И тут Антонина Васильевна подняла глаза на высотку, выгоняемую за забором их двора, и словно бы прозрела. Столько месяцев ничего не видела из-за своего сериала и процесса воспитания соседей, которых никому нельзя было перепоручить, а сейчас – прозрела. Прямо над ними возвышался огромный недостроенный многоквартирный монстр, устремляющийся своими этажами в небо и, гад такой, забивающий все телеканалы. Баба Тоня стояла на крыльце, раскрыв рот и совсем не слыша, о чем там с Николаичем толкует Гарик Климов, такой же балбес, как его родной батя, и определенно требующий женской руки и присмотра. А потом резко повернулась к соседу, сверкнула глазами и, не считаясь с тем, что он не окончил еще разговор, проверещала:
- Это что же? Это из-за них я про Реджепа досмотреть не могу? А вы все молчите и ничего не делаете? Они вообще что творят, Гарик?! Куда власти смотрят? Это же наверняка незаконная застройка, нас кто-нибудь спросил, нужны нам тут такие соседи? Бахают с утра до ночи, кусок земли оттяпали и бахают! А земля у нас тут знаешь сколько стоит? А этажи? Это ж сколько этажей-то? У нас нельзя такие высокие дома! У нас рельеф, ландшафт, подземные воды! Опять мэру взятку дали и все дозволено! Надо же как-то бороться, Гарик!
- В апрельских тезисах не участвую, - отмахнулся Климов и ретировался домой.
Но баба Тоня еще долго что-то вещала посреди двора, грозя разразившейся по соседству стройке, так неожиданно разрушившей привычный мир. Решение ее было очевидным. Намерения – самыми благородными. А характер – закален далеко не всегда солнечной жизнью в маленьком приморском Солнечногорске.
- Завтра же на прием к мэру запишусь! Соберу подписи и пойду! – рявкнула напоследок Антонина Васильевна Пищик. – Они у меня попляшут. Я если надо – и до президента дойду!
А после развернулась и важно прошествовала в свой подъезд, не глядя под ноги. И в полутьме вступила в кошачью «мину».
- Кларка, чтоб тебя! – заголосила баба Тоня так, что слышали все жильцы от первого до третьего этажа. – Прибери за своими иродами! По-хорошему прошу!
Вставай, бестолочь!..
Два года спустя...
- Вставай, бестолочь!.. - раздавался свистящий шепот, закручивающийся в разноцветную спираль где-то глубоко внутри черепа Евгении Андреевны Малич, 37 лет от роду, уроженки города Солнечногорск. – Вставай, говорю! А то твой дракон тебя заживо съест и не подавится!
- Угу, - буркнула Женька и повернулась на другой бок.
Но тот, кто нарушил ее благодатный сон, проигнорировал это движение и вместо слов перешел к делу. Теперь Женьку трясли, как самую обыкновенную грушу, цепко ухватив за плечо.
Пришлось просыпаться
- Юлька, отстань! – вздохнула Женька, разлепив глаза.
- Опять до утра в интернете торчала, - деловито буркнула Юля: – А ребенок, между прочим, некормленый!
- Ребенок не маленький. Сам поесть может.
- И это вместо спасибо, что ты теперь на работу не опоздаешь, - обиженно протянула сестра.
- Спасибо, - вздохнула Женька. Как ни крути, а вставать придется. И если Юлька сама себя накормит, то зарплата сама себя не посчитает.
Решительно сброшенное одеяло стало началом целого часа, посвященного сборам. Был съеден один завтрак, дважды выпит кофе, просмотрено две анкеты от Флоренции Эдуардовны и написано одно сообщение, за которым Женька засиделась, в результате чего сначала металась по квартире в поисках утюга, а потом так же торопливо выбегала из квартиры под насмешливым взглядом Юльки, размеренно потягивающей чай из большой кружки. Подтрунивание младшей сестры было привычным, добродушным и даже в чем-то справедливым. Если бы Женя так категорически не избегала общественного транспорта, то выходить из дома можно было бы на полчаса позже. А значит, на полчаса позже вставать. А значит… нет, не на полчаса дольше спать. Тут временной расчет давал сбой. Для Жени это могло означать, что она может на полчаса дольше просидеть на любимом форуме.
Шагая по разноцветным плиткам набережной, она вдыхала запах утреннего моря, поглядывала на блики, которыми отражалось на водной глади, сегодня совершенно спокойной, поднимающееся все выше солнце и, наконец, просыпалась.
Улицы города стремительно завоевывала весна. И Женька весело улыбалась, подмечая зацветающие кустарники, отчего особняки, выстроившиеся вдоль набережной, приобретали более жизнерадостный вид, несмотря на кое-где осыпающуюся отделку или немного покренившиеся ротонды. Она сделала несколько незамысловатых фотографий, а в ее голове складывались строчки поста, который она принесет уже сегодня ночью в виртуальный кружок любителей солнечногорской архитектуры, куда попала однажды совершенно случайно и застряла на несколько месяцев.
Впрочем, была и еще одна причина, по которой Женя торчала среди любителей градостроительства, малых архитектурных форм и их воплощений. Но в этом она не признавалась даже себе. Потому что это было немыслимо глупо, и потому что Юлька, однажды сунув нос в компьютер сестры, теперь регулярно посмеивалась над ней, уверяя, что рано или поздно Флоренцию Эдуардовну ждет жестокое разочарование, когда она поймет, что зря тратила на Женьку время, силы и свои лучшие ресурсы.
Проще говоря, сомнений в Жениной голове назревало все больше и больше, но озвучивать их она не спешила. Ранняя весна совсем не располагала к подобным метаниям. Ранняя весна располагала смотреть на море у безлюдной набережной и наслаждаться утренней тишиной...
... неожиданно прерванной самым бесцеремонным образом в тот момент, когда с проезжей части, расположенной довольно далеко, прямо сюда, к кованным перилам, у которых она стояла, подкатил белоснежный Ягуар Ф-Тайп. Двухместный, нарядный, празднично сверкающий под лучами солнца. И все бы хорошо, если бы припарковался он не в пешеходной зоне или хотя бы не возле Женьки.
Но последовавшее за этим маневром было еще хуже. Из машины, с водительского места, выбрался высокий и стройный широкоплечий мужчина, седой, ухоженный, почему-то очень похожий на Ричарда Гира в его лучшие годы (хотя когда у Гира были худшие – вопрос), и открыв дверцу с другой стороны, выпустил здоровенного английского мастифа золотисто-персикового оттенка с самым флегматичным выражением на морде, что никак не вязалось ни с его размером, ни с цветом.
- Ринго, гулять! – провозгласил обладатель и дорогого авто, и недешевой псины, и снял с мастифа поводок. Пес, недолго думая и теряя по пути все свое императорское величие, как щенок-переросток, рванул по лестнице вниз, на пляж, к морю. А его хозяин, только сейчас заметив остановившуюся, как вкопанная, Женьку, легко пожал плечами и позволил себе наглость заявить: - Он обожает плескаться по утрам.
Она собиралась решительно промолчать. Подобные субъекты вообще вряд ли способны слышать других. Наверняка их слух настроен только на собственные волны. Но присущий ее альтер эго дух реализма заставил негромко произнести:
- Так пляж, вроде как, для людей. Да и набережная – не автобан.
Субъект ее удивил. Услышал. Во всяком случае, его бровь, удивленно изогнувшись, свидетельствовала именно об этом. Это же он и подтвердил, неожиданно повернувшись к ней всем корпусом и ответив:
- Но ведь никто не купается. Море холодное. И вокруг, кроме вас, никого. Мешаем?
- Ну если так ставить вопрос… - Женя внимательно оглядела собаковода-автолюбителя и улыбнулась. Портить утро ссорой совершенно не хотелось, – ... то можно делать вообще все, что левая пятка пожелает, если это никому не мешает.
И она сделала шаг в сторону, чтобы обойти возникшее на ее пути препятствие. Собака где-то внизу, разбрызгивая воду во все стороны, ломанулась в наверняка еще ледяное море, устрашающе лаяла и явно требовала присутствия хозяина рядом, чтобы тот не отвлекался на всяких там... А хозяин, между тем, еще больше удивившись, решил уточнить:
- А разве нет? Человек волен творить все, что в голову взбредет, не причиняя вреда окружающим. Мне так кажется.
