасываю ее от себя.
Как я вообще здесь очутился? Почему я не дома?
Ах да.
Малодушно свинтив от разборок с дочерью, я ввалился в первую попавшуюся гостиницу. И мне достался номер для новобрачных! Потому что в гостинице других мест не было, а мне было насрать, сколько он стоит. Не иначе как насмешка судьбы. Этот бы номер, да нам с Кирой…
Может, вернуться домой? Нет сил смотреть на это ненужное великолепие. Но… Я знаю свою дочь. Лучше всего дать Лизе время побыть одной и все обдумать. Все же не так ужасно, как она кричала мне вслед? Что больше видеть никогда не хочет. Это все эмоции. Лиза — добрая девочка, она простит своего старика.
Черт, эта комната слишком тиха, прекрасна и благостна. Она — как праздник, который у меня забрали. Огромный розовый цветок на стене смотрит с укором.
Хорошо! Праздник, который я сам у себя забрал.
Ко мне вновь слетаются все мои кошмары.
Шок и боль в глазах Лизы, дикое сожаление, что я не послушал Киру, да еще и обидел ее. Отвечал первое, что придет в голову, насчет собственных правил и доминирования.
Ну вот и докомандровался, альфа-самец недоделанный. А потом вместо того, чтобы пытаться что-то исправить, напился до ступора. Думал приглушить собственные мысли, но стало только хуже.
Боль в глазах Киры. Зачем я позволил ей выйти из дома?! Как будто она ничего для меня не значила. Почему не удержал, почему не побежал вслед?
— Блядь!
Борясь с желчью, поднимающейся по горлу, я вспоминал наш обмен словами. Разве можно назвать это разговором? Мы кололи друг друга словами, как два дикообраза, что слишком сблизились и теперь причиняют друг другу невыносимую боль собственными иглами.
Нужно идти. Нужно что-то решить и с Кирой, и с Лизой. Я не могу потерять ни одну из своих девочек. Ни дочь, ни любимую.
Ну вот, я признался.
Я готов был признаться и Кире, но тут появилась Лиза. Бля, что же все так не вовремя происходит?
Свет за окном сменился печальной хмарой. И это наконец заставляет меня встать, принят душ, переодеться, чтобы направиться в тренажерный зал при отеле. Мне нужен выход для своей сдерживаемой вины, иначе я сойду с ума. Мне нужно причесать безумные мысли. Лучший способ — пробежка по лесу, но пока до него добежишь…
Для начала я беру свой телефон, просматриваю его. И вижу, что Лиза не ответила ни на один из моих звонков. Ни на одно эсэмэс. Печально, но предсказуемо. А сам я даже не пытался позвонить Кире. Сначала не мог, потому что не знал, что сказать, потом не мог, потому что вырубился. Ну только вдрызг разругался еще и с двумя бутылками коньяка. Кстати, где же вторая? Достаю ее из-под кресла.
— Я сукин сын. Трус, — докладываю бутылке.
Ей в общем-то пофиг.
Наверное, Кира меня ненавидит. Что ей и следует делать. Она была права. Мы должны были сказать Лизе. Я должен был сказать. Но я эгоистичный ублюдок, честность и прямота Киры, что так притягивала меня, теперь неожиданно напугала. Это же надо был признаться, что все серьезно. Что Кира для меня значит.
Были и еще причины. То, как я велся на каждое действие Киры, то, чем Кира стала для меня.
Причины, которые больше не имеют значения, потому что наш секрет теперь не в этом.
Беру сотовый и иду в спортзал. Как хорошо, что тут почти никого.
Я встаю на беговую дорожку и бегу сразу по крутому склону, набираясь храбрости, чтобы позвонить Кире. Мысленно проговариваю весь наш разговор. Надо было готовым ко всему. Я буду умолять ее простить меня. И ясно представлял все ее ответы.
Бегаю полчаса, пока не начинают отчаянно болеть мышцы, и на лбу не выступает пот. Рубашка взмокла, грудь судорожно вздымалась, а я, оказавшись в ловушке созданного мною ада, все еще не чувствовал облегчения. Я перехожу к штанге, доводя себя до грани. Моя вина подобна миллиону зазубренных ножей, режущих мне внутренности. книгоед.нет
Почти падаю в бассейн, завершая свой марафон. Но вода тут же преподносит мне сюрприз, напоминая о Кире.
Жарюсь в сауне, выгоняя остатки алкоголя. Голова вновь начинает раскалываться.
Когда я наконец беру свой телефон и набираю ее номер, я долго смотрю на него, а затем стираю цифры.
Уже глубокая ночь, Кира, наверное, мирно дремлет в собственной постельке. Она похожа на ангела, когда спит.
Надо и мне идти домой, но я звоню Никите и говорю ему, чтобы он встретил меня в клубе. Когда я захожу туда, то вздрагиваю от неоновых огней танцпола, от резких движений полуголых танцовщиц. Они усиливают мою головную боль. Клара, администратор, привлекает мое внимание, и я машу рукой, давая знак принести выпивку.
Что это ты задумал, Фил? Ясно. Планируешь обращаться с собой как с последним дерьмом и пить до онемения, пока снова не потеряешь способность чувствовать? Славное решение. Это очень по-мужски, очень.
Никита приходит одновременно с моей выпивкой, и я делаю большой глоток минералки, а затем салютую фужером, отпиваю вино и оставляю его.
— Господи, это не может быть так плохо, как выглядит, — говорит Никита, садясь в кресло рядом со мной.
—Может, — рычу я, — И не кричи, Никита. Чего ты кричишь, а? — и допиваю остатки вина.
