Яд, чтобы убить? Да, это дерьмо было лёгким.
Яд, чтобы кого-то вырубить, ослабить? Да, это говорило о профессионализме. Это говорило о годах изучения ядов, об экспериментировании с ними.
— Отлично, — прошипел я сам себе, заставляя свои тяжёлые руки двигаться, чтобы надавить на пол, желая вернуть свою силу, чтобы оттолкнуться и осмотреться. Я видел только темноту и шлакобетонную стену неподалёку.
Люди, работающие с ядом, были такими же, как люди, работающие с ножом.
Они жили ради игры со своими игрушками.
У меня сложилось отдалённое впечатление, что я стану очень большой, очень загнанной лабораторной крысой.
Вы знаете, может я и был настоящим дерьмом, в то время как мне удалось положить одну ладонь на холодный, грязный пол и найти достаточно сил, чтобы перевернуться на спину, но, чёрт возьми, я никогда не играл со своими жертвами, как кошка с мышкой.
Конечно, они просыпались связанными и напуганными до усрачки. Обычно буквально. Они буквально обсыкались и накладывали в штаны, почти без промаха. Но наши беседы всегда были дружественными. Со всеми намерениями и целями. Я рассказывал про их преступления, показывал свои улики, затем давал выбор между тем, чтобы сдаться копам, и смертью от моих рук. Я не тыкал и не подстрекал их, чтобы добиться желаемого результата. Полагаю, потому что не было желаемого результата. Я был так же счастлив бросить их в конкретном месте и попросить копа-союзника подобрать их и посадить.
На удивление, очень мало человек выбирали этот маршрут.
За время моей работы, думаю, такое выбирали человека три. Один серийный насильник, один серийный убийца, который охотился на проституток, и один контрабандист.
Видите ли, в Джерси не было смертной казни. И судьи были откровенно тупыми.
С нашей лажовой системой уголовного правосудия, у них был шанс получше.
Но, эй, кто я такой, чтобы судить?
Я был так же счастлив и убивать.
Конечно, эта часть никогда не могла быть полностью безболезненной. И я твёрдо верил в справедливость. Так что я развязывал их для большого финала. Они хотели отбиваться, с какой-то последней попыткой считая, что у них есть какой-то контроль.
Они не понимали, что у меня безупречная история.
Я всегда побеждал.
Плохие парни всегда проигрывали.
А затем уплывали в слив.
— Чёрт, — прорычал я, падая на спину и оглядываясь вокруг, пока мои глазам привыкали к темноте.
Я был не просто в подвале с цементным полом, шлакобетонными стенами и, насколько я мог сказать, без окон. Нет. Я был в грёбаной клетке.
И она была хорошей.
Я вытянул ногу, пиная со своей действительно убогой силой одну из балок, кивая, когда она даже не дёрнулась, а послал медленную вспышку боли по моей ноге. Да, это дерьмо было зацементировано и прикручено к потолку. Оно не поддастся. Выбраться было невозможно.
Я должен был сходить с ума. Моё сердце должно было колотиться, пытаясь вырваться из грудной клетки. Но оно было ленивым, тяжело повиснув внутри моей груди.
Допустим, я не истерил так, как делал бы нормальный человек, но моё сердце к этому времени уже должно было работать нормально; я мог только предположить, что этого не было из-за ещё одного побочного эффекта яда.
Это была вероятная причина ещё и того, почему мой желудок казался разорванным к чертям. К счастью, в нём ничего не было, чтобы меня рвало.
— Десланозид. Дигитоксин. Дигиталисный гликозид.
«О боже».
«Чтооооб меня».
Это был чёртов женский голос.
Видите ли, в моём теле не было ни единой чёртовой сексистской кости, даже по отношению к женщинам-преступникам.
Почему, спросите вы?
Потому что обращаться с ними жестоко было не так легко.
Исследования показывали, что маленькие девочки изначально мягче маленьких мальчиков. Профессионалам было решать, от природы это или от воспитания.
Но я знал, что каким бы образом они не преодолевали это — что-то в своих ДНК или в запрограммированном образе жизни — какой бы триггер не был достаточно сильным, чтобы довести их до грани, перевести их на тёмную сторону, когда они попадали туда, господи боже, они становились совершенно другими существами.
Я никогда не видел ничего такого безжалостного, хладнокровного и неумолимого, как женщина с властью над криминальной империей.
И я никогда не видел никого такого жестокого, как женщина-убийца.
Может, всё объяснялось тем, что то, что подтолкнуло их жизни в этом направлении, украло у них важную часть человечности. Но я был склонен считать, что это связано не столько с разбитостью, сколько с тем, что они осознают свой потенциал. Их не сдерживают такие вещи, как хрупкое эго их мужских аналогов, и это даёт им больше времени и разума, чтобы сосредоточиться на более важных частях своих миссий.
Так что, оказаться в руках женщины, которая ещё и фанатка яда? О да, я попал в мир дерьма.
Конечно, может, я этого даже заслужил.
Но сдаться этой реальности было не легко.
— Наперстянка, — объяснила она, когда я не ответил на её комментарий.
Я понятия не имел, где она.
Даже когда глаза привыкли, пространство казалось огромным. Было множество тёмных углов, где можно спрятаться. Она могла быть где угодно.
Конечно же, меня отравили каким-то симпатичным грёбаным цветком.
Это не могло быть какое-нибудь крутое дерьмо из Южной Америки, которое бы распространяло дерьмовое ощущение по всему моему организму.
Нет.
Чёртовы розовые цветочки с заднего двора.
— Как примитивно, — проворчал я, сосредотачиваясь на том, чтобы вернуть к жизни бесполезные части своего тела. — Что дальше? Чай из олеандра?
— Не веди себя нелепо, — ответил её голос спокойно, но, если я не ошибался, в её тоне была малейшая искра веселья. — Олеандр не растёт в Нью-Джерси. Кроме того, он разорвал бы тебе желудок. Может, я и хочу причинить тебе боль, но не хочу разбираться с твоими телесными жидкостями.
— Если только ты не планируешь убить меня в следующий час или около того, куколка, боюсь, так или иначе, тебе придётся иметь с ними дело.
Послышался отдалённый цокот каблуков по полу, толстых каблуков, а не шпилек, но тем не менее каблуков.
Затем долгую секунду не было ничего.
А затем щелчок.
И свет.
Мои глаза инстинктивно сощурились от резкости, но ещё и из-за того, что яркость вызвала почти мгновенную головную боль, которая, несомненно, тоже была последствием дурацкого цветочного яда.
Я несколько раз тяжело моргнул, присматриваясь в поисках каблуков. Берцы, но на каблуках. Сексуально, на самом деле. Мне они понравились. Как и длинные, фигуристые ноги, которые тянулись из них, облачённые в обтягивающие чёрные штаны, которые явно были кожаными. У неё были отчасти широкие бёдра и простая чёрная майка, показывающая, что хоть у неё классная, фигуристая нижняя часть тела, с грудью ей не так повезло. Ну, как говорится, нельзя получить всё сразу. У неё было многое… а я ещё даже не добрался до лица.
И что за чёртово лицо.
Как свидетельствовало моё недавнее общение с Джаззи, меня всего немного привлекали женщины с другой этникой. Ну, эта женщина была латиноамериканкой. Это было лучшее описание, которое я мог дать, учитывая, что существуют дюжины латинских стран, а я не знал ни черта о том, какой регион на что похож. Она была сексуальной со своими глубоко посаженными, страстными тёмными глазами, безупречной кожей, пухлыми губами и чёрными ресницами, бровями и длинными волосами.
Чертовски прекрасна.
И молода для эксперта по ядам.
На самом деле, молода для любых преступлений.
Я бы дал ей лет двадцать пять, хотя не было способа узнать, кроме как спросить.
Я наблюдал, как её подбородок приподнялся во время моего осмотра, не бросая мне вызов, не требуя отвести взгляд, но давая понять, что вся сила принадлежит ей. Затем она кивнула в дальнюю сторону позади меня, вызывая у меня ворчание, так как пришлось повернуть голову.
