— Ну вот видишь, воспоминания начинают оживать, ты сам себя подставляешь! — хмыкнул похититель. — Хлыст! — громко позвал он дежурившего у входа охранника. — Принеси мой кейс, — велел он, когда бритоголовый, сгибая свой немалый рост в дверях, подошел вплотную к ним.
Охранник вышел и вернулся минут через десять, которые мужчины провели в тишине.
Щелкнув неожиданно громкими замками кейса, мужчина достал из его недр какую-то ксерокопию.
— На, если память подводит! Только со мной и моими ребятами вся амнезия с легкостью испарится! — презрительно хмыкнул он и швырнул листок Матвею на колени.
Это была расписка. Написанная коряво, будто тот, кто писал ее, торопился или был в предобморочном состоянии. От страха? От алкоголя? От сердечного приступа?..
Вчитываясь в неровные строки, Матвей все больше холодел. Судя по этой записке, он обязался отдать за два месяца вышеупомянутую сумму гражданину Суркову (видимо, тому, который сидел напротив). Подпись стояла за директором его, Матвея, фирмы. Что за черт?!
— Но это даже не мой почерк! — пленник растерянно помахал ксерокопией.
— Ну конечно, под кайфом почерк немного может измениться, — хохотнул собеседник.
— Какая-то нелепость! — выдохнул с шумом Матвей. — Я понятия не имею об этом долге! Вы же видите меня! Расписка в вашем присутствии писалась? Если да, то вы должны были запомнить человека, задолжавшую вам такую сумму!
— А мне плевать! Я не запоминаю всех торчков, которые могут, не задумываясь, заложить даже утробу своей родной матери! — опять этот злой блеск в глазах. — Директор этой фирмы ты? Ты! Вот, по всему и выходит, что ты мне и должен!
— Но!..
— А чтобы освежить твою память, — повысил голос мужчина, начиная движение к двери. — Хлыст сегодня разомнется с тобой, вместо тренажерки.
После этих слов он вышел, а в комнату вошло трое. Отстегнув Матвея от трубы, они потащили мужчину куда-то по узким влажным коридорам. Доказывать что-то этим цепным псам было бесполезно, поэтому пленник молчал.
Через пару крутых поворотов его ослепил яркий свет. Один из этих шкафов, круто развернувшись, расстегнул наручники, содрал с Матвея рубашку, оставив его по пояс голым. Наконец сфокусировав взгляд, пленник увидел перед собой… ринг.
Хлыст бросил ему грязные бинты.
— Мотай! — резкий и короткий приказ…
Через два часа обессиленного, избитого Матвея затащили в конуру, где он отбывал свой неясный срок, и бросили на матрац, даже не пристегивая: в таком состоянии он не был угрозой. Даже дышать толком он не мог. Если ребра и не были сломаны, то изрядно пробиты!
Как только охранники вышли, Матвей впал в болезненное забытье, содрогаясь от предупреждения, брошенного напоследок:
— Из тебя вышла неплохая груша. Будем так тренироваться каждый день! Надеюсь, из твоих девок выйдут подстилки не хуже!
Глава 33
Две недели… Кажется… Матвей потерял счет времени в этом богом забытом месте. Каждый день его таскали на ринг. Избивали. Но не до потери сознания, а так, чтобы он хотя бы держался на ногах. Босс этих ублюдков больше не показывался. В ночной тишине, нарушаемой только каплями грязной воды, капающей с потолка в углу, мужчина пытался сообразить, откуда эта чертова расписка вообще взялась.
Догадка жгла душу и никак не принималась воспаленным мозгом. Костя…
Только его поведение в последние месяцы вызывало подозрение. И еще эта подпись директора фирмы. Он сам, Матвей, назначил его исполнительным директором, всецело доверяя армейскому другу. Но неужели он мог так подставить?..
Наркотики… Сурков упоминал вскользь о том, что тот, кто подписал эту бумажку, был под кайфом. Но Матвей не видел, чтобы Костя закидывался или принимал что-то серьезнее алкоголя. Хотя все его внимание было направлено на семейные дела и проблемы. Он просто упустил… О чем сейчас очень жалел.
Но больше боли приносила мысль о жене и детях. Из коротких ядовитых реплик своих охранников он понимал, что за ними все еще следят, но боялся спросить, как они, чтобы своим интересом не спровоцировать проблемы для семьи. У этих чертей не осталось ничего святого! Использовать беременную женщину и маленьких детей в своих гнусных целей для них ничего не стоило. Поэтому Матвей молчал, каждый раз чувствуя, как сжимается сердце при имени любимой жены. Только ради нее он терпел все это, сжимая зубы под каждым точным ударом.
Через неделю, когда он начал мало-мальски держать удар и даже отбиваться, около ринга появились зрители. Сначала два здоровенных амбала, на следующий день с ними пришел невзрачный маленький мужчина в очках, которые он нервно поправлял, противно жмурясь от удовольствия после каждого кровавого выпада на ринге.
Через несколько дней зрителей стало больше, даже поставили несколько столиков в той зоне, куда не попадал тусклый свет от больших ламп, расположенных под высоким потолком. Шепотки и гул голосов подсказал Матвею, что во время боя принимались ставки. Сволочи. Для них это было лишь еще одним развлечением. А для него — вопрос жизни, его и его семьи.
После первого выигранного им боя в зале раздался разочарованный гул — видимо, основная часть ставок была не про его честь. В чем он убедился уже потом, когда после боя его привели в каморку и избили так, что он потерял сознание. После этого ему дали два дня, чтобы прийти в себя — и опять выставили на ринге.
Теперь Матвей стал понимать условия игры — наносил редкие, но точные удары, стараясь не подставлять слишком себя, но давая выиграть противнику. Только это спасало его от очередных " разбирательств".
Проведя неделю в таких " легких" боях, Матвей ожидал, когда за ним придут, чтобы отвести на ринг. Внутренне он уже привык к этому ежедневному выбросу адреналина, которые очищали разум от злости и позволяли лучше думать.
Но никто не пришел.
Он прождал до вечера, однако охранник только принес ему ужин, раздраженно бросив разнос в ноги.
— Боя не будет? — хмуро посмотрел Матвей исподлобья на пришедшего.
— Сегодня нет, — буркнул охранник.
По голосу Матвей понял, что что-то происходит. Сегодня за ним смотрел Кривой, который, как понял пленник, бы немного поспокойнее своих напарников. Иногда он даже не пристегивал Матвея, давая возможность походить по своей камере, чтобы размять ноги, но тихо попросил не говорить об этом никому, все же возвращая к ночи оковы на руку Аниного мужа.
— Что происходит? — осторожно спросил Матвей, боясь разозлить Кривого лишними расспросами.
Но тот, видимо, не пылал такой беспричинной яростью как остальные и был немного человечнее. Хотя особых надежд на его расположение Матвей не возлагал.
— Наверху заварушка, у босса проблемы. Мусора устроили облавы и прикрыли многих нужных людей, — куда-то в стену буркнул охранник. — Завтра тебя перевезут в другое место, — он круто развернулся и вышел, оставив Матвея в глубокой задумчивости.
Глава 34
Но Матвея так никуда и не перевезли. Еще два дня он просидел в той же самой каморке, слушая лишь надоевшую до зубовного скрежета капель с потолка. Хлыст больше не объявлялся, и создавалось такое ощущение, что за ним смотрит только Кривой — ни людей, ни звуков за ржавой дверью.
Еще через день Кривой влетел в комнату, раздраженный сверх меры, матерящийся через каждое слово и запредельно дерганый. Матвей нахмурился. Что бы ни происходило там наверху, все это здорово пугает его похитителей, а ничего нет хуже и свирепее загнанной в угол крысы!
Бросив разнос со скудным завтраком на колени Матвею, Кривой со злобой посмотрел на него, будто считал именно пленника повинным в том, что началось. Затем глубоко вздохнул, громко выматерился и резко нацепил маску спокойствия на лицо.
Раздались шаги, и в комнату вошел пружинистым шагом молодой, на первый взгляд, паренек.
— Кривой, есть указания для меня? — жуя жвачку, весело поинтересовался он, скользнув взглядом по Матвею. — Пацаны все привезли, я проследил. А что делать дальше, ты не сказал. И пацаны трутся, не знают, чего делать. Ты бы поднялся, наметил всем фронт работы.
