— Ты себя недооцениваешь, — возразила подруга. — Наверняка что-нибудь да есть!
В этот раз я позволила мыслям разбрестись и вдруг вспомнила свою двоюродную бабушку Би, мамину тетю, и ее дом на острове Бейнбридж в штате Вашингтон. Как же я соскучилась! И почему я столько лет ее не навещала? Би уже восемьдесят пять, но ведет она себя так, словно ей всего двадцать девять. Детей у нее нет, и потому она всегда любила нас с сестрой как родных внучек. Присылала именинные открытки с хрустящей пятидесятидолларовой купюрой внутри, дарила классные подарки на Рождество, конфеты на День святого Валентина, а когда мы приезжали погостить, совала нам под подушки шоколад потихоньку от мамы, чтобы та не кричала: «Нет, они уже почистили зубы!»
Да, Би — незаурядная личность, даже слегка странная. То она слишком много болтает, то почти все время молчит. Может быть одновременно покладистой и вздорной, щедрой и эгоистичной. А еще у Би есть секреты, и за это я ее люблю.
Моя мать частенько говорит, что когда люди долго живут одни, то перестают замечать собственные чудачества. Не знаю, согласна ли я с этой теорией, возможно, потому, что сама боюсь остаться одинокой. Пока довольствуюсь наблюдениями.
Я вдруг представила дом Би на острове и ее саму за кухонным столом. Сколько помню, она всегда ест на завтрак одно и то же: тосты из хлеба на закваске и взбитый мед. Режет золотисто-коричневые ломтики поджаренного хлеба на четыре части, складывает на сложенное вдвое бумажное полотенце, потом мажет каждый квадратик толстым, словно крем на пирожном, слоем масла и добавляет сверху щедрую порцию меда. В детстве я видела это сотни раз, и до сих пор, когда я болею, тосты с маслом и медом для меня лучшее лекарство.
Би не отличается красотой. Она выше большинства мужчин, у нее широкое лицо, массивные плечи и большие зубы. Тем не менее, на старых черно-белых фотографиях двадцатилетняя Би выглядит довольно хорошенькой, как все юные девушки. Когда я была маленькой, мне особенно нравилось одно фото. В украшенной ракушками рамке, оно висело не на самом почетном месте в передней дома моего детства, и чтобы разглядеть его получше, нужно было взобраться на стул-стремянку. Старый, потрепанный снимок хранил изображение незнакомой мне Би. Беззаботная, она сидела в компании друзей на пляжном пледе и соблазнительно улыбалась. Другая девушка что-то шептала ей на ухо. Наверное, делилась секретом. Би сжимала длинную нитку жемчуга на шее и глядела прямо в объектив. Я никогда не видела, чтобы она так смотрела на дядю Билла. Интересно, кто стоял по другую сторону фотокамеры в тот день много лет назад?
— А что она сказала? — спросила я как-то раз у мамы, разглядывая фото.
— Кто кому сказал? — переспросила она, не отрываясь от стирки.
Я показала на девушку рядом с Би.
— Вот эта красивая дама, которая что-то шепчет тете Би на ухо.
Мама выпрямилась, подошла ко мне и протерла стеклянную рамку краем свитера.
— Мы никогда не узнаем, — ответила она с явным сожалением.
Мамин покойный дядя Билл был красавцем и героем Второй мировой войны. Все говорили, что он женился на тете Би исключительно ради денег, но мне не верится. В детстве я гостила у них каждое лето и видела, как он ее целовал или обнимал за талию. Конечно, дядя Билл любил Би. Моя мама, судя по ее разговорам, не одобряла их брак и считала, что Билл мог найти кого-нибудь получше. Би всегда казалась ей слишком странной, слишком неженственной, слишком резкой, в общем, все слишком.
Тем не менее, каждое лето мы приезжали к Би на каникулы, даже после смерти дяди Билла, который умер, когда мне было девять. Би живет в удивительном месте рядом с заливом Пьюджет-Саунд, где над головой кружат чайки, повсюду сады, запах моря и монотонный шум прибоя. Мы с сестрой обожали туда ездить, маме тоже нравилось, хотя она и недолюбливала Би. Остров умиротворял нас всех.
Аннабель бросила на меня понимающий взгляд.
— Похоже, нашлось что сказать, да?
— Возможно, — уклончиво ответила я.
— Почему бы тебе не съездить куда-нибудь? Отдохнешь, проветришься.
Я сморщила нос.
— Куда?
— Подальше отсюда.
Она была права. Нью-Йорк — ненадежный друг. Этот город любит тех, кто на вершине успеха, и отворачивается от неудачников. Я представила нас с Аннабель на тропическом пляже с коктейлями, украшенными маленькими зонтиками.
— Поедешь со мной?
— Нет, — покачала головой подруга.
— Почему?
Я вдруг почувствовала себя испуганным потерявшимся щенком, который только и ждет, чтобы на него надели ошейник и сказали, что делать и как себя вести.
— Не могу, ты должна справиться сама.
Мне стало неприятно, а она продолжала, не отводя от меня глаз, словно хотела довести до моего сознания каждое слово:
— Эм, твой брак рухнул, а ты не проронила ни одной слезинки.
Возвращаясь домой, я раздумывала над тем, что сказала подруга, и мои мысли вновь вернулись к тете Би. Ну почему я столько лет ее не навещала?
Сверху донесся резкий металлический скрежет, и я подняла голову. На крыше соседнего кафе скрипел на ветру позеленевший от непогоды медный флюгер в виде утки. От знакомого зрелища у меня защемило сердце. Где я его видела? Вдруг меня осенило — картина! Картина Би. Я и забыла о небольшом, пять на семь дюймов, холсте, который она подарила мне, когда я была маленькой. Би тогда много рисовала, и я до сих пор помню, как гордилась тем, что она выбрала меня хранителем картины. Тогда я назвала ее шедевром, и Би улыбнулась.
Закрыв глаза, я отчетливо представила написанный маслом пейзаж: на берегу моря старый коттедж с флюгером-уткой и влюбленная пара держится за руки. Меня охватило острое чувство вины. Где же картина? Помнится, я убрала ее с глаз долой, когда мы переехали, — Джоэл считал, что она не вписывается в интерьер квартиры. Я отдалилась от острова, который любила в детстве, и с такой же легкостью распихала по коробкам реликвии из своего прошлого. Зачем? Для чего?
Я ускоряла шаг до тех пор, пока не перешла на бег. Вспомнила о «Годах милосердия». Неужели картина случайно оказалась в коробке с вещами Джоэла? Или еще хуже — я упаковала ее вместе с ненужными книгами и одеждой и отдала благотворительной организации? Добежав до дверей квартиры, я сунула ключ в замочную скважину, потом торопливо поднялась в спальню и открыла стенной шкаф. На верхней полке стояли два ящика. Сняв один, я перебрала его содержимое: плюшевые зверушки из моего детства, коробка со старыми полароидными снимками, несколько тетрадок с вырезками из институтской газеты, где я проработала два года… Картины не было. Во втором ящике обнаружилась тряпичная кукла Растрепка Энн, коробка с записочками от мальчишек, с которыми я дружила в средней школе, и нежно любимый в начальных классах дневник с мультяшной девочкой-земляничкой на обложке. Все.
