— Нет. — Не буду скрывать, что в тот момент я выдыхаю с облегчением. И в ответ получаю смачный смех и полные веселья глаза.
— Тогда ни черта не понимаю. Если он нормальный, почему так себя ведет?
— Потому что твоей маленькой брюнетистой головке не дано это понять. Ты не его типаж. Более того, он очень разборчив в этом плане. А чикуля типа тебя, вся в коже с шипами, грудью навыкат и глазами полными кромешной наглости — точно не тот вариант, что ему необходим.
— Не подталкивай меня к вопросу о том, кто же его вариант.
— И не пытался. Я и без того тебе расскажу. Сделаю доброе дело для своего друга, ибо очередной подкат его только взбесит, а потерять Леху на еще пару недель не хочу. Слишком он нужен нам всем.
— Меньше текста.
— Не твоя фраза, — посмеивается тот, но продолжает: — Ему нравятся рыжие.
Мимо. Надо же. Цвет волос мой, не для него. Какая досада.
— Коротко стриженые, часто и вовсе под мальчика, — продолжает тот кромсать мое представление о вкусах Лёши. — Низкого роста, любящие джинсы и простые белые футболки, желательно не слишком облегающие. Аккуратные черты лица, минимум косметики, скромный характер.
— Еще скажи: отличницу, умеющую потрясающе готовить и хер его берущую исключительно вилкой. Обязательно девственно чистую, даже в мыслях о сексе не помышлявшую, но ему-таки отдавшуюся, — не выдерживаю я все-таки. Поясню. Описывает он запредельно несуществующую девушку. Вылизанную и идеальную. Скучную, как по мне. На таких реагируют обычно разве что неудачники или же с заниженной самооценкой ребята. Не всегда, знаю, но в большинстве своем я права.
— Ты почти угадала.
— Таких баб не существует.
— Редкость, но они есть. Как бриллианты среди фианитов вроде тебя.
В ответ мне остается лишь фыркнуть. Фианитом я себя не считаю. Более того, о том, что я не дурна собой, мягко сказано, знаю. Фигура отличная. От природы узкая кость, но довольно женственные бедра. Занятия пилатесом, бодифлексом и фитнесом плюс относительно правильное питание, держат в тонусе мышцы и поддерживают нужные мне рельефы в порядке. Длинные выкрашенные в черный цвет волосы, всегда вовремя получавшие свой уход, и лицо вполне себе гармоничное. Никто и никогда не жаловался, да и вообще проблем с мужским полом не существовало. Точнее они были не из-за внешности. Об этом я уже упоминала. Ну да, люблю я кожу носить. И возможно, большинство моей одежды почти открыто вульгарно. И что? Разве не любят раскрепощенность почти на грани? Любят. Всегда любили.
Думаю, не удивлю, сказав, что я ухожу оттуда после его отъезда и «милым» разговором с его другом.
Глава 3
Определенный сдвиг вперед или же назад, даже не знаю, происходит только спустя две недели нашего постоянного недообщения.
Я с завидным постоянством упорно навязывала ему идею меня подвезти, а он однотипно и одинаково холодно отказывал. В компании была пара моментов, когда он отвечал на мои косвенные вопросы, касавшиеся его или же не только его. Абстрактные, неважные мысли, совершенно дебильные темы.
Забавно, что, несмотря на то, что Корень назвал меня фианитом, он упрямо пытался пойти со мной на контакт, а если откровенно, то не только он. Намеки сыпались, как из рога изобилия, и будь я не столь увлечена другим, уже бы клюнула на одно из богатых предложений его друзей. Обещали мне и феерический секс, и прекрасные отношения, и великолепные подарки. И подкупить, и задобрить, и умаслить — на все были горазды. А меня не брало.
Нечасто со мной случалось, что я оставалась без интима на хотя бы пару недель. И тут не в неутолимости или чем-то подобном дело. Просто здоровое физиологическое желание. Снятие напряжения и прекрасно сказывающуяся на состоянии здоровья процедура, скажем так.
А тут… и варианты есть, а хотелось добиться неприступного. Смешно.
Так вот… о сдвигах.
Был день рождения у Корня, как-никак тридцатник бил по голове разговорчивому ослу. Ухрюкались все, кто только был горазд. Я же, сделав вид, что пью шампанское, пила банально виноградный сок. До изжоги его налакалась, но зато осталось от всех в тайне, что я как стеклышко. Вера естественно за столько-то времени не смолчала о том, как на меня действует капля алкоголя, как на лошадь никотин, блин. Правда, не убивает полностью, ограничивается мозгом.
Выпил и он.
Не скажу, что был он пьян. Внешне вообще ничего не читалось. Лишь глаза были чуть более мягкие, чем обычно. Не было в них столько металла. И мне впервые удалось с ним поговорить относительно неплохо, если считать пару фраз полноценным диалогом…
— Расскажи мне о себе, — заезженной пластинкой луплю самые обычные и раздражающие вопросы ему в лоб. Мне в самом деле интересно. И надо же поддерживать плюс ко всему — видимость моей недальновидности и мнимой глупости. Мужики, они такие — относительно умных особ боятся.
— Конкретизируй вопрос.
— Ладно. Сколько тебе лет? Откуда сам? Про любимый цвет спрашивать не стану.
— Мне было тридцать два месяца назад.
— В начале апреля день рождения? — удивляюсь неподдельно. У меня третьего числа тот самый праздник, правда мне исполнилось двадцать четыре.
— Именно, четвертого числа. Любимый цвет красный.
Еще один маленький шок. Для того, кто одевается в выдержанные тона, преимущественного темные. И очень редко проскальзывает что-то вроде белого или же пастельного. И тут на тебе, красный. Это наталкивает на мысль, что он не так уж прост и холоден сам по себе.
— Занятное дело. При внешней отмороженности, тебе нравится не какой-то, а именно красный цвет. Нестыковка, — предельно натурально ухмыляюсь. Я ведь как бы слегка пьяна.
— Ты меня не знаешь.
— Верно. Но цвет страсти точно не под твою натуру, — смеяться дурочкой тупо, но я это делаю. Быть собой не получается с ним. Была бы я собой, разговор бы не состоялся совсем.
— Как скользко и нелепо ты пытаешься.
Вы думаете, он хотя бы улыбнулся? Нет. Я не видела ни разу его улыбки. Только глаза менялись изредка. И сейчас он смотрит как-то слегка задумчиво и оценивающе. Наверное.
— Пытаюсь что?
— Тебе виднее, что именно.
— Тебе тридцать, — фыркнула я.
— И?
— А разговаривать не научился нормально. Так что же я пытаюсь?
— Проблемы со слухом?
«Проблемы с головой у тебя…» — очень хочется ответить что-то подобное. Потому как другой просто пояснил бы, ну, или сказал, что думает по этому поводу, но не он.
— Никаких. К твоему сожалению, — улыбаться желания нет. Потому искусственная гримаса отражается на лице.
— К счастью. Повторять не люблю.
— Почему ты один?
— Я не один, — быстрый и уверенный ответ снова. Следом выпивает прямо с горлышка пару глотков виски. Удивительно то, что он отвечает сразу. Без задумчивости. Будто первое, что пришло в голову, слетает с языка.
— Я не о друзьях.
— Снова нелепая попытка влезть в мою постель.
— Ты до противного прямолинеен. Бесишь.
— А ты не в моем вкусе. Слишком высокая. Слишком длинные волосы. Слишком темные. Слишком притягиваешь взгляд. Бесишь, — словно передразнивая, отвечает.
— И твой?
— И мой.
— И?
— И все.
Вот такой «длинный», но на удивление информативный разговор у нас выходит. Быть может, мне бы удалось услышать еще хоть пару крох информации, если бы нас бесцеремонно не прервали. А сделал это не кто иной, как Корень.
— Я у тебя ее украду, брат?
— Она вся твоя, — делает едва заметный акцент на слове «вся», ему-то пофигу, а мне… Мне становится почти противно.
Но если вы решили, что меня это все охладило, то нет. Мой интерес к нему не угасает, и, кажется, он возрастает в геометрической прогрессии, очень быстро и пугающе. Вот так странно. Чем сильнее он отталкивает, тем ближе мне хочется быть.
***
Только вот Вера моя так и не остыла и холила да лелеяла мысль о том, что Лёша станет ее. Крутилась она перед ним знатно. И если я наглая и почти прямо говорила, что и как, то она юлила. На словах вся неприступная и ни за что не преподносящая сама себя, а на деле готова была ковриком к его ногам лечь. Мерзкое зрелище. А может… я просто ревновала, трудно сказать.
