И после каждой такой встречи пропадают эйфория, удивление, и остаются только впечатления, причем не самые радужные. Большая половина рож, которые мелькают на экране телевизора или в разворотах газет и журналов — очень наглая и чувствует себя безнаказанно, а кто-то еще и умственно отсталый. Нам же, ведущим, под страхом смертной казни нельзя грубить или просто повысить голос в их присутствии. Наша задача — любым известным или неизвестным способом вытянуть эфир, мило улыбаясь гостям. Бывают, конечно, исключения, и кто-нибудь вспомнит, что ведущие на радио — тоже люди, и перед записью заедут в кондитерскую или булочную, чтобы во время паузы выпить с нами чаю.
Самым ярким моим впечатлением было знакомство с актером Денисом Козловым. Наверное, потому что тогда я только начинала пополнять свой личный список интервью и была эмоционально незакаленной. А может быть, потому что в тот момент Козлов был для меня эталоном красоты и мужества? Я с детства не пропускала ни одного фильма с его участием. От одного взгляда на его улыбку все мои ровесницы слюни пускали. И когда я узнала, что любимый актер приглашен к нам на радио, всеми правдами и неправдами уговорила нашего программного директора Ваню Воробьева посадить меня в эфир с этим человеком. Едва ли не зайчиком прыгала вокруг Ивана, и оно определенно того стоило. Но, как мне кажется, такой восторженно-помешанной ведущей Козлов врядли когда-то встречал — стыдно было-о… Язык заплетался, глаза горели, мысли в кучу собрать не могла и даже прочитать вопросы в шорт-листе не получалось.
Но, несмотря на кажущуюся по сравнению с рабочими специальностями легкость профессии радийщика, очень тяжело совмещать работу и дом. Особенно семейным людям. Особенно мне. Вот Максу легко. Беспечная жизнь холостого неформала — хоть время от времени он и встречается с девушками, но относится к этому крайне несерьезно. Не пропускает ни одной юбки, каждую новую красотку, посещающую нашу радиостанцию, он пытается заманить на свидание. И это я еще не вдаюсь в подробности извечных командировок. Правда, до романтических отношений там редко доходит — банально не хватает времени на то, чтобы перекусить, а уж что-то большее — так и вовсе выдающееся исключение.
Самое пекло было на известном рок-фестивале в прошлом году. Те три дня открытия были настоящим выносом мозга. Я очень жалела, что не могу спать как Суворов по три часа в сутки, потому что времени катастрофически не хватало. Со стороны казалось, что все проходит гладко, спокойно и без эксцессов. По факту — все участники были готовы взорваться в любой момент, как новогодняя хлопушка.
Проблемы начались с самого первого дня, едва мы вошли в фойе гостиницы. Нам с Максом были обещаны отдельные номера, а на деле нам пришлось делить комнату с еще тремя радийщиками из других городов. Я как единственная девушка оккупировала большую кровать, а парни спали на надувных матрасах на полу. Не сложно догадаться, что я тут же стала объектом пошлых шуточек со стороны, которые, правда, Богачев тут же присек. Уж меня-то он в обиду точно никому не даст. Хотя бы потому, что ему это невыгодно. Кто тогда будет прикрывать его горящую задницу перед руководством?
Макс знает обо мне все. Или не все, но очень многое. У меня родная мама иногда не знает того, что знает со-ведущий. Любимый цвет, забитая фраза, даже марка духов. А еще Макс знает, что чаще всего я повторяю старую как мир фразу про ежиков, и что меня начинает грузить голос Ирины Дубцовой — сразу плакать начинаю во время звучания ее песен. Я случайно узнала, что он просил самого генерального директора не ставить треки этой исполнительницы во время наших эфиров. Я была ему благодарна до глубины души. Максим не просто заметил, как я загрузилась, но еще и сделал так, чтобы подобное больше не повторялось.
Когда мы работаем непосредственно друг с другом весь день, скрыть что-то от коллеги не получается. Да, Богачев для меня уже родной человек — как старший брат, причем во всех смыслах — пока Богачевы-старшие безуспешно ждут от Макса наследников, они тренируются на моем Костике, чему тот несказанно радуется. А меня родители Макса считают чуть ли не дочкой — до сих пор удивляюсь и старательно делаю вид, что у нас с их ветренным сыночком «мир, дружба, жвачка», но иногда я очень хочу опустить на его голову что-нибудь тяжелое. Во время одного из эфиров он мне крысу на плечо посадил. Только из-за осознания того, что меня слушают от Энгельса до Купчино — я не закричала.
Ведущих у нас полный состав, но вот именно с Максимом я общаюсь чаще всего, да. И с Артемом Крыловым — он у нас новости ведет. Но с Темой по командировкам я не катаюсь, а вот Макс частенько грызет своими зубами мой хрупкий нежный мозг.
А ведь все так мирно начиналось…
… Меня определили на стажировку к Максиму, опытному ведущему, который открывал авторскую программу и требовал коллегу, причем именно девушку и именно красивую. В первый свой эфир я была кем-то вроде подставного артиста — мы иногда так делаем, когда другого выхода нет. Стыдно, некрасиво, но никто же не догадывается? И нам спокойней, и слушателям интересно. Мне дали в руки текст и посадили в кресло. Начали задавать вопросы — а я по бумажке читаю, буквы перед глазами плывут, разобрать ничего не могу.
— Рассказывай так, — не выдержал Максим и забрал у меня шпаргалку. Видимо, ему было заметна степень моей нервозности. Еще бы — первый раз в жизни перед микрофоном.
— А… ну, я…
В свой первый эфир я не могла даже нескольких слов связать между собой, и, если бы не подсказки Макса — выгнали бы меня с радио с волчьим билетом. Почему он вдруг решил научить меня премудростям профессии — загадка даже для него. Невероятно, но факт, которому я несказанно обрадовалась и ухватилась как за билет в лучшее будущее.
— Максим, что это?
— Это? Это карт. Картридж-машина. Лягушатники из Европы зовут ее «картушей», но это как-то глупо звучит, правда?
— Правда, — я согласно кивнула, хотя не поняла ни единого слова.
— Что это за зверь такой?
— Это штука такая… Если песня проигралась, то ты следом за ней слышишь сигнал времени или рекламную заставку. Сразу, без паузы. Можно, конечно, с компакта запустить, но у тебя тогда должно быть четыре пары рук, как у осьминога. А тут все под рукой — нажал на карту, и джингл пошел. Задержка — милисекунды.
— Юль, попробуй сказать что-нибудь, будто идет эфир. Сымпровизируй.
— Э… Привет, радиослушатели, за окном удивительная погода, настоящее лето, жара, солнце палит нещадно, и сейчас мы с вами послушаем песню в исполнении Юрия Шатунова с подходящим для этого дня настроением… Ну как?
— Стереотипно мыслишь. Какие на фиг радиослушатели? Мы тебе что, «Маяк»? Радиостанция «Юность»? Запомни раз и навсегда: в эфире нет и не может быть места слову «радиослушатели»! «Друзья», «дорогие друзья», обезличенное «всем привет», но только не «радиослушатели»! Поняла?
— Поняла…
Вот как-то так это все и происходило. И в конце недели нас вызвал на ковер директор и, естественно, спросил, что да почём.
— Ну, Макс, что скажешь? — у меня Воробьев не спрашивал ничего. Видимо, считал, что работать у него на радиостанции для меня будет большой честью. По сути, так оно и есть.
— Да нормально, Ванюх, — ответил панибратски Максим. — Адекватно реагирует, восприимчива к советам…
На самом деле, как позже признался Богачев, я была самой невосприимчивой. Для меня все на радио было настолько ново, что не только слова и фразы, но и некоторые действия вводили меня в зону ступора. Поменять джингл. Подмотать джингл. Поставить СТМ на паузу. Это была весомая причина моей заторможенности.
Одновременно нужно было следить, чтобы речь не уходила от контекста темы, и за тем, чтобы вовремя начиналось и заканчивалось звучание песен, отбивок и свипперов.
Мой первый эфир… жутко переживаю. А вдруг что-то не так скажу?
— Ты меньше волнуйся, — махнул Максим, с которым мне предстояло вести первую в своей жизни передачу. — Ты когда волнуешься, такую хрень несешь…
