— Ты в порядке? — спрашивает негромко, в голосе и взгляде проскальзывает искреннее беспокойство за меня.
Я пытаюсь улыбнуться, чтобы скрыть свою боль, но не получается.
— Да, всё в порядке, — отвечаю я, стараясь чтобы мой голос звучал убедительно.
Игорь, кажется, ни капли не верит мне.
— Прими мои соболезнования. Мне действительно очень жаль. Ты вся дрожишь, Агата. И бледная до ужаса. Ты на такси едешь?
Я покачала головой.
— Нет, на машине своей поеду.
— Я отвезу, в таком состоянии тебе нельзя садится за руль, — предлагает он внезапно.
— Спасибо, но не стоит. К тому же, Тимур ждет тебя. Я справлюсь с этим, Игорь.
— Тимур с няней сейчас?
Киваю.
— За несколько часов ничего не произойдет. Я отвезу. Мне так спокойней будет.
Игорь настаивает, и в конце концов я не нахожу в себе сил спорить. Игорь молча направился к его машине, а я, потерявшая всякую способность к сопротивлению, последовала за ним.
По дороге к дому родителей мы молчим. Игорь время от времени бросает на меня взгляды, полные беспокойства, но не нарушает тишину. Понимает, что мне сейчас нужно побыть наедине с собой и своими мыслями.
Я смотрю в окно, погруженная в свои мысли и воспоминания, пытаясь смириться с реальностью потери.
В какой-то момент он всё же решается нарушить молчание.
— Агата, если тебе нужно поговорить… я здесь. Я знаю, что слова мало чем помогут, но я хочу, чтобы ты знала, что ты не одна, — его голос звучит мягко и утешительно.
Я перевожу на него взгляд, киваю, благодаря за его поддержку, но слова застревают в горле и я ничего не могу произнести вслух. Всё еще не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, я отворачиваюсь обратно к окну.
Все мои мысли сейчас о маме. Вспоминаю ее улыбку, ее советы, ее тепло. Слезы снова наворачиваются на глаза, но я даже не пытаюсь стереть их.
По пути мы проехали мимо парка, где я часто гуляла с мамой. Эти воспоминания только усилили мою боль. Я чувствовала, как грудь сжимается от горечи потери.
Когда мы подъезжаем к воротам родительского дома, Игорь помогает мне выйти из машины. Дает мне рюкзак с вещами, который я в спешке собрала.
— Если тебе что-то понадобится, позвони мне, — произносит он, пряча руки в карманах брюк. Взгляд его направлен на окна дома.
— Я на холодильнике записку оставила, расписала там все по питанию Тимура. Что можно, а что категорически нельзя. Если возникнут какие-то проблемы сразу же пиши мне. Если Тимур…
— Агата, остановись, — Игорь нежно прикладывает кончики пальцев к моим губам, заставляя меня замолчать. — Все будет хорошо. Не волнуйся. Мы с Тимуром нашли общий язык, так что проведем время хорошо. Позаботься лучше о себе.
— Хорошо, — горло сдавливает спазмом. Я чувствую себя настолько беспомощно, что не понимаю куда идти и что делать.
Стою на подъездной дорожке, наблюдаю за тем как Серебрянский сдает назад и уезжает.
Войти в дом долго не решаюсь. Сижу на скамейке, с силой сжимаю рюкзак. До тех пор, пока к дому не подъезжает старенькая машина Дениса и Марины.
— Агата? Почему здесь сидишь? — спрашивает Денис. — Маринка в доме.
— Я только приехала, — всхлипываю.
— Пойдем, — кивает на калитку и я следую за ним.
Глава 28
Игорь
Смерть — одновременно пугающая и неизбежная. Я бы соврал, сказав, что готов распрощаться с жизнью в любой момент. Нет.
Даже сегодня, когда завозил Агату, по коже бежал морозец. В висках пульсировало осознание абсолютной невозвратности человеческой жизни.
Все что-угодно можно исправить, а это — уже никак.
Когда я сидел в тюрьме, пережил покушение, которое могло закончиться так же плачевно. Но мне повезло. Со мной остались последствия — плохо работающая почка, но жизнь я сохранил.
И теперь хочу жить ее на максимум, пока могу.
Я был бы не против провести с Агатой весь день. Поддержать. Стать плечом, на котором можно и поплакать, и опереться, но она стала слишком самостоятельной за эти пять лет.
Я уверен, справится сама, а мне доверяет самое ценное — нашего сына.
Когда я заезжаю за ним — Тимур уже собран. В руках — жираф. За спиной рюкзак. На голове — кепка. Идеальная экипировка для прощальной вечеринки с окапи.
На ней кроме нас должна была присутствовать еще и Агата, но не сложилось.
Элеонора, его няня, совсем не против присоединиться, плетет там что-то про «Агата просила проконтролировать, чтобы она не волновалась», но я не верю. И отмахиваюсь.
Забираю сына, сложенную в контейнеры позволенную ему еду, мы заезжаем в супермаркет, где набиваем корзину под завязку мясом, овощами, всякими туристическими штуками и выдвигаемся в сторону ангаров.
Насколько я понял, о смерти бабушки Агата сыну не сказала, но он все равно выглядит подавленным, затаившимся. Я пытаюсь его разговорить, но и самого чутка пришибло. Поэтому атмосфера скорее молчаливая, чем полная предвкушения.
— А что у мамы случилось? — Тим спрашивает сам, когда мы уже подъезжаем к высоким воротам.
Бросаю на сына быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Он хмурится. Смотрит сначала в окно, потом на меня.
Я улыбаюсь, он в ответ тоже, правда немного вяло.
— Она не заболела? — смело выдает свой главный, скорее всего, страх. А я чувствую облегчение. В этом могу его успокоить.
— Нет, не заболела. Срочные дела возникли. Она тебе сама потом расскажет. Но с мамой все хорошо.
Тимур принимает мой ответ. Кивает и улыбается.
Мне кажется, после этого его тревога спадает. Я помогаю Тиму выбраться, начинаю потихоньку разгружать багажник и параллельно отвечать на расспросы сына.
— А мы будем ночевать тут? — он недоверчиво оглядывает довольно дикий участок огромных размеров.
— Да. Палатку поставим, — молчу о том, что в последний раз делал это еще до нашей с его матерью свадьбы. Когда денег было мало, а романтики хотелось. Мы не одну ночь провели в одном на двоих спальнике. Это потом были пятизвездочные отели и личные джеты.
— Я никогда в палатке не спал, — Тимур смотрит на брезентовый чехол округлившимися глазами, а я улыбаюсь. Захлопываю багажник, оставив там половину покупок. Подхожу к малому и забрасываю его себе на плечи.
Вдвоем по росту мы вполне можем сойти за жирафа, кстати.
— А еще мы будем делать барбекю, запечем в фольге на костре картошку (я уточнил у твоей мамы можно ли такое) и завтра может даже на рыбалку сходим… — Обещаю вроде как ему, а у самого внутри все покалывает от предвкушения. А может это от осознания, что держу на плечах весь мир. Сына своего. Наследника.
— Рыбалка… Вот это да-а-а-а…
Я уверен, рыбалки в жизни Тимура еще не было. И я очень рад, что первое воспоминание о таком важном для мужчины занятии он разделит со мной.
Но первым делом мы, конечно же, идем здороваться с окапи.
Окапи — это святое.
Наверное, запомнил, что в маленькой ручке лежит вкусное лакомство.
Мы кормим зеброжирафа. За эмоции, которые отражаются на лице сына, я готов еще раз отсидеть, честно, но верю, что Вадим все организует и парень вернется в среду обитания.
— Ты ему имя не дал, кстати, — обращаюсь к Тиму, когда сын гладит животное по носу, а окапи в это время пылесосит с моей ладони морковные крошки.
Тимур выглядит таким завороженным, что я даже не уверен, слышит ли меня. Но, оказывается, слышит.
Не отрывает от животного глаз, несколько секунд беззвучно шевелит губами, а потом отвечает уже мне. Довольно громко.
— Это не я его должен назвать, Игорь. У него же есть папа и мама. Детей называют папы с мамами. Если папы есть, конечно…
Возникшая пауза заполняется новым детским шепотом — это Тим разговаривает с окапи. А у меня в груди ворочается ревность.
Знаю, что лучше бы сдержаться от развития темы, но не могу.
— А у вас с твоей мамой папы нет, я правильно понимаю?
