слезами на глазах.
– У тебя голова разбита! – рявкает он в ответ.
– Это царапина, я, наверное, ударилась, когда во дворе упала…
– Не ври, Анна!
– Я не вру, – тихо говорю я.
Поднимаю руки, собираясь вновь закрыть ими лицо, но замечаю красные пятна. Осматриваю себя и понимаю, что у меня руки измазаны кровью. А ещё я в белой рубашке, и она точно не моя и не Артура.
Встаю на ноги, и брат забывает о своей злость и подхватывает меня под руку.
– Я в норме, – шепчу я ему и едва заметно улыбаюсь, чтобы смягчить ситуацию.
– Я вижу, – нервно кивает. – Мразь, животное, кто так делает, мать его!
– Артур… – пытаюсь я что-то сказать.
– Мажор, который думает, что ему всё дозволено, – словно он тут один, продолжает ругаться брат и помогает мне дойти до ванной комнаты.
– Артур, – смотрю на него.
– Сама справишься? – спрашивает он, открыв дверь.
– Да, – сипло отвечаю, и он выходит.
Несколько секунд смотрю на белую дверь, и к горлу снова подкатывает ком. Подхожу к ванне и включаю горячую воду, снимаю с себя испачканную рубашку и замечаю на своём теле следы от пальцев Филиппа. На внутренней стороне бёдер пятна, что напоминают о потерянной девственности. Поднимаю руку, касаюсь тёмных кровоподтёков на шее от его губ и невольно улыбаюсь. Но улыбка спадает с лица, когда вспоминаю сказанные им слова на прощание.
Забираюсь в ванну, подтягиваю колени к груди и даю волю слезам.
Я понимаю гнев брата, смотря на себя в зеркало, самой стало себя жалко. У меня всегда была нежная кожа, чуть сильнее надавить и всё – синяк. Но ведь это всё в порыве страсти, в тот момент я чувствовала лишь сладкую боль и возбуждение.
* * *
Несколько дней я не выхожу из своей комнаты, лежу то в кровати, то в ванной, и плачу. Постоянно лью слёзы. Брат носится со мной как с ребёнком. А я не могу ему сказать, что плачу из-за того, что Филипп воспользовался моей наивностью. Что он сломал мою мечту о принце на чёрной иномарке. Плачу из-за того, что злюсь на себя, потому что не могу его ненавидеть. Он мне по-прежнему нравится, а это неправильно.
За эти дни меня часто посещают мысли, что, может, если бы я не отдалась ему, то всё было бы по-другому. Было бы не так больно от его слов. И сразу же мысленно даю себе оплеуху. Ничего не может оправдать его поступок. На время меня отпускает, но потом всё по новой. Из-за чего я чувствую себя грязной шлюхой, коих у него десятки.
Я не могу быть уверена, что в той бутылке помимо алкоголя было что-то ещё, но и не думаю, что от одного глотка меня так развезло. Он ведь тоже из неё выпил, если бы там было что-то плохое, он бы не стал пить. Или…
Господи, ну вот зачем мне это? Почему я его не ненавижу?!
Я должна его призирать, а я жду, что он явится ко мне на порог и попросит прощение, скажет, что хочет, чтобы я была его девушкой, что ему нужна. Какая же я дура! Он наверняка уже и забыл о моём существование.
Артур не перестаёт задавать вопросы, и я его понимаю, он меня вырастил, а после смерти родителей стал для меня всем. Он волнуется и с каждым днём всё больше, я это вижу. Но я не могу сказать ему, что меня больше всего гложет, он не поймёт. Поэтому я держу всё в себе, молчу, чтобы не усложнять и так напряжённую ситуацию.
Я настолько закрылась в себе, думая только о своей проблеме, что не заметила, как брат пропадает где-то по вечерам. Какой он встревоженный, растрёпанный и уставший.
Лежу в привычной позе эмбриона на кровати, как дверь моей комнаты открывается и с грохотом врезается в стену. Подпрыгнув испуганно на кровати, я сажусь, подтянув колени к себе, машинально защищаясь, пока непонятно от чего.
– Собирай вещи, мы уезжаем, – судорожно говорит Артур.
Выпучив глаза на него, я отсюда вижу, как его трясёт, и какое у него бледное лицо.
– Почему? Что-то случилось? – сиплым голосом спрашиваю, всё ещё оставаясь на месте.
– Да! Нет! Собирай вещи! – рычит на меня и выходит из комнаты, схватившись за голову.
Я ничего не понимаю, он, кажется, на грани нервного срыва, и полагаю, в этом виновата я. Но не понимаю, почему нам надо уезжать и куда. Рискнуть и задавать вопросов не буду, так что встаю с кровати и делаю то, что мне сказали. Брат у меня умный парень, и раз сказал, что уезжаем, значит, на это есть веские причины.
Боюсь представить, что за причины.
Собрав небольшую сумку с необходимыми вещами, переодеваюсь в лёгкий спортивный костюм и выхожу в гостиную. Дом вверх дном, шкафчики открыты, на столе наши документы и сбережения, что остались от родителей.
– Готова? – спрашивает появившийся в гостиной брат.
– Вроде да, – почти шёпотом отвечаю.
Никогда не видела его таким взвинченным, даже когда папы с мамой не стало, он был убит горем, но не таким. И меня это пугает.
– Поехали! – забрав со стола документы и деньги, он суёт их в свой рюкзак и, схватив меня за руку, тянет к выходу.
Иду за ним, не сказав ни слово, он запирает двери на все ключи, и мы выходим с нашего двора. У ворот нас уже ждёт такси, Артур закидывает сумки в багажник автомобиля, открывает заднюю дверь и толкает меня в машину, сам садится на пассажирское сидение.
– Железнодорожный вокзал, – говорит водителю не самой приятной внешности и пристёгивается.
В каком-то замешательстве мы приезжаем на вокзал, Артур покупает билеты, и вот мы уже в поезде до Москвы. Брат уставился в окно и нервно дёргает ногой, а я смотрю на него и не знаю, как к нему подойти.
– Артур, – почти шепчу. – Куда мы едем?
– В Москву для начала, – отвечает, продолжая смотреть в темноту за окном.
– Зачем? Что случилось? – кладу свою руку на его.
– Ничего не случилось, так надо и всё, – вырывает руку и прячет её в карман.
Чувствую себя погано, хоть он и не говорит ничего, но я догадываюсь, что этот внезапный отъезд из-за меня. Понимаю, что лучше не трогать его сейчас, уверена, потом он ответит мне на все вопросы.
Ночь в поезде так себе удовольствие, глаз не сомкнула, но это скорее от волнения и неизвестности. Не знаю, что происходит, куда едем и зачем.
