в интенсивной физиотерапии в течение следующего года. Он знал мою историю и был рядом, когда это случилось. Если бы он этого не сделал, не знаю, где бы я оказался после увольнения из морской пехоты.
Я воспитывался в системе, всю свою жизнь мотаясь из одной приемной семьи в другу. Я был одним из тех детей, которого бросили в детстве, но так и не усыновили. Моя жизнь всегда была полна перемен. Я никогда не оставался на одном месте больше шести месяцев, и попадал во все виды дерьма. В четырнадцать меня отправили в колонию для несовершеннолетних, потому что я постоянно дрался в школе. Я провел там год, прежде чем вышел и был арестован за попытку угнать машину. После этого судья поставил меня перед выбором: вернуться в колонию для несовершеннолетних до восемнадцати лет или поступить в военное училище. Мысль о том, чтобы вырваться из приемной семьи и прожить в стабильном месте, по меньшей мере, три года, была похожа на выигрыш в лотерею. Я знал, что такое тюрьма, и не хотел туда возвращаться. Мне было наплевать, даже если придется чистить унитаз зубной щеткой. Иметь постоянную постель и не сидеть за решеткой до восемнадцати — это было похоже на рай. Я ухватился за эту возможность и был направлен в Военную академию в Южной Каролине.
Оказалось, что военная академия была именно тем, что мне нужно. Большую часть времени — это был сущий ад, но я приложил все силы к работе и, к своему удивлению, преуспел в ней. Преуспел во всех дисциплинах, и даже досрочно окончил академию с отличием. После этого поступил в «Цитадель» (Примеч. «Цитадель» — военное училище в США) и тоже окончил на год раньше. Я был лучшим в потоке и обдумывал свой следующий шаг, когда майор Драммонд пришел ко мне, чтобы поговорить о моем будущем.
Я знал, что следующим логичным шагом будет пойти в армию, но мои высокие оценки предоставляли мне возможность выбора. Майор не был похож на всех, кого я встречал раньше. Я сразу почувствовал, что между нами есть связь, и он увидел во мне что-то, что напоминало ему его самого. Я доверял ему, и он помог мне увидеть, что мои способности могут быть использованы для чего-то особенного.
Мне был двадцать один, когда я выпустился и был призван. Затем провел год обучения, прежде чем меня отправили на миссии. Секретные, о которых я мог говорить только с майором. Он был моим связным в маленьком подразделении, которое я возглавлял. Мы объездили весь мир, работая на правительство Соединенных Штатов. Я занимался этим четыре года, когда случилось это дерьмо.
Во время моего последнего задания: мы получили ложную информацию, и это почти убило моих людей. Я был ранен, но некоторым досталось больше. Нам всем дали почетные награды, но я знал, что путь к выздоровлению будет трудным. Когда мы вернулись в Штаты, там были семьи, приветствующие всех дома. Всех, кроме меня. Я снова начал жалеть себя, но потом появился майор и сказал мне, что всё будет хорошо.
За четыре года совместной работы мы очень сблизились, и он был мне как отец. Я никогда не знал, чувствует ли он то же самое или я просто питаю привязанность к своему герою. Но я не стыжусь признаться, что в тот день, когда он подошел ко мне на взлетной полосе и обнял, я, возможно, прослезился. Я вернулся в Америку, но только это, в конце концов, позволило мне почувствовать, что я вернулся домой.
— Что произошло? — спрашивает майор, вырывая меня из моих мыслей.
Я смотрю на руки и вижу свои содранные костяшки.
— Это не столь важно, майор.
— Мне нужно знать? — Он поднимает бровь, и я улыбаюсь.
— Ни в коем случае.
— Это как-то связано с тем, что вчера поздно ночью ты уходил куда-то? — подталкивает он.
— Да, майор. — Я не хочу врать, но ему не нужно знать всех подробностей, куда я ходил.
Он качает головой, понимая, что не хочет знать всей правды. Тут мы оба поворачиваемся, слыша, как Мэгги спускается по лестнице.
— Доброе утро, Жучок, — говорит Рэд и подходит, чтобы поцеловать ее в макушку.
— Доброе, Майор, — отвечает она, обнимает его и направляется к холодильнику.
Я наблюдаю за ними, как они перемещаются по кухне. Она готовит завтрак, и они немного говорят о своем дне, и это так нормально. Я улыбаюсь, потому что мне смешно, от того насколько это нормально.
— Ты поедешь сегодня на автобусе или тебя подвезти? — спрашивает майор.
На мгновение Мэгги выглядит нервной и прикусывает губу. Интересно, это потому, что она собирается ехать в школу со вчерашним придурком? Я сжимаю кулаки и чувствую жжение — боль, напоминающую мне о том, что случилось прошлой ночью.
— Могу подвести тебя, если хочешь. Я направляюсь в том направлении, и пробуду там до полудня, — предлагаю я. Я хочу быть как можно более полезным, пока остаюсь в их доме. Даже несмотря на то, что майор постоянно говорит, чтобы я чувствовал себя как дома.
— Это было бы здорово. Мне пора на работу, но это в противоположном направлении. Тебе это устраивает, Жучок? — говорит майор, и Мэгги кивает.
Она смотрит на меня с облегчением, и я киваю. Могу себе представить, что когда в старшую школу тебя подвозит отец, ты чувствуешь себя отстойно.
Майор уходит на работу, и мы заканчиваем завтрак и убираем всё, прежде чем направляемся к моему грузовику. К счастью, моя поврежденная нога — левая, и я всё еще могу водить машину. Несколько осколков попали в лицо, но, по милости Бога, они не задели глаза. У меня остался ужасный шрам, но врачи говорят, что со временем он станет меньше. В данный момент не это моя забота. Моя цель — снова ходить как обычно, а потом, в конце концов, бегать.
Мы забираемся в грузовик, и я включаю музыку на минимальную громкость, когда еду. Тихо, но я не против. Мэгги — хороший ребенок, и из того, что я узнал, она не доставляет отцу слишком много хлопот. Примерно через милю я слышу, как она откашливается, и оглядываюсь.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
— Ага. Я, эм, хотела бы еще раз поблагодарить тебя за вчерашнее. И за то, что не рассказал отцу. Это было очень круто с твоей стороны.
Я сжимаю руль и делаю глубокий вдох.
— Буду честен. Я думал об этом вчера вечером. Некоторое время я лежал в постели, размышляя,