Я спускаюсь на кухню, где все уже сидят за столом и едят завтрак.
– Доброе утро, милая, – нараспев произносит мама, подходя ко мне и целуя меня в лоб. – Я рада видеть тебя за пределами твоей комнаты.
Я закатываю глаза, а Кайл подавляет усмешку.
– Боже, она не инвалид, – говорит он. Мама улыбается и идёт ставить чайник.
– Тосты? – спрашивает она, и я киваю.
– Знаешь, – произносит мой отчим Мик, опуская на стол газету, которую читал, – тебе нужно избавиться от этого страха. Прошёл месяц. Ты симпатичная девушка, а вокруг много парней, – он толкает локтем Кайла. – Скажи ей, сын, у тебя должно быть много друзей, которые могли бы куда–нибудь сводить её и развеселить.
– Никто из них не местный, – отвечает он, откусывая от тоста.
– О нет, ей не нужны друзья–хулиганы Кайла, – шутливо говорит мама, хлопая его по руке. – В Лондоне одни животные.
– Хулиганы? – смеётся он. – Хотелось бы.
– Может, Кайлу следует сводить её куда–нибудь и развлечь, – произносит мама.
– О нет, – начинаю паниковать я, качая головой. Я опираюсь одной рукой на столешницу, а другой закрываю лицо. – Я действительно не могу никуда выходить. Посмотрите на меня, – я жестом указываю на себя. Старые пижамные штаны, которые я не снимаю уже неделю, похожие на птичье гнездо волосы и старая ночнушка, завершающая мой внешний вид. – Я действительно не хочу кого–либо видеть или куда–то идти.
Ещё я не уверена, что мне нужно свидание с Кайлом; он наблюдает за моей паникой с весельем.
– Глупый вздор, – поёт мама, поднося мне тост. – Ты тонкая, как пёрышко, из–за того, что целыми днями сидишь в этой комнате. Давай сходим в салон, сделаем маникюр и автозагар. К семи ты будешь абсолютно новой и готовой оказаться на обложках журнала, сегодня же суббота, в конце концов.
Кайл улыбается мне.
– Давай же, Соф, как в старые добрые времена, – произносит он. – Я свожу тебя куда–нибудь, мы повеселимся, и ты забудешь об этом засранце.
Я фыркаю, улыбаясь ему. Он пытается помочь, пусть и под давлением со стороны моей мамы, и возможно, пришло время нарядиться и пойти погулять. В этот раз она не собирается сдаваться, и мне стоит быть помягче. В конце концов, Кайл стал первым человеком за несколько недель, которому удалось вызвать у меня улыбку.
Проблема в том, что я не хочу встретиться со своим бывшим, Саймоном, и не хочу, чтобы кто–то видел меня или сочувствовал мне из–за моей жалкой жизни. Я работаю учителем в местной начальной школе, и многие родители знали, что я собираюсь выходить замуж и вернуться в следующем учебном году в качестве миссис Фармер. Я просто боялась рассказывать всем, что этого не произошло.
– Софи, ради Бога, если не хочешь начинать одеваться, питаться и жить нормальной жизнью, я позвоню твоему отцу, чтобы он вмешался.
Мы все смеёмся после её слов, даже Мик, который снова погрузился в чтение своей газеты.
– Ты пересмотрела слишком много шоу Джереми Кайла, Мэггс, – сквозь смех произносит Кайл, – но, серьёзно, Соф, тебе нужно развеяться, и я могу организовать вечер сам.
Я вздыхаю, и они все смотрят на меня выжидающе.
– Не нужно вести меня куда–то из–за того, что мама заставляет тебя это делать, – говорю я, хмуря брови.
– Поверь мне, я делаю это для блага нас обоих, чтобы выбраться из этого дома, – он вздыхает, для эффекта переводя взгляд от одного родителя к другому.
– Софи, я уже в отчаянии, – говорит мама, качая головой. Поднимаясь с места, она проходит мимо меня к холодильнику, бормоча что–то.
Он ловит мой взгляд и снова улыбается.
– Ну?
– Ладно, – закатываю я глаза.
– Значит, маникюр и загар? – с энтузиазмом спрашивает мама, резко разворачиваясь, взволнованная перспективой того, что я куда–то пойду.
– Маникюр, никакого загара, и может быть, брови, – быстро говорю я в ответ на её вопрос.
– Идёт, – усмехается она. – Ты слышал это, Мик? Моя малышка собирается принарядиться. Спасибо, Кайл, – она поворачивается к нему с сияющим выражением лица.
Позже моя мама отвела меня в салон в тот же день. Мне сделали коррекцию бровей, и мы обе сделали себе маникюр. Она попыталась убедить меня помыть волосы и сделать укладку.
– Ты себя запускаешь, Софи, – вздыхает она, когда мы уже покинули салон и наслаждаемся кофе в кафе неподалёку. Я не снимаю свои солнечные очки, молясь, чтобы никто не увидел меня и не стал задавать вопросы о Саймоне. Я была унижена и не в настроении что–то объяснять.
– Мам, я сейчас не могу на чём–то сосредоточиться. Я опустошена.
– У тебя кризис, – говорит мне она с сочувствующей улыбкой. – После того, как мы с твоим папой расстались, у меня его не было. У меня была работа, и мне нужно было заботиться о тебе. Тебе нужно на чём–то сосредоточиться.
– Что же, напомни мне, что у меня нет ничего, ради чего стоило бы жить, почему бы и нет! Никаких детей, никакой работы, на которой можно было бы сосредоточиться, потому что школа закрыта на лето. Отлично.
– Нет, – она сердито качает головой. – Пожалуйста, Софи, ни один мужчина не стоит этого, и ты можешь со всем справиться. Ты красивая.
– Но я не хочу начинать всё заново, – вздыхаю я. – Я была счастлива, всё было удобно. Я не хочу встречаться с людьми и начинать всё с нуля. Я потеряла свой «хэппи энд», – шмыгаю я носом.
– Нет, – она склоняется над столом, – Саймон дал тебе шанс его найти.
Я задумываюсь над её словами. Да, это больно, и да, я в депрессии, но был ли Саймон всем, чего я хочу, или я просто пыталась убедить себя в этом? Нам ведь было хорошо вместе, разве нет? У нас были отличные друзья, отличная общественная жизнь, отличный секс и любимый дом. У нас было всё это, так почему? Почему он захотел покончить с этим? Я не разговаривала с ним с того дня, как переехала обратно к родителям. Никаких звонков и никаких сообщений. Агент по продаже недвижимости держит меня в курсе по поводу дома, и хотя Мик предлагал Саймону выкупить дом для меня, я этого не хочу. Саймона ничего не заботило, поэтому он никогда не пытался со мной связаться. Он сказал, что всё кончено, и я ушла, чему он, очевидно, оказался рад. Придурок. Под моими солнечными очками на глазах снова начинают появляться слёзы.
– Ох, милая. Я этого не вынесу. Что случилось с моей девочкой, которая знала, что может заполучить кого угодно? – Вздыхает она.
– Кое–кто разбил ей сердце, – шепчу я. Она думает, что я имею в виду Саймона, но Саймон спас меня, в то время как моё сердце было разбито задолго до того, как появился он.
Маме удается уговорить меня на укладку в последний момент, но я отказываюсь от стрижки. Её хорошо знают в маленьком прибережном городке, в котором мы живем, и она со своими друзьями тратит много денег в местных салонах, достаточно для того, чтобы она смогла записаться в последний момент. Она ведет меня в свой салон, к девушке, которая занимается её волосами, Труди. Я обеспокоена, так как причёска моей мамы не сильно изменилась за последние десять лет. Ей нравится этот стиль, и, хотя он ей подходит, его время уже прошло. Она носит длинное, гладкое каре с широкой чёлкой, а я такое не хочу. Однако Труди оказывается гением. Она сделает такую причёску, которая мне нужна.
