Я вздыхаю. Моей старшей сестре двадцать два, и она заканчивала Университет Северной Каролины. Ее специальность — рекламный маркетинг, и это единственное, что я могу сказать об ее учебе, потому что это все, что я знаю. Большую часть своего времени она проводит в гламурных барах Роли в поисках завидного жениха. На эту роль подойдет будущий адвокат или банковский инвестор из великолепной семьи, который зарабатывает шестизначные суммы, а еще лучше семизначные. Мне не хочется называть ее мелкой сучкой, но она этого заслуживает.
— Мы могли бы их подождать, — бормочу я. — Разве смысл этих летних каникул не заключается в том, чтобы провести их вместе, одной большой счастливой семьей? — Мой голос полон сарказма.
Краем глаза я вижу, как мама вздрогнула, но никак не отреагировала на мои провокации.
— Несколько дней превратились бы в неделю или еще больше, — живо говорит она в ответ. — А потом бы прошла и половина лета, прежде чем мы бы сюда выбрались.
Я не отвечаю. Одна неделя ничего не значит, когда впереди меня ожидают три месяца с моей чертовой семьей, делающей вид, что все хорошо.
Я поворачиваюсь обратно к мокрому окну, и, взяв свою любимую камеру, вглядываюсь в видоискатель объектива. Моя Pentax SLR[3] с ручным управлением — старый, громоздкий антиквариат. Мне ее подарил дедушка год назад, перед самой смертью. Сейчас все пользуются телефонами, делают цифровые фотки и постят их на различных сайтах в интернете, но мне нравится ощущать тяжесть камеры в руках. Я люблю проводить время в темной комнате, аккуратно проявляя фотографии, на каждой из которых запечатлен какой-то момент из жизни.
Я осторожно настраиваю фокус, и картинка приобретает четкость. Я вижу морские волны с пенными гребнями, которые беспокойно перекатываются за узкой полоской песка, и заросший кустарниками участок, отделяющий дорогу от берега. Я ставлю палец на затвор и щелкаю, молясь о том, чтобы это занятие не надоело мне за лето настолько, что я сойду с ума.
— Вскоре и ты будешь приезжать сюда со своими детьми, — добавляет мама, сияя. — Это традиция. Ты же знаешь, я приезжала сюда с твоими бабушкой и дедушкой каждое лето с тех пор, как мне исполнилось…
Звук ее голоса заглушает громкий удар. Машина резко сворачивает, выходя из-под контроля. Мы неуправляемо несемся по мокрой трассе, из-за чего я больно врезаюсь грудью в ремень безопасности. Камера выскользнула из рук, и я отчаянно ее подхватываю.
— Мам! — кричу в ужасе.
Через окно я вижу красные вспышки едущего следом грузовика. Он летит прямо на нас, а затем, в последнюю секунду, сворачивает в сторону.
— Все в порядке. — Костяшки маминых пальцев побелели — настолько сильно она вцепилась в руль, пытаясь восстановить контроль над управлением. — Только держись.
Меня бросает из стороны в сторону, так как машина все еще петляет, и я цепляюсь за край своего сидения. Мы невесомо дрейфуем по дороге. Наконец я чувствую, как шины снова буксуют. Машина постепенно замедляет ход, пока мы в конце концов не останавливаемся на обочине шоссе. Я задыхаюсь, сердце колотится как бешеное. Красный грузовик, под колеса которого мы чуть не попали, съехал с дороги дальше вверх по шоссе, и теперь его передние колеса по бампер зарыты в грязи и песке. Мама все еще сжимает руль и смотрит прямо перед собой. Ее лицо белее мела.
— Ты в порядке? — задаю я вопрос спокойным голосом. Но она не отвечает. — Мам? — снова спрашиваю я и протягиваю руку, чтобы дотронуться до нее. Она дергается назад.
— Что? Ох, да, дорогая, я в порядке, — она сглатывает. — Я думаю, что пробило колесо. Не знаю, что случилось. Повезло, что мы избежали аварии.
— Повезло? — вскрикиваю я в ярости. — Мы не должны даже быть здесь! Никто из нас не хотел приезжать сюда этим летом, и теперь только что мы почти погибли. И ради чего?!
Вдруг грузовик врезался бы мне прямо в грудь? Я не могу дышать, даже не могу здраво мыслить. Трясущимися руками нащупываю свой ремень безопасности, а затем, бросив открытой дверь, спотыкаясь, выхожу на дорогу.
— Джульет? — окрикивает меня мама, но я не останавливаюсь.
Мне все равно, что идет дождь, а моя футболка и шорты намокли, и мне холодно. Мне просто нужно выйти. Мне нужно дышать. Я ухожу от машины, хватая ртом воздух.
Я не хотела этой поездки. Мы не приезжали в домик на пляже с тех пор, как я была ребенком. Мы и приблизительно не были семьей на протяжении многих лет. Но маме пришло в голову, что мы должны провести здесь одно последнее лето вместе, прежде чем я пойду в колледж, а Карина его окончит, и мы все могли бы наконец перестать вести себя так, словно представляли собой нечто большее, чем дальние знакомые, живущие под одной крышей и притворяющиеся перед всем миром, что все в порядке.
Мы, безусловно, практиковались. В конце концов играть на публику члены моей семьи умеют лучше всего. Папа делает вид, что он не конченый ученый, написавший одну неудавшуюся книгу, и что он не накидывается водкой с мартини в четыре вечера. Моя сестра прикидывается, что ее заботят не только поиски богатого мужа-адвоката с членством в загородном клубе и шестизначным бонусом. Моя мама притворяется, будто не жалеет, что потратила жизнь на очаровательного британского писателя, и делает вид, что не замечает его «консультаций» со студентками в офисе до поздней ночи, и презрения в его голосе всякий раз, когда он вспоминает о том, что нужно плестись домой.
А я? Я притворяюсь, что мне не причиняют боль постоянные притворства. Что меня не поедает изнутри то, что я вижу, как сильно она все еще его любит и кротко ждет малейшего знака внимания с его стороны. Что у меня не возникают эти ужасные приступы паники всякий раз, стоит лишь подумать о том, что я оставлю ее одну, когда уеду в колледж осенью этого года.
Вот почему я согласилась на эту пародию на счастливый семейный отдых. Я хотела попытаться заглушить чувство, будто я отказываюсь от матери.
Она хочет одно последнее лето притворства? Я дам ей его. Но посмотрите, куда привело нас это лицемерие: мы почти погибли в автокатастрофе еще до того, как ее драгоценное лето началось.
— Эй. — Я слышу, как меня окликает какой-то мужчина, но настолько доведена до отчаяния, что не замедляю шаг. Мое сердце бьется так быстро, что мне кажется, будто оно собирается выскочить из груди. Я знаю, мне нужно просто успокоиться и подождать, пока паника не пройдет. Но, когда я попадаю в этот ураган, мои глаза застилает пелена, и я не могу даже попытаться овладеть собой.
— Эй, подожди! — Голос приближается, становится громче, и вот тяжелая рука ложится на плечо и разворачивает меня кругом.
