Я вдруг почувствовала, что безумно хочу в Париж. Хочу до спазмов в горле, до рези в желудке, до судорог в ногах. В общем, можно было уписаться, так я снова хотела увидеть эту скамейку.
Я посмотрела на свою соседку внимательно, может быть, в первый раз за все то время, которое она работала со мной – год или больше, и спросила:
– Как тебя зовут?
Она растерялась. За моей спиной раздалось возмущенное перешептывание остальных. Мне было на них наплевать. Какое мне было дело, кого и как из них зовут? Я иногда не помнила своего собственного имени. Вернее, это тоже не имело для меня никакого значения.
Она ответила:
– Елена.
Ах да. Когда мне нужно было к ней за чем-нибудь обратиться, губы мои действительно выдавливали что-то похожее на это имя. Я медленно произнесла про себя: «Е-ле-на». Звучало спокойно. С какой-нибудь Ларой, Ирой или Настей я бы не поехала. В звучании имени есть своя магия. Раскатистые, свистящие и шипящие звуки – будируют. Мне же хотелось только спокойствия. Спокойствия души, граничащего с летаргическим сном.
Я спросила:
– Сколько нужно денег?
Она торопливо начала объяснять. Я закрыла глаза. Она замолчала. Тогда я сказала с закрытыми глазами.
– Не надо деталей. Назови общую сумму. Если я найду деньги – я поеду.
Она назвала, но в голосе ее почувствовалось сомнение, правильно ли она поступила, предложив мне составить ей компанию. Я представила, что вот сейчас она откажется от своего предложения, и я не поеду в Париж – затевать поездку одной у меня не хватит решимости. Я взяла себя в руки. Придав своему лицу состояние деловой заинтересованности, спросила:
– Зачем тебе нужна компаньонка?
Она ответила довольно громко, ничего не скрывая, из чего я заключила, что кроме меня все в комнате были в курсе ее дел:
Она сказала:
– Мой друг летит во Францию на три дня на авиасалон своим ходом. Он – летчик. Поэтому мы договорились, что, если я в это же время окажусь там по туристической путевке, мы сможем провести в Париже вместе три дня.
Я подумала: вы вместе, а я зачем? Но она тут же ответила, будто прочитав мои мысли:
– Он будет там всего три дня, а путевка продается на неделю. Он улетит назад на своем самолете, а я останусь. Вдвоем с кем-нибудь будет дешевле и веселее.
Мне понравилось ее прямодушие, но я решила, что она зря рассчитывает на то, что я поеду, чтобы за свои деньги умиляться свалившемуся на нее счастью. Дудки. Не дождется. Но тут эта самая скамейка – простая, коричневая, без всяких прибамбасов, стоящая на дорожке под широким платаном, вдруг снова встала перед моими глазами, и я ощутила смиренное, но непреодолимое желание ее погладить. Ощутить под своими руками ее гладкое тепло, лечь на спинку щекой и облиться слезами… И хорошо было бы на ней умереть.
Я ответила:
– Я поеду.
По комнате прокатился вздох облегчения, граничащий с сочувствием. Естественно, моей соседке, не мне. Но на всех моих сослуживиц, включая и Лену, мне тогда было глубоко плевать.
Хлопоты о путевках взяла на себя Лена.
* * *
Вообще-то вся эта парижская история, говоря по совести, началась для Лены намного раньше, чем я о ней узнала. Лене, я уже не помню, каким образом, но, в общем, тоже совершено случайно достался пригласительный билет на московский авиасалон. МАКС – аэрошоу. Билет оказался один на два лица. Если бы второе лицо для поездки на шоу у Лены нашлось, может быть, жизни всех участников этой истории стали бы развиваться совсем по-другому. Но произошло то, что произошло. Никто из знакомых и родных, включая Ленину маму, в тот день с ней поехать не смог. Лена повертела в руках билет, оценила его стоимость (а он был не из дешевых), подумала – и решилась ехать одна. Не умрет же она там от одиночества? В Яндексе она нашла маршрут, как будет добираться своим ходом, оделась потеплее – день обещал быть прохладным, и отправилась навстречу своей судьбе.
К МАКСУ или не к МАКСУ, но все станции электричек в направлении Рязани были свежепокрашены в светло-зеленый цвет, как, впрочем, и сами электрички, и даже столбы электропередач. Сиденья в вагонах покрыли свежим дерматином: нигде не бросались в глаза прорехи с вылезающей грязной начинкой. Народу в вагоне было немного, и публика была, как заметила Лена, необычная. Вместо бабок с кошелками, дачников, бездельников, работяг всех национальностей и профессиональных нищих на скамейках парами, группами и поодиночке сидели мужчины представительного вида в костюмах и галстуках, и все, как сговорившись, ехали в одном направлении, не выходя на промежуточных станциях.
– Платформа «Отдых», – объявил голос диктора по переговорному устройству поезда.
Единственный пьянчуга на весь вагон опять-таки случайно усевшийся напротив Лены, при этих словах внезапно очнулся, посмотрел в окно и внятно, с презрением произнес:
– Что это за «Отдых»? Ни баб нет, ни озера! – И тут же снова опустил голову на грудь и, по-видимому, задремал.
Лена, услышав его слова, не удержалась и фыркнула – таким ей это показалось забавным. Настроение у нее вдруг стало прекрасным. Что с того, что она едет на аэрошоу одна? Вовсе ей не скучно среди всех этих людей. И выкрашенные вагоны электричек, и солнечное утро, и мужчины, едущие с ней, и даже грязноватая дворняжка, бежавшая вдоль перрона по земле по своим делам, все вдруг стало ей казаться милым и веселым. Она смотрела в окно на пробегавшие мимо поселки и перелески и предвкушала что-то интересное для нее, новое и незнакомое.
Диктор объявила новую остановку, и мужчины в галстуках потянулись к выходу.
«Моя!» – опомнилась и Лена.
В билете было написано, что на станции всех будет встречать бесплатный автобус. Она решила не упускать из виду мужчин с портфелями и пристроилась позади них в нескольких метрах. Все вместе они сели в автобус, и Лена всю дорогу невольно слушала их разговоры о том, что на дорогах сейчас жуткие пробки и на автомобилях мужчины рисковали бы попасть на автосалон только к вечеру. Это не зрители, это деловые люди, догадалась Лена.
Для того чтобы пройти на летное поле, нужно было отстоять еще минут пятнадцать в очереди на контроль. На августовском ветру Лене стало прохладно. Хорошо, что взяла с собой куртку. Она повязала голову косынкой в цветочек, подняла воротник… но вот и контроль. Служащий вежливо оторвал край ее билета. Впереди простор, дорога в чистом поле, а дальше люди, вывески, плакаты и виднеющиеся хвосты самолетов. Лена с энтузиазмом пошла вперед.
Выставка аэротехники была открыта буквально накануне. Специально так делается или нет, но в дни московского авиасалона небо всегда бывает чистое. Вот и теперь. Лена надела солнцезащитные очки. Синь над полем была такая праздничная, такая яркая, какая не всегда бывает и весной. Выгоревшая жарким июлем трава пахла как-то особенно сильно – степью и солнцем. Пускай к этим запахам примешивался еще и керосиновый оттенок, Лене он не мешал наслаждаться чудесным днем. Она быстро обогнала своих прежних попутчиков в галстуках и теперь шагала одна – легкая и веселая – по широкому полю навстречу колышушейся вдалеке толпе, бравурным маршам и отдаленному пока, но торжественному голосу распорядителя полетов, доносившемуся из громкоговорителей.
