недавний гнев, я все понимаю. Но…
Но? Не нравится мне это «но». Попахивает неприятностями, и это меня крайне нервирует, поскольку еще не знаю, о каких неприятностях пойдет речь.
Я нервно вытаскиваю из пачки еще одну сигарету. Чем больше он говорит, тем меньше понимаю, что ждет меня в будущем.
В течение нескольких секунд не происходит ничего. Потом он наклоняется ко мне. Я отпрянул от него, лишь бы меня он не задел.
Что он делает? Определенно, он такой же чокнутый, как и его дочь. Он что, задницу решил тут почесать передо мной? По его выражению лица и жестам я понял, что он ищет что-то в заднем кармане. Наконец, нашел. Я даже дымом сигаретным подавился и закашлялся как придурок, когда увидел ЭТО. Тот самый кусочек бумаги, который немногим ранее я видел между грудями Елены. Давление взлетело со скоростью космической ракеты, и я весь покраснел. Ну какая же сучка!
– Но вот с этим я согласиться никак не могу, – сухо добавляет отец.
Тяжелая пауза. Я смотрю ему прямо в глаза и не двигаюсь. Время, кажется, остановилось еще несколько секунд назад, до того, как он развернул эту бумажку. Мои эротические каракули предстали перед нами во всей красе. Страшно…
– Елена показала это матери. Я поднимался к тебе наверх именно для того, чтобы поговорить об этом. Думаю, мне не нужно тебе рисовать картинки, чтобы ты представил себе, как моя жена была шокирована, увидев это.
Ну почему же. Я прекрасно себе это представляю и мне очень жаль, что не смог увидеть этого своими глазами.
Я вздыхаю и зажимаю нос, пытаясь скрыть вырывающийся против моей воли смешок.
– Ты достаточно одаренный художник, но, знаешь, мне бы очень хотелось, чтобы ты… как бы это сказать… не рисовал больше мою дочь. Надеюсь, ты понимаешь меня?
Я приподнимаю одну бровь и киваю.
Хорошо же она потрудилась, однако, придумать историю на кухне и все остальное…
Сжимаю кулаки и глубоко затягиваюсь, докуривая одной затяжкой сигарету до конца.
– Сейчас эта маленькая… картинка, которая, без сомнений, может возникнуть в голове любого семнадцатилетнего парня, при виде моей наглой дочери, превратится в пепел, и я забуду про это. Но если такое повторится, Тиган, нам придется попрощаться. Я ясно выразился или потребуется еще один долгий разговор?
Ясно, блин, прозрачно как дым от электронной сигареты, епта.
Я даже не смотрю на него. Солис что, дала ему парочку своих уроков по бесконечному бла-бла, или что?
Если я его правильно понял, он не хочет, чтобы я больше рисовал его дочь. Окей. Но размазать ее по стене, если она снова зайдет слишком далеко, я могу.
Он взял из моих рук зажигалку, открыл ее и поджег злочастный кусочек бумаги.
Черт, мне так нравился этот рисунок!
Огонь быстро пожирает бумагу. Когда пламя подбирается слишком близко к моим пальцам, так, что стало горячо держать, я отбрасываю ее подальше, и мы наблюдаем, как она догорает вдалеке.
Пахнет жженой бумагой. Когда язычки пламени полностью потухают, отец отдает мне зажигалку, достает сигарету и продолжает:
– Ну вот, дело сделано. Хочу, чтобы ты знал, после нашего разговора, ну, скорее, правда, это было похоже на монолог, но не важно, я не держу на тебя зла. Со всеми, бывает, случаются всякие… глупости. Надеюсь, эти мысли исчезнут у тебя из головы вместе с этой бумажкой, – сказал он, поднимаясь.
Я уже думаю, будто чтение морали окончено, но он продолжает:
– Я читал твое досье и знаю, через что тебе пришлось пройти. И я могу себе представить, плюс – минус, что тебе нужно. Но вот что странно, с Еленой все куда сложнее: я и понятия не имею, чего ей не хватает. Как могу, пытаюсь держать все под контролем, но… Я несу ответственность за то, что она сделала с твоей футболкой. Это совершенно непростительно, и она за это извинится, даю тебе слово. Но тебе нужно быть терпеливее, и я бы очень хотел, чтобы ты… не принимал все так близко к сердцу, что ли.
Я застываю, сидя на скамейке. Вот сволочь, Солис, продажная тварь! Я же говорил ей уже, сто раз, что идиотское досье нужно сжечь.
Это моя жизнь, и смотреть на него могу только я, что тут не понятного, блин? И что значит «не принимай все так близко к сердцу»? Типа пошел я?
Грубо говоря, он просит меня не обращать на нее внимания? Я и так это делаю, но ведь любому терпению есть предел, а она с самого первого дня трясет передо мной своей задницей, нарушая все мои личные границы.
– Я, кажется, уже говорил, но за все это время, ты общался здесь с Еленой больше, чем я за последние полгода, – сказал он после небольшой паузы.
Правда, что ли? В таком случае она должна вообще не обращать на него никакого внимания. Вот счастливчик!
Было уже два часа ночи, я замерз и, надо признать, был очень рад оказаться наконец-то в теплой машине.
После подобного разбора полетов они должны были как минимум попросить меня уйти, или даже вызвать копов, но я, хоть убей, никак не могу понять их реакцию.
Телефонный звонок прерывает мои мысли.
– Это Энджи, – говорит отец.
Он нажимает на руле кнопку громкой связи и раздался голос матери.
– Дэн? Где вы? – шепотом спрашивает она.
– Едем, дорогая.
– Тиган с тобой? – взволновано уточняет она.
Он взглянул на меня, будто хотел удостовериться, что я действительно сижу в машине. Я нахмурился.
– Да, он здесь.
– Слава богу, – вздыхает она. – Будь внимателен на дороге.
– Обещаю. До скорого, – отвечает он, улыбнувшись мне.
Снова воцарилась тишина. Отец вздохнул, и я увидел, как его пальцы с силой сжали руль.
– Энджи с трудом поправляется после тяжелой химиотерапии. Надеюсь, она не испугала тебя тогда, – говорит он.
Меня очень удивляет эта новость, но отрицательно качаю головой. И хоть я отворачиваюсь в сторону, он все равно замечает это. Тема закрыта, чему я несказанно рад.
Когда мы подъехали к дому и припарковались, я первый выскочил из машины. Судя по тому, как начинала подергиваться моя голова, мне срочно нужно было спокойно побыть одному, чтобы поскорее забыть весь этот дерьмовый вечер.
Но не успеваю я сделать и трех шагов, как отец чуть ли не прижимает меня к машине. Блин, да что ему от меня надо?
– Я надеюсь, что достаточно ясно выразился: Елену ты не трогаешь ни под каким предлогом. Никогда.
