Ее единственный шанс заключался в том, что она должна была сыграть очень тонко. Ей нужно будет притвориться, будто она совсем его не замечает. Было очевидно, что его более продвинутые фанатки сильно раздражают его.
И сегодня он обратил на нее внимание. Она инстинктивно почувствовала это и будет вести себя так, будто он не представляет для нее ни малейшего интереса, тем не менее от нее не ускользнуло ни малейшее его движение. Он несколько раз взглянул на нее, особенно после наиболее удачных ударов. Но он ни разу не поймал ее взгляд на себе. Знаменитая личность, каким был Эндрю Маккэслин, не привык к тому, чтобы его игнорировали.
В его случае, правда, тщеславие было вполне оправдано. У него были слишком длинные светлые волосы, но это не мешало ему выглядеть стильно. Его стройная фигура не пострадала от последствий недавних запоев. На руках и ногах был тропический загар, и двигались они с силой и точностью хорошо смазанной машины, что было само по себе выражением мужской грации. Единственное не совсем соответствовало — едва заметный на фоне загара пушок, покрывавший их. Он был немного шире в плечах, чем большинство теннисистов, но на эту мелочь никто не обращал внимания, когда видел, как играют мускулы под его сшитыми на заказ футболками.
Было совершенно очевидно, что после трагической смерти жены Эндрю Маккэслин делал все, чтобы женщины не замечали, каким привлекательным мужчиной он был. Да, она все рассчитала правильно, поздравила себя Арден. Сегодня он посмотрел на нее. Может быть, завтра…
— У вас, должно быть, много друзей и родственников.
Неожиданно услышав мужской голос, Арден повернулась и, к своему удивлению, буквально уткнулась в ширинку огромных белых шорт. То, что находилось за ширинкой, было обтянуто, вероятно, очень короткими и тугими трусами или набедренной повязкой. Ее обдало горячей волной.
Она оторвала взгляд от этой части тела Эндрю Маккэслина и позволила себе посмотреть на длинный торс, обтянутый светло-голубой ветровкой, застегнутой на молнию только до половины так, что была видна его цвета меди грудь, покрытая золотистыми волосами. Его улыбка была мечтой ортодонта. У него была тяжелая челюсть с ровными белыми зубами, которая не могла не выдавать его упрямство. И синие глаза, такие великолепные, как их и описывали репортеры.
— Извините? Вы что-то хотели? — спросила Арден, надеясь, что голос не выдаст крайнюю степень ее возбуждения.
— Вы так заняты, все время что-то пишете. Я подумал, что, вероятно, пишете открытки домой. «Жаль, что тебя нет со мной рядом». Ну, что-то в этом роде.
Его голос звучал звонко, густой баритон без малейшего акцента, но тон был каким-то необычно вкрадчивым.
Она улыбнулась, помня о том, что должна быть невозмутимо безразлична.
— Нет. Я пишу не открытки. Да и у меня нет дома никого, кто бы скучал по мне.
— Тогда вряд ли кто-нибудь будет возражать, если я составлю вам компанию.
— Я могу возражать.
— А вы будете против?
Ликуя в душе, но не смея это показывать, Арден выдержала небольшую паузу и сказала:
— Нет. Думаю, не буду.
Он небрежно кинул сумку у стула и сел напротив нее. Затем протянул руку через покрытый бумагами стол и представился:
— Эндрю Маккэслин.
Она приняла протянутую ей руку:
— Арден Джентри.
Она касалась его! Глядя на их соединенные руки, на его плоть в соединении с ее плотью, она дивилась этому чуду — их первому физическому контакту.
— Вы на отдыхе? — вежливо спросил он.
Она отпустила руку и откинулась на спинку стула, пытаясь подавить чувство легкости и беззаботности.
— Частично. Дела и удовольствия вместе.
Он жестом подозвал официанта у стойки бара.
— Еще выпьете? — спросил он, указывая на ее стакан.
— Лучше ананасовый сок, — ответила она, улыбаясь.
— Вы наверняка не здешняя. У вас не было времени устать от этой гадости.
Она совсем не хотела, чтобы он был таким обаятельным, когда улыбался. Его откровенная сексуальная привлекательность отвлекала ее от того, зачем ей было так необходимо познакомиться с ним, завоевать его доверие и, если возможно, стать его другом.
— Дама хочет ананасовый сок, а мне — четыре стакана воды, пожалуйста, — сказал он официанту.
— Да, сэр. Мистер Маккэслин, вы сегодня здорово играли.
— Спасибо. Поторопись с водой. Я весь потом изошел.
— Да, сэр.
— Но вы действительно очень хорошо играли, — заметила Арден, когда официант поспешил выполнить заказ Эндрю.
Он внимательно посмотрел на нее, прежде чем ответить:
— Я думал, вы совсем не обращали внимания на матч.
— В этом случае я должна была бы быть слепой и глухой. Я не очень-то разбираюсь в теннисе, но знаю, что теперь вы играете лучше, чем несколько месяцев назад.
— Так вы знали, кто я?
— Да. Я видела вас по телевидению раз или два. — Он показался Арден разочарованным, совсем как мальчишка, и ее улыбка стала шире. — Вы — знаменитость, мистер Маккэслин, — прошептала она, пытаясь ободрить его. — Во всем мире люди знают ваше имя.
— И большинство этих людей, не задумываясь, глазеют на меня, окажись я где-нибудь в публичном месте. — Это был мягко высказанный упрек.
— Как эта ваша команда поддержки там внизу? — кивнула она в ту сторону, где за забором во время игры бесновалась стайка фанаток. Теперь они уже испарились.
Он тяжело вздохнул:
— Поверьте, я начал тренироваться здесь только потому, что мне были обещаны анонимность и секретность. Это также лучший корт на Мауи. Но мы не учли, что отдыхающие на курорте тоже могут пользоваться кортами. Как только стало известно, что я здесь тренируюсь, — он снова тяжело вздохнул, — вы сами видите, что происходит.
— Большинство мужчин были бы польщены таким обожанием.
Он усмехнулся и быстро сменил тему разговора.
— Что это у вас тут? — спросил он, указывая на бумаги, разбросанные по столу.
— Записи. Я — свободный писатель.
Он тут же ушел в себя, хотя даже не шевельнулся. Его глаза стали холодными и злыми. Изгиб чувственных губ стал тоньше, весь его облик выражал явную агрессию. Пальцы с силой сжали запотевший стакан воды, который только что принес официант.
— Ясно, — только и сказал он.
Арден опустила глаза и стала водить пальцем по салфетке, на которой стоял ее стакан с соком.
— Думаю, вы не правы. Я — писатель, а не репортер. Мне не нужно интервью. Вы начали эту беседу, а не я, мистер Маккэслин.
Когда он не ответил, она подняла густые черные ресницы и посмотрела на него. Он уже был таким, как прежде: слегка улыбался, достаточно дружелюбно, но вместе с тем в нем чувствовалась и настороженность, впрочем, как и в ней.
