— Да. И Настя хочет выйти за меня замуж. Специально прилетела в Москву.
— Что делать будем? Вы уже дали согласие Татьяне Николаевне.
— Как дал, так и могу назад взять. Не проблема.
— Но так деловые люди не поступают.
Действительно, Варе я уже дал согласие, а от Настя практически прячусь, отговариваюсь чрезвычайной занятостью и понимаю, что веду себя как свинтус. Она не понимает, почему я вдруг отстраняюсь.
— И все-таки..., — упрямлюсь я, — соглашусь при одном условии.
— Каком?
— И мать, и дочь переедут на период беременности в мой особняк. Я хочу быть рядом с ними от зачатия до рождения ребёнка, — говорю и понимаю: чушь. Сразу попадаюсь. Адвокат пристально смотрит на меня, поэтому поправляюсь: — Хочу проследить, чтобы эти две дамы отработали мои деньги по полной программе.
Александр Борисович удивленно поднимает брови. Черт! От этого человека не ускользнут никакие хитрости. Не удивлюсь, если он докладывает о каждом моем шаге родителям. Что-то они подозрительно притихли. Не звонят каждый день, не дают советов.
Несколько дней прикидываю, как создать матери и дочери все условия для жизни, и тут новая идея стучится в голову. Неужели я прощу этих женщин? Ни за что! Их надо наказать. Иначе, что же получается? Секретарша получит желаемое, не шевельнув пальцем.
— Александр Борисович, — обращаюсь я к адвокату. — Отправьте в отпуск прислугу. Пока на месяц.
— Но... в таком огромном доме должен же кто-то убираться!
— Вот Варя и ее мама и займутся этой работой.
— Но Варвара Петровна, возможно, скоро забеременеет. Вы хотите, чтобы случился выкидыш?
— О чем вы говорите! Беременность не болезнь. Миллионы женщин рожают детей, не отказываясь от домашней работы. И потом...
— Что потом?
— Это всего на месяц. Как только я узнаю, что Варя носит моего ребёнка, верну прислугу в дом. Только, — я смотрю в глаза сердобольному адвокату. Он должен защищать интересы работодателя, а не посторонних женщин, с которыми мы пересекаемся всего на девять месяцев. — Молчок! Я сам сообщу дамам об их обязанностях.
В день переезда Вари и ее мамы я заметно нервничаю. Татьяна Николаевна соглашается на роль дуэньи при Варе, поэтому вот уже несколько дней не выходит на работу. Одно дело рассуждать в теории, и совсем другое увидеть женщину, которая снится мне ночами, в своём доме.
Сердце колотится от волнения, как только вижу Варю на пороге своего дома. Она смотрит на меня потухшим синим взглядом. Лицо бледное, рот плотно сжат. Тень от той яркой девушки, с которой я целовался в исповедальне.
В груди сжимается комок. Она больна? Или тоже переживает? Тогда почему убегает от меня? До зубовного скрежета хочется обнять ее, прижать к себе и выгнать всех из дома. А потом любить до потери сознания, как будто мир пропал и идёт последний день жизни.
Но я держу лицо. Ни за что нельзя выдавать свои чувства. Неизвестно, вдруг Варино смирение не больше, чем хитрость, чтобы крепче привязать меня к себе.
Зато секретарша светится от счастья. Своё возбуждение она сдержать не в силах. «Погодите, скоро я сгоню улыбочку с вашего лица, дорогая Татьяна Николаевна», — злорадно радуюсь я, но намеренно тяну резину, чтобы растянуть удовольствие.
И добиваюсь своего. Я вижу, как вздрагивает Варя, как ее мать удивленно открывает рот, и не могу сдержать ликования. Есть! Один ноль в мою пользу.
Ужин женщины готовят вместе. Я сижу во главе стола и наблюдаю, как Татьяна Николаевна чистит овощи, кидает их на сковороду, и вскоре по кухне несётся восхитительный запах жаркого.
Варя держится в стороне. Она не смотрит на меня, стоит у стены и словно прислушивается к себе. Вот подносит пальцы ко рту, второй рукой гладит живот по часовой стрелке. Она точно больна. Мое беспокойство усиливается.
А если... новая мысль заставляет меня вскочить со стула. Секретарша удивленно оглядывается, даже Варя смотрит уставшим взглядом. А вдруг меня хитростью затянули в ловушку? Девушка смертельно больна, и знает об этом, потому прячется от меня, не хочет объясниться, поговорить.
Вот я лох! Пипец, какой идиот! Надо поговорить с адвокатом и наметить пути отступления.
— Варюша, подай мне лук, — просит Татьяна Николаевна.
Варя идёт к холодильнику, достаёт головку лука и держит ее на вытянутой руке. Я только успеваю заметить моментальный взгляд матери, как моя любимая роняет лук на стол, сгибается пополам и выбегает из кухни. Мать дергается следом, но остаётся на месте и по-прежнему мешает на сковороде.
— Вам совсем не жалко дочь? — вырывается у меня.
— Обычное расстройство желудка, — говорит она. — Бывает.
Я стою у дверей. Нервы на пределе. Не знаю, то ли сдержаться, то ли бежать за Варей. И все же не выдерживаю: одним прыжком подлетаю к Татьяне Николаевне, выхватываю из ее руки лопаточку для перемешивания.
— Идите к дочери! Немедленно! Я сам закончу с ужином.
Женщины возвращаются через пятнадцать минут. Варя становится ещё бледнее. Такое впечатление, что она не может смотреть на еду. Мать достаёт из холодильника бутылочку йогурта и ставит перед Варей. Впервые за вечер я вижу, как она благодарно улыбается уголками рта.
— Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит! — срываюсь я.
— Можно я пойду спать? — как маленькая девочка спрашивает Варя. — Я неважно себя чувствую.
Огорчению моему нет предела. Первая нормальная встреча после разлуки и такой облом! Я иду в свою спальню, но заснуть не могу: прислушиваюсь к звукам дома. Что это? Мне кажется, будто кто-то плачет.
Выхожу на цыпочках из своей комнаты. Всхлипывания становятся сильнее. Они доносятся из комнаты Вари. Осторожно прикладываю ухо к двери.
— Мамочка, я больше не могу скрывать. Давай, все расскажем Владу!
— Не выдумывай! Ещё не время!
Шаги я не услышал. Вдруг дверь бьет меня с размаху по голове, я опрокидываюсь на спину и вижу изумленные лица Вари и ее матери.
Две пары глаз разглядывают меня, а я не знаю, куда спрятаться от смущения. Попался, идиот, за подслушиванием. Моментально вскакиваю.
– Принесите мне кофе в кабинет, – включаю злобного босса и иду к лестнице, потом поворачиваюсь: – И запомните, в двадцать один ноль-ноль я пью кофе, потому что работаю допоздна.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – доносится шепот Вари.
Я застываю с поднятой ногой, но ставлю ее на ступеньку. Терпение, Захаров, только терпение! Обиженная женщина и не то еще может сказать.
Спускаюсь вниз и сам себя ругаю последними словами. Ну, какой кофе! Я от него не могу заснуть! Что мой язык мелет? И все же, что Варя просила мне рассказать? Может, надо было вызвать обеих к себе и устроить допрос с пристрастием? И чего сразу не сообразил?
Татьяна Николаевна показывается на пороге кабинета с подносом в руках. Чувствую разочарование. Такое впечатление, что Варя прячется от меня. Но тут же успокаиваю себя: все нормально, секретарша хорошо знает мои вкусы, естественно, что пришла она. На подносе стоит не только кофе, но и горячее молоко.
Я бы предпочёл, чтобы это была Варя, но слишком много хочу для первого дня, пусть освоится сначала. Я для нее сейчас босс-диктатор.
– Спасибо. Идите отдыхать. Завтра предстоит сложный день, – говорю и выпроваживаю секретаршу за дверь. – Я завтракаю в семь часов после пробежки. Варя не хочет составить мне компанию?
– Ну..., – взгляд секретарши растерянно уходит в сторону.
– Хотя... не надо. Я привык бегать один.
Татьяна Николаевна ещё немного топчется, словно хочет что-то сказать, но не решается.
– Говорите уже, что вы хотите попросить?
– Понимаете, Владислав Павлович, мы с Варей живем не одни.
– Нет.
– Что нет? – теряется секретарша.
– По контракту в моем доме можете жить только вы и ваша дочь. Все ясно?
Татьяна Николаевна пожимает плечами и исчезает. Я тут же бросаюсь следом: пусть приводят, кого хотят. Все равно с них возьму все, что причитается. Распахиваю дверь и слышу:
