мне все способы защитить себя и свое сердце. — Никогда не полагайся на мужчину, который даст тебе то, что тебе нужно. Найди одного, и сама забери у него это.
Я все еще слышу ее слова у себя в голове каждую ночь, когда расчесываю волосы.
В истинной манере Мэри-Грейс, она умерла дома, в своей постели, именно так, как хотела. Ее съел рак яичников, и врачи дали ей всего несколько недель. Сенатор был убит горем, и весь штат излил свою любовь к ним двоим.
Я сидела рядом с ней часами, пока она не умерла, держа ее за руку и говоря, что люблю ее. Она просто улыбалась мне и давала больше своих мудрых советов.
— Я убедилась, что о тебе позаботятся. Создан траст, и Уокер позаботится о том, чтобы у тебя было все, что тебе нужно. Я позаботилась обо всем для тебя, Джорджия, как и хотел бы твой папа. Я сделала все это для тебя.
Сжав ее руку, я понимающе кивнула. Она прожила свою жизнь так, чтобы я никогда ничего не делала и никогда не задавалась вопросом, кто будет обо мне заботиться. Возможно, она поступила неправильно, но я знала, что она умерла, сделав все, что могла, чтобы помочь мне.
Мэри-Грейс не подозревала, что через шесть месяцев после ее смерти старый добрый Уокер Китон прикажет своей команде юристов аннулировать траст и вышвырнет меня на улицу в чем была.
Это тяжелый жизненный урок, который нужно усвоить: никогда не доверяй сенатору-южанину.
Я научилась играть в покер, когда мне было десять. У мужа номер «два» были небольшие проблемы с азартными играми, поэтому он думал, что, выплескивая свою карточную зависимость дома, он сможет контролировать ее. После покера он научил меня играть во все подряд. Блэкджек был его любимым занятием, и мы играли все время. Через некоторое время он понял, что я лучше него. Он не позволял мне выигрывать — я на самом деле побеждала его.
Однажды он сидел, опустив локти на стол, и наблюдал за мной, словно ястреб. Внезапно он хлопнул рукой по столу и сказал:
— Я не могу победить шулера.
Я понятия не имела, о чем он говорит. Я просто играла свою сдачу, как обычно. Помню, что была так зла, что он обвинил меня в чем-то подобном. Я чувствовала, что наконец-то в чем-то преуспела, и вот он пытается отнять у меня это.
— Я не шулер!
— Ты считаешь карты, Джорджия.
— Я что? — Я посмотрела на свою сдачу, думая, что у меня на руках два туза, и я знала, что еще один вот-вот выпадет во флопе (примеч. Флоп — это второй по счету раунд торгов в покере, на котором на стол выходят три общие карты, которые могут использовать все оставшиеся игроки для сбора своей лучшей комбинации). Это было подсчетом карт? Это же просто проявление внимательности.
Он встал из-за стола и вышел из комнаты. Мы больше никогда не играли в карты, и его проблемы с азартными играми только усугубились. К тому времени, когда стало совсем плохо, мы уже ушли и переехали в особняк сенатора. Мэри-Грейс всегда была на десять шагов впереди.
Только когда я начала играть с охраной в особняке сенатора, они объяснили мне, что я делаю. Наверное, я выигрывала слишком много раз, и они начали видеть закономерность. Тем не менее, они отнеслись к этому лучше, сказав мне, что это не обязательно незаконно, но из-за этого твою задницу вышвырнут из каждого казино в Вегасе.
У меня была врожденная способность делать то, за что люди отдали бы все на свете. Мне нравилось быть хорошей в чем-то подобном. Это было подло, и мне нравилась мысль о том, что это сойдет мне с рук. И, может быть, если я буду достаточно хороша, мне сойдет это с рук и в Вегасе.
Все это были глупые мысли, которые приходили мне в голову, когда мы жили с сенатором. Только когда моя мама заболела и скончалась, я начала думать, что у этой идеи была перспектива. Я могла бы привести в действие после ее смерти, и мне потребовалось всего шесть месяцев, чтобы выбраться из дома и отправиться в Вегас.
Я помню поездку на автобусе и чувство жалости к себе. Но потом я закрыла глаза и услышала в своей голове голос Мэри-Грейс:
— Не позволяй им видеть, как у тебя потекла тушь.
Когда я приехала в Вегас, первое, что я сделала, — зашла в казино. Это было либо выйти победителем, либо уйти так же, как и вошла. Мне нечего было терять, и именно это создает самых опасных преступников.
В тот вечер я превратила двадцать долларов в двенадцать тысяч, и мне предложили номер в казино. Я знала достаточно, чтобы понять, что вызвала некоторые подозрения, поэтому остановилась и отнесла свой выигрыш в свой номер. У меня было достаточно, чтобы продержаться некоторое время, и в тот момент мне просто нужно было немного покоя.
Когда той ночью легла спать, я плакала до тех пор, пока не смогла больше пролить ни одной слезинки. Я никогда не позволяла их видеть.
— Миссис…?
— О, дорогой, я слишком молода, чтобы меня называли «миссис». Можешь звать меня Персик.
Пожилой мужчина за столом напротив меня краснеет, и я подмигиваю ему. Он кажется безобидным, но я не собираюсь рисковать. Я придерживаюсь своих правил. Будь вежлива, будь очаровательна, будь их фантазией, но не позволяй им прикасаться к себе.
Я откидываюсь на спинку стула, ожидая дилера, и вот тогда я чувствую это. Его взгляд устремлен на меня.
Прежде чем обернуться, я знаю, что меня будут ждать эти голубые глаза, как у Синатры. И все же я не могу удержаться.
Когда я встречаюсь с ним взглядом, все внутри меня загорается. Снаружи я спокойна и собрана. Но внутри меня бушует ад, который разрушает мое тело от желания.
Мой взгляд скользит по его костюму и снова возвращается к его глазам. Он похож на Джорджа Клуни, стоящий там с темными волосами с проседью, засунув руки в карманы и своей полуулыбкой. Он достаточно взрослый, чтобы быть моим отцом, но ничто в нем не кажется мне отцовским.
Прикусить губу — единственный способ не дать стону сорваться с моих губ. Это плохо. Это очень, очень плохо.
Крупье что-то говорит ей, и она
