— Это отвратительно, если ты задумываешься об этом, ― говорит он, пока кружит языком по щербету и улыбается мне. Он много улыбается. Мне это нравится. Я могла бы получить от него еще больше улыбок. Пока он не улетит обратно в Вегас в конце следующей недели. Не позволяй ему и дальше очаровывать тебя, пытаясь залезть к тебе в трусики, помни об этом.
Верно.
Лас-Вегас.
― Если ты настоящий, и ты, на самом деле, помогаешь мне, потому что у тебя ― как ты это назвал? Комплекс рыцаря в сияющих доспехах? Если это так, тогда… спасибо. ― Заставляю себя сесть прямо и сделать глубокий вдох. ― Серьезно, я бы не справилась без тебя.
― Нет проблем, Всезнайка. Не стоит благодарности. Запомни, ты ничем никому не обязана, хорошо?
― Конечно.
Облизываю свое мороженое и слушаю джаз, бурлящий вокруг меня. Хочу остаться здесь навечно. Последнее, что мне сейчас хочется, это вечером отправиться в «Топ Хэт», танцевать стриптиз. В долгосрочной перспективе это убьет меня. Но я не позволю этому случиться. Буду сильной, потому что должна.
— Значит, ты будешь здесь еще какое-то время? Я просто интересуюсь, могу ли рассчитывать на тебя, пока ищу, кто бы мог присмотреть за девочками.
― Конечно же. Можешь рассчитывать на меня еще восемь дней, Брук Оверлэнд.
Восемь дней.
Не думаю, что этого достаточно, чтобы потерять свое сердце.
Но по правде, и шести дней до хрена.
Глава 17
Зэйден Рот
Ну, все, детка, ты попала.
Чувствую облегчение, зная, что Брук теперь известно, что, на самом деле, я никакой не нянька. Но с другой стороны, шансы на то, что теперь она расслабится и снова ляжет со мной в постель, значительно уменьшаются. Ну что ж. Я вытаскиваю какую-то жевательную резинку из короткой шерсти на шее этой ужасной серо-белой шавки и бросаю взгляд на Кинзи, восседающей верхом на пушистой розовой крышке унитаза.
― Засранка, у тебя крупные неприятности.
― Ты отправишься в А-место за то, что лижешь интимные места других взрослых в душе. Бог этого не одобряет. Шиела сказала мне об этом.
― Хм, что? Что за странности ты говоришь. ― Я встаю и комкаю жвачку между пальцев. Блядь, этого мне только не хватало. ― Где ты о таком слышала?
― Я видела, как мама и папа делали это в душе, пока думали, что я сплю. Ну, я взломала замок…
Стараюсь не беспокоиться об этом, но дерьмо. Я напуган до чертиков.
― Хорошо, прекрати взламывать замок в ванной, пока взрослые сами не попросят тебя достать оттуда близнецов. Кинзи, люди заслуживают уединения в ванной. ― Она с силой бьет по стене, а я хватаю свой телефон, крепко сжимая его той рукой, которая не испачкана жвачкой, и держу его, словно оружие. ― Я перезапущу таймер наказания. Каждый раз, когда ты будешь пинаться, плеваться или кричать, я буду перезапускать таймер. Сладенькая, сколько минут ты хочешь провести здесь? Хочешь побить мировой рекорд?
Кинзи отворачивается от меня, а я иду на кухню, чтобы отчистить остатки жвачки с ладони. Блин, она прямо-таки въелась в кожу. Приходится ее отдирать. Я заметил — все, что выплевывают дети, намертво приклеивается ко всему, на что попадает. Даже малышка обладает такой способностью. Как, блядь, такое возможно ― выше моего понимания.
Хватаю кухонное полотенце и возвращаюсь обратно на кухню, оставляя четырех детей, сидящими перед телевизором. Глаза приклеены к мерцающему экрану, который словно посыпан пыльцой феи. Усадить их всех перед ним и позволить проклятому телику побыть нянькой за меня, определенно, легче. Но чувствую, что это как-то неправильно. Возможно, я должен, ну не знаю, попытаться развлечь их что ли?
― Окей, Гугл, ― говорю я, поднося телефон к губам. ― Как испечь печенье?
― Печенье! ― радуется Белла, отворачивая голову от телевизора.
Она слазит самостоятельно с дивана и бежит, чтобы встать передо мной. Ее длинные темные волосы и бледно-карие глаза делают ее похожей на Брук. Только это мини-версия. Глядя на нее, я немного задумываюсь о том, каково это ― иметь детей с кем-то, сотворить свою собственную уменьшенную копию. Или, возможно, я фантазирую именно о том, чтобы наделать мини-копии Брук. О, да. Я не забыл ощущение ее тела подо мной, как она извивалась и постанывала, все тихие звуки, издаваемые ею, неистовые вздохи, словно взмахи птичьих крыльев.
Хм-м.
Думаю, мне не все равно, переспит она со мной снова или нет. Потому что я, действительно, хочу трахнуть ее. Мне просто необходимо, чтобы это произошло.
― Я скоро ухожу, ― говорит Брук, появляясь на верхней ступеньке лестницы в длинном черном тренчкоте (Примеч. пер.: тренчкот, также тренч — модель дождевого плаща с неизменными атрибутами: двубортный, с погонами и отложным воротником, манжетами, кокеткой, поясом и разрезом сзади), как в старых вестернах. Я улыбаюсь на полное отсутствие стиля, а затем начинаю по-настоящему интересоваться, что там под ним. ― Тебе нужно что-нибудь до того, как я уйду? ― спрашивает она, ее глаза бледные, как лесной орех. Господи, достаточно уже о еде. Я улыбаюсь. Думаю, что скучаю по большим толстым черным хипстерским очкам.
― Мы готовим печенье! ― весело говорит Белла, подталкивая сладкую парочку ― близнецов ― ко мне. Майк и Айк прыгают, кричат и виснут на моей ноге.
У Брук поднимается бровь. Боже, мне так сильно хочется проколоть ее. Я ухмыляюсь и стараюсь не зацикливаться на игре слов (Примеч. пер.: имеется в виду игра слов: трахнуть ее и проколоть бровь).
― Ты хоть знаешь, как печь?
Я поднимаю телефон и трясу им перед ней.
― Как я уже говорил, у меня есть Гугл. Насколько сложным это может быть?
― Ла-а-адно, ― говорит она, десять раз переспрашивая меня, действительно ли я собираюсь сделать это. Мне нужно доказать этой девчонке, что она неправа. ― Лучше я продолжу собираться.
― Один момент, ― останавливаю ее я, сбрасывая близнецов с ноги и отправляя их на диван. Я не различаю, который из моих племянников ― Майк, а который ― Айк. ― Идите-ка посмотрите телевизор еще минуток пять, пока я тут все подготовлю.
Дети снуют, как муравьи, пока я показываю Брук следовать за мной на улицу и отодвигаю ногой прочь с дороги кучку чихуахуа, выходя на крыльцо.
― Что такое? ― спрашивает Брук, пока я двигаюсь в правую сторону крыльца подальше из поля зрения детей. Прежде чем Брук понимает, что к чему, я хватаю ее за отвороты тренчкота и мягко толкаю к стене, выбивая удивленный вздох из этих красивых губ. Ее макияж идеален, но, думаю, что он хорош больше для меня, чем для этих мудаков в клубе.
Я прижимаюсь к ней и жестко целую, просовывая язык в ее рот до самого конца, вызывая еще один вздох. Из-за ее участившегося дыхания я не могу сконцентрироваться, опуская руки и расстегивая несколько верхних пуговиц ее тренча. Проскальзываю пальцами внутрь и обнаруживаю кружевное боди и тонкую талию, а также теплую и желанную мягкость, которая льнет ко мне с небольшим порывом.
М-м-м, да.
Крошка все еще хочет меня. Когда она прижимается ко мне вот так, чувствую, словно могу сделать что угодно, чтобы получить ее. Хотя еще одна ночь точно меня убьет.
Брук стонет напротив моих губ, опуская руки к поясу моих джинсов и обнимая меня за талию, ногтями впиваясь в кожу, дергая меня ближе к себе.
― Пока-пока, Всезнайка, ― шепчу я, отодвигаясь от нее на пару сантиметров. ― Если захочешь, то я могу подождать твоего возвращения голым.
Она не отвечает мне, пока не начинает идти дождь, барабаня по листьям деревьев и траве, а кроны деревьев поют для нас. Если бы в доме не было кучи детей, я бы поднял ее и трахнул прямо на этом самом месте. Прямо напротив зеленого сайдинга этого дерьмового дома. Я бы настрогал миллион маленьких копий Брук вместе с ней, если бы она только захотела.
Вот же ж. Откуда, черт побери, взялась эта мысль?
