Ты сам решил пойти на риск
Никто не крикнул: "Берегись!"
И ты покрасил свой шлем в черный цвет.
Как зверь мотор в ночи ревет.
Пустырь, разъезд и разворот…
Ты мстил за груз нелюбви прошлых лет…
…горел асфальт от сбитых с неба звезд,
Горел асфальт под шум колес,
Кричал асфальт, ты был его герой!
Кричал асфальт, кричала боль! Ария — Герой асфальта
Неестественно холодный и серый день, который не тревожат ни солнце, ни снег, ни дождь, ни даже ветер, мог бы показаться абсолютно безликим и невзрачным, еще одним из череды таких же в последовательности под названием жизнь, если бы не колонна мотоциклистов, не спеша сопровождающих похоронную процессию машин под нависающим над автотрассой непроницаемым небом. Макс сжимает руль, периодически переглядываясь с другими ребятами. Да, никто из них от этого не застрахован и никогда не будет. Время от времени кто-нибудь разбивается, попадает в аварии, но когда это вдруг происходит с человеком, которого ты знаешь настолько близко и хорошо, начинает казаться, что произошла какая-то чудовищная ошибка. Что такого просто не могло случиться, не должно было. Что все это лишь дурной сон и на самом деле ты сейчас проснешься в холодном поту и поймешь, что все в порядке. Но в этот раз такого не будет.
Антона не довезла скорая помощь, он умер по пути в больницу. И обвинять их бессмысленно, беря во внимание полученные им травмы, никаких гарантий не было изначально. Самое жуткое, что Киса был не виноват в этой аварии, его сбила фура, водитель которой был в не совсем трезвом состоянии и к тому же ехал с одной нерабочей фарой. Родители Антона написали заявление, тот и не отпирался, только вот Антона больше нет. Ни сына, ни брата, ни друга. Помимо семьи и родственников, на похороны собралось огромное количество ребят. Все те, кто очень хорошо знал Кису и уважал его, а таких оказалось не мало.
Макс невольно передергивает плечами от пробегающего по позвоночнику неприятного озноба из-за забирающегося под одежду холода или от нервов — уже не столь важно. Макс ненавидит кладбища, никогда не может подобрать подходящих слов для того, чтобы выразить соболезнования, но внутри сейчас так пусто, что даже если бы он и попытался облечь в слова то, что чувствует — ничего бы все равно не получилось. Хотя по большому счету, это всего лишь слова и они уже не имеют никакого значения. Всем и так понятно, почему они здесь. Скорбят. Провожают. Прощаются. В последний раз.
Больнее всего смотреть на мать Антона — она либо вообще ни на что не реагирует, либо впадает в истерику, сопровождаемую бессвязными причитаниями и рыданиями. Отец, на которого так был похож Тоха, с абсолютно непроницаемым лицом, взял на себя всю организацию. Остается лишь догадываться, что творится за этой маской, но ему нельзя позволить себе такую роскошь, как эмоции. Макс слишком хорошо понимает его состояние — похорон матери организовывал он, а ему тогда еще не было и двадцати. Он даже не плакал, в отличие от отца. Просто не мог. Полина впервые за все время, что он ее знает, абсолютно не накрашена, с синими глубокими кругами под глазами, которые неестественно выделяются на бледном лице, а на фоне исключительно черных одежд и ажурного черного шарфа, повязанного поверх волос, и вовсе создается жуткое впечатление.
После кладбища и нескольких душераздирающих срывов матери Антона в неестественной оглушающей тишине, на которые просто невозможно смотреть без боли и внутренних содроганий, они возвращаются в город. Поминки организованы в кафе недалеко от дома родителей Антона с Полиной. Никаких громких звуков, только тишина и едва слышные разговоры присутствующих, отрешенные и скорбящие лица, невидимая тяжесть, гнетущее состояние. Зимние сумерки жадно съедают остатки серого скудного света, превращая этот бесконечный день в ночь.
Макс выходит из кафе и делает глубокий вдох, но он не приносит облегчения, будто внутри лежит стокилограммовая гиря. Выдох превращается в пар, быстро рассеивающийся в темноте. Сейчас рано темнеет. Руки и лицо начинает покалывать от холода, а на душе тяжелый осадок и одновременно пустота. Будто кто-то разом высосал всю энергию. Машинально достает чуть смятую пачку из заднего кармана джинсов и, прикрывая ладонью огонек зажигалки, подкуривает сигарету, делая глубокую затяжку. Не успевает он повторно затянуться, как рядом с ним становится Фокс. Тоже закуривает. В отличие от Макса, выпившего всего пару рюмок водки, потому что деваться некуда в таких ситуациях, Сергей не ограничился символическим количеством. Как он после этого собирается садиться на байк — неизвестно.
— Теперь у тебя нет лучшего друга. — Вдруг произносит, слегка поворачивая голову в сторону Макса и нарушая тишину.
— У тебя тоже. — Спустя несколько секунд замечает Максим, делая очередную затяжку и бесцельно уставившись взглядом в чернеющие трещины на асфальте у его ног.
— Мы никогда особо и не были друзьями. Не то, что вы… — Во фразе Фокса на короткие доли секунды улавливается отчетливая и необъяснимая зависть или Максу кажется?
После того инцидента на трассе их отношения заметно подпортились. Они стали намного меньше общаться, хотя Макс несколько раз пытался выяснить причину такого тупорылого поведения, Фокс каждый раз невразумительно соскакивал с темы. А причина какая-то должна была быть, только Макс все никак не может понять какая.
— С Тохой нельзя было не быть друзьями. — Спокойно произносит он, наконец. — Сегодня столько наших было на похоронах, это только лишний раз доказывает…
— То есть, ко мне бы на похороны ты не пришел, я понял. — Перебивает его Сергей. — А Киса просто довыпендривался. Рано или поздно все мы будем на его месте…
— Фокс, харе волну гнать. — Чуть раздраженно останавливает его поток охмелевших мыслей Макс. Выбрасывает окурок в урну и вновь поворачивается к Сереге. — Хочешь поговорить — давай поговорим, только нехер сейчас тут какие-то предьявы кидать. Ни мне, ни тем более в сторону Кисы. Благодаря тебе на мои похороны могли собраться намного раньше. — Колюче замечает он и разворачивается, чтобы уйти.
Вдруг Фокс резко отбрасывает свой окурок, хватает его за куртку и в ярости прижимает спиной к стене здания. Лицо Сергея оказывается достаточно близко для того, чтобы Макс уловил заспиртованное дыхание, вырывающееся паром изо рта. Решил поговорить по-мужски? Отлично. Ничего не скажешь, идеальное время и место для махача — на похоронах друга. Макс с силой ударяет по рукам Фокса, высвобождая куртку из его захвата и слегка отталкивая от себя.
— Какого хера, Фокс?! Не терпится дать мне по роже? Может, поделишься с каких пор я тебя так высаживать начал?
— Сука, Макс!
Макс бы понял, если бы сейчас, наконец, почувствовал кулак у себя на челюсти и даже не сомневается, что ответил бы тем же, но вместо удара случается совершенно другое ощущение. Фокс делает шаг вперед и с силой прижимается к губам Макса, уверенно и отчетливо скользнув рукой по паху сквозь ткань джинсов. Дыхание с запахом алкоголя и таким же привкусом, пытается проникнуть внутрь его рта вместе с языком Сергея. Макс застывает от шока всего на несколько секунд. Ровно на то время, которое требуется его мозгу, перешедшему в режим аварийной работы, осознать и отреагировать на этот внезапный пиздец. Он хочет оттолкнуть Фокса от себя, но тот с силой зажимает его между собой и холодной стеной, пытаясь добраться к поясу на джинсах под курткой и регланом. Максу удается укусить того за губу и с размаху зарядить коленом в пах. Сергей, промычав что-то нечленораздельное от боли, складывается пополам, отпуская его.
— Вообще ебанулся, что ли? — С остервенением вытирая губы тыльной стороной ладони, рычит Макс. Господи, какая мерзость! Его прямо трясет от ярости.
Тот немного нахально усмехается, касаясь пальцами укушенной губы. Как обычно в этой усмешке сквозит ощущение излишней самоуверенности. Но в этот раз он явно перегнул палку со своим провокаторством.
