Своих подружек Элина любила искренне, заранее прощая им и довольно резкие выражения насчёт её семейной жизни, которые девчонки время от времени произносили ей в глаза, и обсуждения за спиной, которых она не слышала, но догадывалась, зная характеры Маринки и Людки. По сравнению с ней, Элиной, обе считали себя успешными в семейных делах: одна потому, что сумела взять под каблук своего супруга, а вторая — потому, что безжалостно умела прощаться с теми, кто не соответствовал её представлениям об идеальном мужчине.
Сама же Элина не могла похвастаться такими качествами… Мягкая от природы, она, на первый взгляд могла показаться обречённо-покорной, совершенно «бесхребетной», как называл её иногда муж. Ей, и в самом деле, были чужды любые проявления агрессии, что могло бы служить надёжным залогом покоя в её семье. Чего нельзя было сказать о самом Игоре. Довольно вспыльчивый, во многом деспотичный, он был готов на ссору в любое время дня и ночи, и Элине стоило огромных трудов сохранять в семье этот самый покой, при чём, далеко не всегда. Правда, муж обладал исключительной отходчивостью — если его вина была очевидна, а оправдания ничтожны. Буквально через полчаса после совершенно несправедливых обвинений, сказанных в запале в адрес жены он, успокоившись, как ни в чём не бывало шёл к ней и, обхватив сзади руками, наклонялся и целовал её то в висок, то в шею, абсолютно искренне считая, что этого достаточно для примирения.
«Что тут мой толстячок делает?.. — мурлыкал он Элине в ухо, глядя, как она раскатывает тесто, — Чебуречки?.. Это я люблю-у-у-у…»
Зная его характер, она с облегчением вздыхала и незаметно смахивала со щеки последнюю слезинку. Теперь можно было жить спокойно — очередная, «дежурная» истерика прошла, и на ближайшую неделю в их семье ожидались мир и покой.
Такие приступы непонятной агрессии случались с Игорем время от времени, с регулярностью в семь — десять дней. В первые годы их семейной жизни Элина не могла понять, в чём её вина, и изо всех сил старалась угодить мужу, но, несмотря на её старания, он неизменно находил поводы для очередной ссоры — будь то не пришитая пуговица, о которой Элина даже не знала, или просто веник, который она «не так» поставила в туалете. Эти надуманные Игорем ссоры носили характер самых настоящих взрывов — всё происходило почти моментально, сопровождалось ругательствами и оскорблениями… Любой её ответ воспринимался им как угроза, и вызывал новую вспышку гнева, ещё более сильную, поэтому она старалась молча сносить все несправедливые слова, не показывая слёз — её слёзы были для него как красная тряпка для быка, и только усугубляли ситуацию. Его выходки страшно выматывали, и она не раз подумывала о разводе, но… мысль о том, что она расстанется с ним навсегда, была ещё страшнее, чем его истерики.
…Вне истерик Игорь был вполне нормальным молодым мужчиной. Элина не могла понять — как в нём могут уживаться два совершенно разных человека? Один — умный, порядочный, искренне любящий и её, и их двенадцатилетнего сына, много читающий, интересующийся историей и музыкой, никогда не проходящий мимо бездомного животного, чтобы не дать тому заранее припасённый кусок хлеба… Он — такой близкий и родной, вдруг в одночасье превращался в какое-то страшное чудовище, изрыгающее проклятья и оскорбления на её голову…
«Это проклятье… Похоже, что материнское, — гадалка, к которой Элина обратилась несколько лет назад по рекомендации коллеги по работе, поставила неутешительный «диагноз», — его мать проклинала?»
«Да… — вспомнив о давнем разговоре с мужем, кивнула Элина, — Он как-то говорил, что в детстве мать бросила ему сгоряча: «Будь ты проклят…» Но он говорил, что она не со зла… язык у неё был такой…»
«А неважно, со зла или нет… — усмехнулась женщина, — Материнское слово силу имеет необыкновенную. И от смерти может спасти… и проклясть навеки».
«Помогите!.. — взмолилась тогда Элина, — Пожалуйста… Ведь он не только меня… Он и себя изводит!»
«Не-е-е-т… — увидев фото молодого, красивого парня, женщина категорично махнула рукой, — Я ему не помогу. И никто не поможет… Только сама мать…»
«Почему?!»
«Материнское проклятье. Его ни свечкой не снять, ни водой не смыть. Только сама мать может вымолить у Бога прощение за свои слова».
«Его матери уже нет в живых… — опустив голову, прошептала тогда Элина, — Она умерла…»
«Тем хуже для него. Он же и спиться может… и заболеть неизлечимо… Да что угодно произойдёт».
«А я?.. Может, я смогу отмолить его?..»
«Сможешь, если в душе не останется обиды. Обида есть на мужа?»
«Есть, конечно… — Элина согласно кивнула головой, — Но ведь я его люблю… Мне его жалко…»
«Жалость тут не поможет. Простить надо… А у тебя обида не остывает, он же как дрова в топку тебе её подкидывает… тебе его не отмолить».
Слова гадалки оказались пророческими — Вскоре Игорь, действительно, запил, и в течение пары лет превратился в настоящего алкоголика. Это произошло так стремительно, что Элина не успела опомниться… К регулярным истерикам прибавились ещё и пьяные скандалы — в хмельном состоянии муж был особенно агрессивен, и единственное, что удерживало Элину от развода, была всё та же жалость… а ещё — страх перемен… Она настолько была привязана к своему дому, что не могла уйти даже к родителям.
Однажды, всё же решившись сбежать от пьяного мужа, она ночью заявилась к ним домой, но так и не смогла уснуть — их огромная квартира, теперь показалась ей чужой… И даже её собственная комната была теперь лишь временным пристанищем — представив, что она вернётся сюда навсегда, Элина впала в уныние.
Нет… её нестерпимо тянуло д о м о й… Домой — к с е б е… Даже несмотря на то, что там — пьяный и дурной супруг… А ещё — сын…
«Я папку одного не оставлю», — упрямо твердил тогда десятилетний Антошка на её уговоры уйти к бабушке с дедушкой. Несмотря ни на что, он очень любил отца, и всегда защищал его перед ними. Элина так и ушла к ним тогда — одна… со щемящим сердцем…
«Я же говорила!.. — причитала Ирина Германовна, глядя на зарёванное лицо дочери, — Я чувствовала!.. Почему ты скрывала, что он пьёт?!»
«Не вздумай возвращаться! — хмурый отец восседал на кухонной табуретке, наблюдая, как Элина дрожащими руками наливает себе чай, — Если вернёшься, больше сюда не показывайся… Тут у меня не гостиница. Или — насовсем, или назад, к этому подонку! А Антошку я завтра сам заберу…»
…Она ушла рано утром, когда отец с матерью ещё спали. Встретив её дома, Игорь угрюмо смотрел вниз, на свои тапки.
«Элька… прости меня… Последний раз… Больше в рот не возьму…»