Она открыла второй ящик. Сверху был сложен ее красный дождевик из пластика. Дальше она и смотреть не стала и, открывая конверт, уже знала его содержание: уведомление об увольнении.
От унижения и замешательства у нее буквально ноги подогнулись. Внезапно обессилевшая, она опустилась в ближайшее кресло, чувствуя, что вот-вот расплачется. И точно, потекли горячие и горькие слезы, но скоро высохли. На смену пришли злость, энергия и решимость.
Я ничего плохого не сделала и не позволю так с собой обращаться, говорила она себе, надевая пальто, а затем садясь в такси.
– «Суперрайт», – резко бросила она таксисту. – Угол Мэдисон и Сорок восьмой.
Все глазели, как решительно направилась она прямо наверх, где были кабинеты начальства.
– Нельзя, – сказала секретарша Хауарда, вставая между Кэрлис и дверьми кабинета.
Не обращая внимания, Кэрлис отодвинула изумленную секретаршу и, постучав в дверь, тут же, не дожидаясь ответа, вошла. Хауард сидел за столом, перед ним стоял Кирк. Молли и Мириам устроились на диване. Все удивленно воззрились на нее.
– Ну и наглость! – сказала Мириам, которая пришла в кабинет мужа, чтобы насладиться расправой.
– Кэрлис! – произнес Хауард, и глаза его забегали, тщательно избегая ее.
– Полагаю, речь идет обо мне, – мрачно произнесла Кэрлис. Все ее страхи улетучились, теперь она пылала праведным гневом. Она подошла к столу Хауарда и нависла над ним как карающая десница. Перед ним лежало ее личное дело.
– Хорошо, что вы пришли, – сказал Кирк, становясь рядом с нею. Вообще-то он гордился своим умением всегда сохранять спокойствие, но в это утро он был явно готов сорваться.
– Совершенно очевидно, что вы единственный, кто так считает, – сказала Кэрлис, глядя прямо на Хауарда и заставляя его встретить взгляд. – Хотела бы знать, каким местом вы, черт возьми, думали, посылая мне домой мои вещи?
На секунду Хауард посмотрел ей в глаза и тут же вновь отвел взгляд.
– Кэрлис, я полагаю, всем будет лучше, если вы уйдете с этой работы.
– Кроме меня, – отрывисто бросила Кэрлис.
– Вы только воду мутите, – сказала Мириам. Она ненавидела в Кэрлис все то, что презирала в себе самой – честолюбие, проклятое прошлое, постоянную неудовлетворенность. – Нам здесь такие не нужны.
– В самом деле? – спросила Кэрлис, впервые поворачиваясь к Мириам. От той резко пахло духами, а свитер обтягивал грудь так туго, что она прямо-таки выпирала вперед. – Почему это, интересно?
– Все дело в вас и Кирке, – проговорил, наконец, Хауард, беря быка за рога. – Вот вам и причина. Все сотрудники «Суперрайта» теперь уже не работают – только болтают о вас обоих.
– Повторяю, – холодно перебил его Кирк, – если она уходит, то и я с ней. – Он подбрасывал на ладони острый металлический нож для разрезания писем, поворачивая его острием то к Хауарду, то к себе. Когда на лезвие падал свет, оно сразу начинало напоминать кинжал.
– Пусть убираются оба, – сказала Мириам, обращаясь к Хауарду. – Обойдемся.
– Заткнись, Мириам, – вмешалась Молли, впервые открывая рот. Она приехала из дома, зная, что надо спасать Хауарда от самого себя. Увольнять Кэрлис было глупо по многим причинам, ни одна из которых не приходила в голову ни Хауарду, ни его безмозглой грудастой жене, ни дурачку-сыну. Что же удивительного, что эта чертова компания едва не пошла ко дну.
– Хауард, ради всего святого, очнись! Нам нужен Кирк, и нам нужна Кэрлис. – Молли повернулась к ней.
– Разумеется, мы не собирались отказываться от ваших услуг, – сказала она, сумев удержаться от улыбки.
– А что вы собирались сделать? – спросила Кэрлис, смело встретив взгляд Молли. – Потому что, если это мне не подойдет, я обращусь к адвокату.
– Нет нужды, – сказала Молли, которая и без того уважала Кэрлис, а теперь, после угрозы обратиться к помощи закона, стала уважать еще больше. Ей нравились достойные соперники. На месте Кэрлис она бы поступила так же. Она знала, каково быть женщиной в мире, принадлежащем мужчинам.
– Я слышала, что Джошуа Хайнз спит и видит заполучить наш торговый баланс. Мне нет нужды говорить, какие услуги вы оказали нашей компании.
И Молли, большой мастер интриги, принялась за дело. Через две недели в «Таймсе» появилась заметка о том, что компания «Бэррон и Хайнз» заполучила последний торговый баланс компании «Суперрайт» и что Кэрлис Уэббер назначена руководителем подразделения, которое положит этот документ в основу своей работы. Одновременно сообщалось, что «Суперрайт» собирается заключить новый, исключительно щедрый контракт с Кирком Арнольдом. Вскоре было официально объявлено, что Арнольд назначен президентом компании, – впервые в ее истории эту должность занял не член семьи.
Конечно, кое-кто продолжал говорить, что Кэрлис стала первой женщиной, которая заняла такой высокий пост у «Бэррона и Хайнза» благодаря своим отношениям с Кирком Арнольдом. Но никто не мог отрицать, что со своим делом она справляется наилучшим образом.
Вторая женитьба Кирка Арнольда удивительно походила на первую, хоть он ничего общего не замечал, а Кэрлис и знать этого не могла. В обоих случаях браку предшествовали тяжелые личные переживания. На Бонни он женился вскоре после трагической смерти отца; на Кэрлис – после мучительного развода с Бонни.
В день, когда Кэрлис ушла из «Суперрайта», он звонил ей четыре раза. На следующий день – шесть. Поначалу, не желая давать нового повода к сплетням, липнувшим, как паутина, они нарочно придавали своим разговорам чисто деловой характер. Речь шла о рыночных перспективах «Альфатека». Кирк держал Кэрлис в курсе производственных проблем, она, в свою очередь, посылала ему на просмотр пресс-релизы и иную информацию. Но близость по-прежнему возбуждала их, и теперь, когда за ними уже не следили десятки глаз, они, передавая друг другу бумаги, затягивали прикосновения и не отводили друг от друга глаз. Нередко они засиживались за работой допоздна, у них вошло в привычку обедать вместе, одновременно просматривая разложенные на столе бумаги. На посторонних они теперь не обращали внимания, и Кирк как-то нарушил заговор молчания, заговорив о своей жене.
Подобно тому, как Бонни в свое время помогла ему пережить потерю отца, Кэрлис облегчала теперь разрыв с женой. Облегчала и эмоционально, и чисто практически. В разводе он обвинял себя.
– Это моя вина. Я был слишком большим эгоистом, – сказал он ей как-то в порыве откровенности. Ему нужно было выговориться. – Часто я просто не замечал Бонни. Я был слишком поглощен своими делами.
– Но судя по тому, что вы говорите, – заметила Кэрлис, – Бонни в начале вашей женитьбы была слишком поглощена детьми, а потом собственной карьерой. Похоже, вину вам надо поделить пополам.
