Неудивительно, что наша героиня при таком раскладе жила лишь прошлым – она с наслаждением и упоением вспоминала насыщенные, интересные, наполненные любовью годы, тосковала по своей ослепительной, угасшей с годами красоте (надо заметить, что Аврора Владимировна и в свои пятьдесят выглядела великолепно – во-первых, никто не верил, что ей действительно полтинник и у неё климакс, а во-вторых, этот зрелый возраст, сравнимый с бархатной золотой осенью, одаряет человека новой, ни с чем не сравнимой красотой, которую, к сожалению, госпожа Дроздомётова пока не научилась ценить). В этом заключалось её нынешнее существование. Поэтому-то душа её порывисто, с таким жаром и азартом отозвалась на предложение дочери написать мемуары своей жизни.
В двадцать лет Аврора умудрилась сделать многое – то, что сегодняшняя слабая половина человечества едва успевает сделать и к тридцати годам.
Начнём с малого. Она окончила десятилетку и неожиданно для себя оказалась зачисленной в швейное училище. (И такое бывает!) Героиня наша приехала с моря в конце августа и узнала, что мамаша Зинаида Матвеевна Гаврилова, подстрекаемая лучшей школьной подругой Авроры – Ириной Ненашевой (вполне сформировавшейся девушкой для своих семнадцати лет, с белёсыми волосами на ногах, которые напоминали густую шерсть, пробивающуюся сквозь нейлоновые чулки), отдала её документы в ПТУ.
– Зинаидочка Матвеевна! Это ж самая лучшая профессия! – убеждала её Ирина. – Вы только представьте себе! Арка будет обшивать всю семью! В магазинах ничего нет, а вы в шикарном чёрном пальто из модного материала с воротником из чернобурки гуляете по улице. И все-то обращают на вас внимание, подходят, спрашивают – гражданочка, где это вы отхватили себе такое роскошное пальто?!
– Нашто в чёрном? – воспротивилась Зинаидочка Матвеевна. – Беж, шоб обязательно цвета беж! Я женщина ещё не старая – мне всё светлое к лицу идёт! – Аврорина мамаша, судя по речи, потеряла самоконтроль от возбуждения и засветившихся перед ней поистине фантастических перспектив: за тридцать лет проживания в Москве она почти утратила вологодский говор – лишь изредка, подобно скромным крошкам хлеба от съеденного батона, его остатки рассыпались в её разговоре. Но особенно отчётливо он давал о себе знать в двух случаях – когда Зинаида Матвеевна не в силах была сдерживать себя и когда хотела так или иначе выделиться, блеснуть – мол, не такая я, как вы все: я особенная, я приехала из края, знаменитого своими кружевами и сливочным маслом! В эти моменты она, припадая на «о», как кобыла на левую ногу, будто взвинчивала, подвешивала кверху фразы.
– Хотите беж, будет вам беж! – заверила её Ира. – Вы только посмотрите, сколько плюсов в профессии швеи! Ведь одни сплошные плюсы!
– А плотют многоль? – Этот вопрос особенно интересовал Зинаиду Матвеевну. Она работала кассиром на часовом заводе и с утра до вечера считала чужие деньги, гоняя взад-вперёд костяшки на счётах. Особенно агрессивна она бывала в дни выдачи заработной платы – Гаврилова огрызалась, лезла в бутылку, злилась и бубнила себе под нос: «Это ж какую бешеную деньгу тут плотют! И за что только, спрашивается?!»
– Голым человек ходить не может, потому как это аморально, – с видом знатока заявила Ира. – Одежда всегда и всем нужна, так что Арке на хлеб с маслицем хватит!
– Если с маслицем, то это неплохо! – задумчиво сказала мамаша, представляя, как она заходит в бухгалтерию в шикарном пальто цвета беж из модной ткани под названием «мозги» и все её сослуживицы корчатся от зависти, особенно Даша Брыкина (заместитель главного бухгалтера) – эта вообще встанет и уйдёт, демонстративно хлопнув дверью.
– И потом, как здорово будет, если мы с ней будем вместе учиться! Вместе ездить в училище, вместе возвращаться! – Как раз этот факт больше всего и привлекал Ирку – ради этого «вместе» она и пришла тогда к Зинаиде Матвеевне.
– Пожалуй, что я согласна, – несомненно, Гаврилову подкупила мысль о новом зимнем пальто с чернобуркой. – Только не баловать мне! – пригрозила она и, открыв шкаф, выхватила из-под стопки скрипучего, накрахмаленного постельного белья документы дочери. – Поехали.
Так, вернувшись с Черноморского побережья, Аврора оказалась зачисленной в швейное училище, не имея ни особых способностей, ни склонностей к будущей профессии. Но девушка не стала выражать своё недовольство – мол, почему меня никто не спросил, а может, я ненавижу шить и т.д. и т.п. И на это были свои причины. Во-первых, Аврора сама толком не знала, куда ей податься после школы, во-вторых, её устраивало, что учиться они с Иркой будут вместе, но главное – её вообще не волновала мысль об учёбе по причине страстной влюблённости в Юрку Метёлкина. Купаясь весь месяц в Чёрном море, загорая на золотистом песке, блуждая по берегу в окружении многочисленных поклонников, она ни на минуту не оставляла мысли о парнишке, что учился с ней в одной школе, в параллельном классе. В мае, за месяц до выпускных экзаменов, она ещё не подозревала, что может влюбиться в кого-то, думать о ком-то, дружить с кем-то, кроме Костика Жаклинского, который учился в её же классе, переехав в Москву из Саратова год назад.
В первый же день, как только Костя увидел Аврору, он был наповал сражён её необычной красотой, которая у одних всю жизнь вызывала безумное восхищение, у других – смешанное негативное чувство, состоящее из протеста (не должно быть таких людей, говорило всё их существо, обычно не уточняя, каких это таких людей не должно быть вовсе), смутной зависти и злости на матушку природу, что одарила отчего-то этакой невероятной привлекательностью не их, а глупую, недостойную девицу.
– И в кого она такая уродилась?! – вопрошали последние. – Ни на мать, ни на отца не похожа!
Вот тут они, надо сказать, были абсолютно правы – Аврора имела довольно отдалённое сходство с отцом и едва уловимое с матерью. Бывает же! Иногда у невзрачных, ничем не примечательных внешне родителей получаются поразительно красивые дети и, соответственно, наоборот. Так что прежде, чем приступить к описанию портрета героини и уж тем более её жизни, целесообразнее будет рассказать о её родителях. Верно? Ведь любой человек есть продолжение двух других, произведших его на свет, и в нём причудливо мешается их кровь, подчас самым неожиданным образом – это отражается как во внешности индивида, так и в его характере. Я уж не говорю о тех родинках, плешинах, холках и скверных зубах, которые нередко достаются нам от прапрабабушек и дедушек, а то бы пришлось начинать свой рассказ с времён Очакова и покорения Крыма. Но будем смотреть на вещи проще, не станем погружаться с головой в глубь веков, а всего-навсего почерпнём каких-нибудь лет пятьдесят пять, подобно огороднику, подготавливающему землю для весенней посадки, дабы к осени получить щедрые дары природы в благодарность своего труда.
