— Нету, сэр.
— Нет, при тебе, ты просто не знаешь. Ну давай-ка, кинь.
Видеть кости ему уже приходилось — в задней комнате похоронного бюро, в руках людей, которые работали у отца, только он ничего не смыслил в самой игре. Все же он послушался, стал на колени.
— Бери кости, черный, — сказал тот, что его держал.
На дрожащую ладонь его правой руки упали кости. Человек швырнул на землю пачку зеленых бумажек.
— Ставлю сотню. За меня бросает черный.
Другие тоже положили на землю деньги.
— Готово, черный. Встряхивай да бросай.
Его слепили слезы; он ничего не понимал; он затряс головой.
— Ну тебя, Нед, к свиньям собачьим! Я выхожу из игры! — вскричал один, поднимаясь с земли.
— Выдь попробуй, я из тебя душу выну, — сказал человек. — Чтобы я упустил такой случай отыграться!
— Да ревет же ниггер, черт его дери…
— Когда черный ревет, значит, его удача при нем, — сказал человек, который держал его. — Эти слезы все равно, что кровь у девки, когда ее порушат. Она нетронутая еще вся, его удача. Бросай кости, черный.
Рыбий Пуп чувствовал, что рука не слушается его.
— Бросать не умеешь, что ли?
— Ага, сэр, — всхлипнул он.
— А ну, дай-ка сюда. Теперь гляди. — Человек взял в руку кости, встряхнул их и пустил с ладони по утоптанной земле.
Усеянные точками кубики покрутились и легли неподвижно.
— Неужели не можешь так?
— Могу, сэр, — шепнул он, вновь ощущая кости на ладони.
— Ты, черный, часом не левша?
— Нет, сэр.
— Потому что если левша, то не бывает фарта. Ну, бросай.
Он бессильно махнул рукой и уронил кости наземь, глядя, как они вертятся, мелькая белыми, прошитыми расплывчатым пунктиром боками, пока не улягутся окончательно.
— Семь! Чтоб я пропал! — взревел человек, сгребая деньги и запихивая их в карман.
— Все, я кончаю! — сказал другой. — Хочешь, бросай сам, не хочешь — игры не будет!
— За меня кидает черный, — сказал человек, который его держал. — Деньги я вроде ставлю свои, нет?
— Ладно уж, — отступил несогласный. — Сколько ставишь?
— Четыре сотни, — сказал человек.
На земле снова выросла горка зеленых бумажек.
— Валяй, черный. Кидай.
Обмирая от страха, Рыбий Пуп зажмурился и бросил, чувствуя, как кости, щекоча ему кожу, скатываются с пальцев на землю.
— Одиннадцать! — закричал тот, который его держал. — С ума сойти!
Пуп открыл глаза и увидел, как человек схватил деньги и засунул их в карман. Один из белых побагровел от злости.
— Убери ниггера с глаз долой, пока я его не удавил.
— Тронь только. Я тебя сам удавлю, — сказал человек. — Ставлю восемь. Кто кроет?
На землю полетели зеленые бумажки.
— Я, видимо, — вздохнул один.
— Крою тебя, — сказал другой.
— И я с вами, — процедил третий.
— Еще раз будет семь или одиннадцать, ниггер, — пожалеешь, что на свет родился, — сказал один.
— Ладно, черный, бросай, — сказал тот, что держал его.
Рыбий Пуп поболтал крапчатыми кубиками и метнул их с ладони; они покатились и замерли.
— Восемь, — разом вырвалось у троих.
— Вот ты как, черный, — сказал человек.
Понимая, что сделал что-то не то, он вновь расплакался.
— Бросай, чего ждешь, черный?
Рыбий Пуп смешал кости и кинул, кубики покатились по земле и стали.
— Шесть, — хором выдохнули трое.
— Бросай, свиненок чернорожий, — крикнул один.
Пуп тряхнул рукой, размахнулся, и кубики черными точечками уставились ему в лицо.
— Девять, — пропели трое.
— Я хочу домой, — жалобно попросился он сквозь слезы.
— Не выкинешь еще восьмерку, шею сверну, — сказал человек.
Полуслепой от слез, он погремел кубиками и швырнул их на землю.
— Пять, — хмыкнул человек.
— Бросай, ниггер!
Он встряхнул кости и выпустил их из рук.
— Десять, — объявили трое.
— Чего стал, черный! Не задерживай!
На этот раз, едва кости легли, раздался рев:
— ВОСЕМЬ!
Он увидел, как его поработитель сгреб к себе деньги. Теперь все четверо стояли на ногах. «Тьфу!» — услышал Рыбий Пуп. Горячий плевок угодил ему в лицо, он поднял руку и, плача, принялся размазывать его по щеке. Один из белых нацелился было дать ему пинка ногой, но его покровитель оттолкнул обидчика в сторону.
— Не замай мою удачу, сволочь! — прорычал он.
— Сказано, убери ниггера с глаз долой! — гаркнул один.
Заступник сунул ему в руку доллар.
— Ладно уж, беги, черный!
Он вытаращил глаза, боясь поверить, что его отпускают на свободу. Потом повернулся и пустился бежать, слыша, как за спиной крикнули:
— Не тронь ты его!
Под ноги ему шмякнулся кирпич, перевернулся, проехал по пыли. Рыбий Пуп домчался до перекрестка, споткнулся и юркнул за угол.
Белые скрылись из виду, а он все бежал. Соскочил с тротуара и очертя голову вылетел на мостовую. Рявкнул автомобильный гудок, по бетону визгливо скрипнули шины, и внезапно, преградив ему путь, невесть откуда возникла черная машина. Он стал как вкопанный, тяжело переводя дух, часто моргая. Из окошка машины высунулось лицо белого, мужской голос крикнул:
— Куда лезешь, ниггер, разрази тебя? Смерти захотел?
Он глотнул и снова пустился бежать. Когда до отцова заведения оставался один квартал, он замедлил шаги, дрожа, мокрый от пота. Ой, мамочки, нельзя, чтобы отец увидел, что он плачет… Он стал тереть глаза кулаками, соображая, как будет отчитываться за свой доллар. Если сказать правду, отец, скорей всего, выдерет. Нет, он скажет, что нашел. Он увидел, что отец, поджидая его, стоит у дверей.
— Елки зеленые, Пуп, куда ты подевался? — озабоченно спросил он. — Как мы с мамой уговаривались, ты уже час назад должен был выйти из дому.
— Никуда, просто гулял по улицам.
Отец, который сам читать не умел, пошел с запиской в заднее помещение к бальзамировщику, чтобы тот разобрал, что в ней написано, а Рыбий Пуп пока присел отдышаться в конторе, но стеснение в груди не проходило. Отец вернулся, складывая записку.
— Стало быть, шел один от самого дома, так?
— Ага, пап, — сказал он, глядя в сторону.
— Не боязно было?
— Да нет, — соврал он.
— Ну, сын, вот тебе доллар, — сказал отец. — Отдашь маме, скажи, пусть сбережет для тебя. Растешь ты, брат.
Он взял доллар, думая, как быть с тем, который у него в кармане.
— Что надо сказать, когда тебе дали что-нибудь?
— Спасибо, папа. — Он поглядел себе под ноги, потом позвал тоненько: — Пап…
