Но мне это и не нужно.
Теперь я знаю, кто такой «Адам».
Я фокусирую свой взгляд на мистере Мерфи; он сразу замечает это и с трудом сглатывает, мускул на его челюсти дёргается.
— Наверное, это был розыгрыш или что-то подобное, — продолжает папа, и я клянусь, если сейчас он не побагровеет и не взорвётся, то, может быть, это сделаю я.
— Розыгрыш? Ты всё ещё думаешь, что я всё это выдумываю? — спрашиваю я, делая шаг к нему и складывая руки перед грудью. — Потому что мне нужно услышать от тебя, что ты мне веришь.
— Я свяжусь с другими сотрудниками и удостоверюсь, что все студенты на учёте. Мистер Мерфи, если вы не возражаете, проводите Чака обратно в мою комнату.
— В твою комнату? — спрашиваю я, глупо моргая сквозь грязные линзы своих очков. Прямо сейчас их серьёзно не мешало бы протереть. — Почему в твою комнату?
— Чак Карсон, мне не нужно сообщать тебе о каждом родительском решении, которое я принимаю. Пожалуйста, следуй за мистером Мерфи обратно в дом и не спорь со мной. У тебя и так достаточно неприятностей.
— Неприятностей из-за чего? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и тихо. — Неприятности из-за секса? Потому что мы оба знаем, что сейчас я им занимаюсь. Мне семнадцать, а через четыре месяца исполнится восемнадцать.
Арчи поворачивается и уходит, но я ещё не закончила.
Я следую за ним, хватая его за руку. Он останавливается, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, и в его глазах горит ярость и, возможно, даже глубоко запрятанный страх, которого я не понимаю. Если бы он только сказал мне, я бы всё поняла. Если бы он только изложил свою точку зрения словами, а не приказами.
— Папа, пожалуйста, поговори со мной.
Он колеблется всего мгновение, прежде чем вырвать свою руку из моей хватки и направиться в сторону домика. Я хмурюсь, когда поворачиваюсь обратно к Спенсеру и мистеру Мерфи. Это может быть ошибкой, но… Я всё равно собираюсь это сделать.
— Мы знаем, что это вы, — говорю я, и мистер Мерфи смотрит на меня большими невинными голубыми глазами. Он всегда такой чертовски милый, всё время. Похоже, с ним что-то не так. Может быть, он психопат, который умеет подделывать свои эмоции, как и сказал Черч. — Вы Адам.
— Простите? — выдыхает мистер Мерфи, когда брови Спенсера поднимаются вверх. У меня определённо не было возможности ввести ребят в курс дела после того, как папа застукал меня с Черчем с голой задницей на его члене в горячем источнике.
— Вы писали заметки фиолетовыми чернилами. Вы Адам, — уверенно заявляю я, вздёргивая подбородок. — Я видела, как вы прикрепили записку к моей двери как раз перед тем, как произошло нападение. Вопрос в следующем: вы один из убийц или играете в другую игру?
— Господи, Чак, — говорит Спенсер, бросая настороженный взгляд на тенистый лес, окружающий нас. Мы стоим сразу за зловещей красной аркой ворот тории. Здесь чертовски жутко, не буду врать. Есть маленькие цементные статуи, покрытые мхом, которые смотрят на нас из подлеска, и шепчущий ветерок, от которого у меня по спине бегут мурашки.
— Простите, я не… — начинает мистер Мерфи, но затем я делаю угрожающий шаг к нему, и он замолкает, встретившись со мной взглядом.
— Ты один из убийц, Лайонел? Или что? Потому что я серьёзно устала быть в неведении. Это дерьмо зашло слишком далеко. Мы знаем, что вы замешаны в этом, только не знаем, в качестве кого.
— Мистер Карсон, — начинает мистер Мерфи, и его лицо напрягается от гнева. — Я всё ещё сотрудник, поэтому, пожалуйста, подумайте, как вы разговариваете со мной, или я буду вынужден поговорить с вашим отцом.
— Продолжай. И, кстати, когда мы вот так остаёмся наедине, ты можешь называть меня Шарлоттой. Мы все знаем, что вы знаете мой секрет. — Лицо мистера Мерфи бледнеет, когда я отворачиваюсь и направляюсь обратно в домик. Я не собираюсь ждать, пока «Адам» станет моим сопровождающим. Если у него есть проблемы с тем, что я возвращаюсь в свою комнату с Черчем, он может пойти найти Арчи и заодно объяснить, что за записки он мне оставлял.
— Тебе не следовало так с ним разговаривать, — говорит Спенсер, пробегая трусцой, чтобы догнать меня. — Он всё ещё может быть одним из убийц.
— Нет, — говорю я и нутром чувствую, что права. Мистер Мерфи слишком пуглив, слишком нервничает. Он едва ли может обидеть муху. И я говорю это в буквальном смысле. Однажды в нашем классе английского языка с жужжанием летал огромный слепень, и вместо того, чтобы просто прихлопнуть его, мистер Мерфи потратил пятнадцать минут, пытаясь прогнать его через открытое окно. — Я не знаю, что он задумал и какова его конечная цель, но он не убийца.
Спенсер хмурится и выдыхает, засовывая руки в карманы своей юкаты, когда мы направляемся в зал для завтраков и проходим мимо шумного стола Марка, где все его бессердечные, надоедливые друзья-футболисты воют и визжат так, будто Юджина там никогда и не было, как будто он никогда не был одним из них. Я не видела, чтобы они проявляли хоть какое-то раскаяние. Они даже не зажгли поминальную свечу в память о нём в маленьком святилище рядом со стойкой регистрации.
— Ты настолько уверена, что он не убийца, так, когда же ты будешь так уверена насчёт меня? — спрашивает Спенсер, и как только мы сворачиваем за угол, удаляясь от зоны для завтраков, он прижимает меня к стене, положив руку мне на плечо. Он опирается локтем о стену над моей головой и смотрит на меня, глаза темнеют от разочарования.
— Ты был на улице в толстовке, Спенсер Харгроув, — говорю я, желая заплакать, но я отказываюсь проливать слёзы. Я не могу решить, расстроена ли я из-за мёртвого тела, из-за погони… или из-за неопределённости. Я злюсь на себя за то, что не могу доверять парням. И я зла на них за то, что они с самого начала так усложняли всё это. — Прямо со сранья.
— Со сранья? — спрашивает он, выглядя слегка озадаченным. — Так не говорят, Чак.
— Конечно, говорят. Почему говорят «с ранья», а «со сранья» нет? В чём разница?
— Говорят: «С раннего утра», Чак-лет, — возражает он, но я качаю головой и поднимаю палец.
— Я много раз слышала, как использовали фразу «со сранья».
— Ага, ты использовала. — Спенсер качает головой, а затем вздыхает, прижимаясь своим лбом к моему. Мои глаза закрываются сами по себе, а руки сжимаются в кулаки на его юкате спереди. Та искра между нами снова разгорается, и даже с моими подозрениями я чувствую себя бессильной остановить это.
— Я вышел покурить пораньше, потому что не мог уснуть, Чак. Я не мог уснуть, потому что знал, что ты там с Черчем, и я… — он тяжело выдыхает, и его тёплое дыхание касается моих губ. Мои глаза приоткрываются, и я понимаю, что смотрю на него снизу-вверх, на эти длинные тёмные ресницы, отбрасывающие тени на щеки. — Я ревновал, — признаётся он. Спенсер открывает глаза и кривит лукавую полуулыбку. — Не слишком мне подходит, да? Вся эта ревность?
— Я бы беспокоилась о тебе, если бы ты не ревновал, — шепчу я в ответ, желая поцеловать его так сильно, что у меня болят губы. — Я имею в виду, если бы ты встречался с другой девушкой… не говоря уже о нескольких девушках — однояйцевых близнецах, не меньше — я бы сошла с ума. Я не смогла бы этого сделать, это сломало бы меня.
— Сломало бы тебя? — говорит он, а затем смеётся, его запах кедра и иссопа окутывает меня. — Потребовалось бы гораздо большее, чем это, чтобы сломить тебя, Чак-лет.
Я бью его в грудь тыльной стороной ладони, а затем хватаю за край его юкаты.
— Меня не волнует, что ты ревнуешь; я понимаю это. Я не хочу делить тебя ни с кем другим. — Слова произносятся тихим шёпотом, так тихо, что, боюсь, Спенсер меня не расслышал, и мне придётся их повторить. Он внезапно наклоняется и завладевает моими губами в своей удручающе идеальной манере, в этом сладко-властном поступке, от которого у меня перехватывает дыхание, и я одновременно очарована.
— Тебе не придётся делить меня, — обещает он, посасывая мою нижнюю губу, беря её в плен, прежде чем милостиво отпустить. — Просто мне трудно делить тебя с кем-то. Вот что не давало мне уснуть всю ночь, заставило встать так рано. Я просто пытался выкурить несколько сигарет и поразмыслить в этом чёртовом лесу. — Он немного откидывается назад и теребит пальцами перед своей юкаты. — Это даже не моя толстовка, это Мики. Я позаимствовал её прошлой ночью, когда мы с Рейнджером пошли покурить. Здесь становится холодно в… — Спенсер оглядывается вокруг на минуту и хмурится. — Ну знаешь, где бы это ни было, в заднице, у чёрта на куличках, да?
