Она протянула руку и, почувствовав его запястье, обхватила его пальцами.
― Благодарю вас.
― Мы собираемся поднять вас, ― сказал Эндрю, и в этот момент Хани услышала, как в комнату вошли еще люди. ― Тогда мы сделаем рентген.
Она сделала вдох, желая закричать, когда ее резко пронзило.
― Ладно.
― Вы можете сжать мою руку, если будет больно.
Она не поблагодарила его снова, но ее хватка усилилась в ту минуту, когда она оказалась в воздухе, и не переставала сжимать его, пока лекарство в ее капельнице не заставило все из темного превратиться в черное.
ЧЕТЫРЕ
БИЛЛИ
Я не была дивой, когда дело касалось путешествий. По крайней мере, не по сравнению с другими влогерами в моей отрасли, список требований которых был намного обширнее моего. Были только две вещи, о которых я просила, и это был минимум четырехзвездочный отель и место у окна в ряду с небольшим запасом пространства для ног. Я не думаю, что это были неразумные просьбы.
Я, конечно, оценила несколько дополнительных дюймов пространства на более длинных рейсах, таких, как тот, который я совершала сегодня. Когда я добралась до четырнадцатого ряда, который был рядом с аварийным выходом, я положила свою сумку в верхний ящик, взяв с собой планшет, наушники и кофе. Штора была опущена, поэтому я подняла ее и сквозь темноту снаружи увидела сверкающий белый самолет рядом с нашим. Двое мужчин грузили багаж в брюхо, поднимая чемоданы так, словно они весили всего несколько фунтов. Я была так сосредоточена на том, что они делают, что почти не заметила отражения в окне человека, стоявшего позади меня.
Когда ты летаешь еженедельно, ты действительно обращаешь внимание на людей, с которыми сидишь рядом. Как наблюдательный человек от природы, который улавливал мельчайшие детали, я не могла не видеть их особенностей. Когда я подняла свой взгляд, я обратила внимание на его рост и телосложение. И то, и другое впечатляло. Настолько, что я повернулась, чтобы увидеть больше, и оказалась на уровне его груди, когда он пригнулся. Через секунду я запомнила все его лицо. Даже маленькие морщинки в уголках его глаз, более жесткие на лбу и участки в бороде, испещренные сединой. Самым требовательным из всех его черт были глаза. Они были цвета шоколадной помадки и такими же необыкновенными, как этот густой десерт.
Ты не смотришь на этого человека из-за его внешности, хотя он был чрезвычайно красив. Ты смотришь на него, потому что под его пронзительным взглядом и дорогим костюмом кто-то глубоко скрывался. Я поняла это после секундного взгляда, и это застало меня врасплох, до такой степени, что «Доброе утро» случайно вырвалось у меня изо рта.
Он уже сидел на своем месте, уставившись в газету, лежавшую у него на коленях.
― Доброе утро. ― Его голос был чрезвычайно мужественным, глубоким, немного грубым, как щетина, покрывавшая его щеки.
Осознав, что все еще смотрю на него, я повернулась к своему планшету, открывая сайт ресторана, который собиралась посетить завтра вечером. Изучение меню было первым шагом, и я всегда делала это до прихода в ресторан. Меню задавало тон и немного подготавливало меня к тому, что меня ожидает. Такие вещи, как шрифт и прилагательные, многое говорили мне о шеф-поваре. Когда я посмотрела на меню Basil's, мне сразу бросилась в глаза простота. Блюда не были перенасыщены гарнирами. Они также не были богаты описанием. Максимум три-четыре слова, набранные шрифтом. Несколько основных блюд были названы в честь бабушки Софии. Этот ресторан кричал о традиционности.
Я щелкнула по странице «О нас», когда мужчина рядом со мной наклонился вперед и поднял руки к груди и начал снимать пиджак. Сняв его, он встал, чтобы положить его на верхнее место. Когда он сел на свое место, мне вспомнился запах, который я почувствовала раньше, когда он только сел. Это был не слишком приторный одеколон. Он был свежим, как в лесу во время дождя. Аромат, который я бы купила для своего парня… если бы он был. Некоторые вещи я могла бы оправдать в своей голове, но мне хотелось больше слышать голос этого человека. Это был более чем шестичасовой перелет, который я должна была провести за работой, так что не было причин заводить разговор. Но желание узнать о нем больше было сильнее, чем желание разобраться в своей электронной почте. Я снова повернулась к нему.
― Вы направляетесь в Сан-Франциско на работу или на игру… или, может быть, домой?
Он медленно переместил на меня свой взгляд, все так же держа газету вертикально, что говорило мне, что он планирует вернуться к ней. Прошло несколько секунд тишины, сила в его взгляде была такой же густой, как и тогда, когда он сел рядом со мной. И только он открыл рот, как по интеркому заговорила стюардесса, прервав его:
― Спасибо за посадку на рейс восемьдесят восемь с прямым рейсом до Сан-Франциско.
ПЯТЬ
ДЖАРЕД
― Вы готовы и способны помочь в случае возникновения чрезвычайной ситуации? ― спросила стюардесса, стоя рядом с нашим рядом. Она появилась сразу после объявления, в котором сообщалось, что все пассажиры уже на борту самолета в Сан-Франциско, а пилоты проводят последние приготовления перед тем, как рейс восемьдесят восемь отъедет от ворот.
― Да, ― ответил я, и мне следовало вернуться к статье о рынке жилья в нижнем Манхэттене, которую я начал читать, когда ждал посадки. Вместо этого мой взгляд был прикован к ней. Девушке на месте 14А. У нее были темные волосы, спускавшиеся ниже плеч, россыпь веснушек под глазами и пухлые полные губы. Она не была красивой. Она была восхитительна. И она понятия не имела об этом. За сорок семь лет моей жизни я кое-что узнал о женщинах. Были те, на кого нельзя было не смотреть, и те, на кого просто не следовало смотреть. Она была и тем, и другим. Это было редкостью.
― Да, ― ответила она стюардессе, а затем посмотрела на меня.
До того, как меня прервали, она спросила, зачем я еду в Калифорнию. Наконец я ответил:
― Немного работы, немного удовольствия. А вы сами?
― То же самое. ― Ее веки сузились. ― Вы из Манхэттена? Я не замечаю акцента.
Я почувствовал газету в своих руках и понял, что не смогу вернуться к ней. По крайней мере, пока, не с ее огненно-зелеными глазами, устремленными на меня.
― Когда ты живешь в Нью-Йорке так долго, как я, ты говоришь людям, что ты оттуда. Так проще.
Она рассмеялась, и это заставило меня продолжать смотреть на нее.
― Я тоже здесь уже давно, и я согласна. Как только Нью-Йорк становится домом, вы, кажется, забываете о том, где еще жили. ― Она заправила прядь волос за ухо. ― Почему так?
Когда я попросил свою помощницу забронировать этот рейс, я не думал, что коммерческий полет поставит меня в положение для разговора, как тот, который она только что начала. Я вообще мало думал о самом полете, кроме того, что знал, что должен быть на нем. Но теперь, когда я был здесь, понятия не имел, о чем, черт возьми, думал. Мне вообще не следовало ехать в Сан-Франциско. Я отвернулся от девушки, чтобы посмотреть вперед. Главная дверь была закрыта, сказав мне, что уже слишком поздно выходить из самолета. Единственное, что я мог сделать в этот момент, ― это подышать воздухом. Я извинился, наполовину поднявшись на ноги, зная, что мы в нескольких минутах от взлета и должны быть на своих местах, и пошел по проходу.
― Я быстро, ― сказал я одной из стюардесс, когда она подошла ко мне, и пошел в туалет.
Войдя внутрь, запер за собой дверь, полагая, что у меня есть около тридцати секунд, прежде чем я услышу стук. Если бы я был в любом другом туалете, я бы умылся, но я не собирался делать это водой из самолета. Что мне было нужно от этого тесного, заполненного пространства, так это отдышаться. Потому что все это было высосано из меня, и в четырнадцатом ряду не было воздуха. Я ухватился за край узкой раковины, глядя на себя в мутное зеркало. Сегодня рано утром, когда я не мог заснуть, я сбрил края бороды и подстриг ее по длине. На мне был один из моих любимых костюмов. Виндзорский узел у основания моего горла был безупречным. Может быть, я и не был готов, но, черт возьми, выглядел именно так. Я отодвинулся от раковины и вышел из туалета, сразу же встретил стюардессу, которая подняла руку, как будто собиралась постучать.
