Новогодний кошмар кончился серым утром. Агент подсчитал гонорары, взял свою долю, чмокнул ее, сидевшую на диване с устремленным в никуда взглядом, в щеку, и сказал:
— Отдыхай! Мы не так уж плохо поработали. К четырнадцатому февраля будь в форме. Кое-что намечается! Да, с Новым годом! Будем надеяться, что он будет лучше прошедшего.
Дверь захлопнулась, и она осталась одна. Ее шикарная квартира была давно уже продана. Годы все, видно, выдавались неблагосклонные к ней. Теперь живет в панельной двушке.
— Ах!.. — вырвалось у нее. — Как хочется все забыть!.. Все!.. — И яркую, но такую короткую славу, которая разъела душу, и не дает довольствоваться тем, что имеет она теперь. — Ах!.. — Взгляд остановился на конверте с пальмами.
Она вскочила с дивана. Схватила телефонный справочник, отыскала номер консульства…
На время оформления визы отбросила все тяжелые мысли. Думала только об острове и Тони.
* * *
Голубизна неба и солнце — необыкновенно золотое, сочная зелень пальм… Она прошла паспортный контроль, таможенный досмотр и оказалась в объятиях Тони.
— Добро пожаловать на остров! — проговорил он и познакомил со своим другом Микки.
Сели в машину. Асфальт на дороге светлый, словно выжженный солнцем.
— А море? — завертелась на сиденье Милла. — Где?
Тони с Микки залились смехом.
— Море! — иронично воскликнул Тони. — Океан! Ты увидишь самый лучший океан.
Бесконечный пляж с белесовато-золотистым песком, прозрачная бирюзово-голубая вода. Милла выскочила из машины и, скинув сабо, помчалась к океану. Вот-вот она сольется с ним… Но океан, словно испугавшись ее восторженности, стал сначала постепенно, а потом все быстрее и быстрее уходить от нее. Она с изумлением оглянулась на Тони и поспешила за водой. Но остановилась, поняв, — не догнать. Обернулась. Тони с Микки опять расхохотались.
— Ты, точно ребенок, которого поманили конфетой и не дали.
Она покачала головой.
— Нет. Не то. Он напомнил мне мой успех, который вдруг ни с того ни с сего ушел от меня.
— Неправда, — совершенно серьезно ответил Тони. — Взгляни, сколько океан оставил людям.
Милла увидела, что по мокрому песку ходят местные жители и собирают дары океана.
— Так и у тебя остался твой голос. Ты ничего не потеряла. Просто схлынула мутная вода легкого успеха. Ты вернешься…
— Ах, Тони…
— Да-да! Когда послушаешь, как здесь поют, когда напитаешься солнцем, надышишься океаном, когда твой голос зазвучит по-новому, искренне, тогда вернешься.
Милла посмотрела ему в глаза, будто спрашивая: «Ты веришь в это?»
— Идем, я покажу тебе рай! — сказал Тони, не отвечая на ее немой вопрос, словно все уже было предрешено.
Территорию отеля окружали пальмы и пышные кустарники с большими яркими цветами.
— Вот средоточение моего рая, — продолжал Тони, заводя Миллу под стеклянную крышу открытого со всех сторон бара-ресторана и указывая на небольшую эстраду. — Здесь по вечерам собираются те, кто любит и понимает музыку.
Милла кивнула, но как-то безразлично и постаралась перевести разговор.
— А океан скоро вернется?
— Успеешь распаковать вещи, надеть купальник и украсить волосы вот этим цветком, — воткнул он ей в волосы цветок, чем-то напоминающий алый шиповник.
Затем Тони проводил ее в бунгало.
— Как шикарно! — воскликнула пораженная Милла. В ее глазах загорелось неподдельное восхищение. — Снаружи все так просто, а внутри — люкс! Как я это люблю!.. Тони, — обняв его, прошептала она. — Спасибо!.. — И вдруг слезы полились из ее глаз. Она вначале даже не почувствовала их. Опомнилась. — Что это я? — и заплакала навзрыд. Тони понимающе опустил голову, крепче прижал к себе Миллу и стал гладить ее по спине.
— Все пройдет. Здесь ты забудешь обо всем. Отдохнешь. Ну-ну! Хватит! Переодевайся. Микки проводит тебя на пляж. Кстати… — подавая Милле стакан воды, начал он.
Милла сделала пару глотков и поискала глазами бар.
— Тони, что-нибудь покрепче…
— Э… — покачал он головой, — нет. Покрепче только вечером. Здесь не надо много пить. Здесь наркотик счастья прямо в воздухе. — Кстати, — когда Милла пошла переодеваться, вернулся он к своей мысли, — как тебе Микки?
— Понравился с первого взгляда.
— Я рад! Он… — Тони замялся, — не то, что ты могла подумать. Вовсе не бич-бой. Он мой управляющий…
— А я сразу поняла, что он серьезный парень, — выходя из спальни, сказала Милла.
— Буду рад, если вы подружитесь.
Микки постучал в полуоткрытую дверь.
— Вы готовы? — обратился он к Милле.
— К принятию наркотика счастья, которым наполнен здешний воздух, готова.
Океанские волны, такие неожиданно ласковые, окатили ноги Миллы. Она завизжала от восторга…
Вечером вокруг эстрады зажглись софиты. Стройная темнокожая певица в красном облегающем платье подошла к микрофону. Милла с Тони сидели за одним из столиков.
— Потрясающе, — прошептала Милла. — Мне казалось, я слышала много, но это…
— А ты попробуй вступи! — неожиданно предложил Тони.
— Что ты!
Когда завсегдатаи начали постепенно расходиться, Тони попросил певицу спеть еще. И, взяв Миллу за руку, силой вывел ее на эстраду.
— Ну!..
Импровизация затянулась до утра.
— А ты… молодец, — опустив в изумлении уголки своих полных губ, заметила певица. — По-своему, но интересно передаешь настроение музыки… Очень интересно! — воскликнула она, не оборачиваясь, а лишь высоко подняв руку и махнув на прощание.
И Милла стала петь у Тони. Она полюбила эту маленькую эстраду, полюбила тех, кто приходил ее слушать и аплодировал негромко, но от души.
Однако пришло время уезжать. Милла с грустью стала укладывать чемодан. Тони застал ее за этим занятием.
— Не представляю, как мы теперь без тебя… — проговорил он. — Послушай, а если тебе остаться? — неожиданно спросил он.
— Остаться? — пожав плечами, повторила Милла, прижимая к себе красное платье в крупный белый горох с пышными оборками, подарок Тони. — Да нет. Мне же в Москву надо, — вздохнула она.
— С чего ты это взяла? С чего тебе надо уподобляться чеховским сестрам? Не спорю, им действительно лучше было бы уехать в Москву, а тебя что там ждет?
Вопрос Тони долго оставался без ответа. Милла положила платье на кровать. Вышла из бунгало. Тони последовал за ней. Они остановились на берегу перед недовольно ворчавшим океаном.
Милла смотрела на пальмы на пляже, на рубашке Тони, на своем парео… А там — зима… клубы пара изо рта… дрожащие воробьи… и голос диктора… завтра ожидается минус тридцать восемь…
