а я тем временем буду тебя сдерживать, чтобы они попятились в страхе.
– Можем так еду добывать или айфоны отжимать, – усмехнулась я и артистично сплюнула, как матерый бандюга.
– Набьем тебе татуировки на все тело.
– Только не эти цветочки, как у тебя. Я ж всё-таки мужик! – грубым голосом сказала я и вытянула вперед шею, как гусь.
– То есть я не мужик? – удивленно выдернул он брови. – Между прочим, это не девчачьи татуировки.
– Ой, какие мы нежные! – усмехнулась я. – Слушай, а ведь я могу сейчас попрактиковаться. Моему коммуникатору уже три года, а твоему, я вижу, нет и года.
– Эй-эй, давай-ка не вживайся роль. Мне уже страшно стало, – вытянул он перед собой гитару, защищаясь от меня.
– Да ладно тебе, не нужен мне твой айфон. А что будет на следующей неделе? Ты будешь в штаны накладывать при виде меня? – усмехнулась я.
– Нет, я думаю приходить к тебе через день. Будешь меня учить крутым приемам. Нужно же мне как-то защищаться со своими "девичьими" татушками. Я приду послезавтра.
– Ну-ну, – деловито кивнула я, а внутри широко улыбалась этому.
– К тому же кое-кто должен меня научить рисовать. Если я смогу красиво рисовать, быть может, смогу нарисовать эскиз для тату, подходящий твоим нравам и принципам.
– Чушь собачья. Ты же и карандаша держать не можешь! Стану я с тобой возиться?! Да еще и бесплатно. Вот если мне будут платить… вареньем, – в улыбке покосилась я на него.
– Ты же не намекаешь на еще одну банку варенья, Карлсон?
– Нет, не намекаю, а требую. И чтобы побольше, а еще воду принеси, чтобы запивать.
– А печенья?
– А ты сам не догадался?
– А что буду есть я? Воровать яблоки?
– Я тебе сворую! – подняла я кулак перед его бледным лицом. – Я положу салфетку на колени – все, что упадет на нее, твое.
– Тогда я буду молить Бога, чтобы у тебя изо рта все сыпалось, а руки тряслись бы так, что все из них выпадало, – приблизился он ко мне.
– Я буду брызгать слюнками во все стороны.
– Я не брезгливый.
То ли меня смутило расстояние, уменьшающееся между нами, то ли перевес аргументов в его сторону, а может даже оттого, что я не нашла что сказать – я со всей силы ударила его по носу кулаком. Это совсем не похоже на меня! Елизар ошарашенно отстранился, а я залилась краской, не зная, что делать.
– Я, честное слово, не заметила! – выкрикнула я, пока он собирался духом, чтобы что-то пробормотать.
Мой удар не был таким сильным, чтобы вызвать кровотечение или вырубить его окончательно, но он скрутился на земле, вопя, как девчонка, и призывая на помощь. Когда смех стал его душить, и ему было сложно с этим справиться, Елизар просто отвернулся от меня. Какой хороший актер!
В этот момент меня не волновала совесть не из-за моего хладнокровия или же жестокости – я была счастлива. Счастлива не из-за того, что ударила его, а из-за этой близости. Неужели этот незнакомец стал мне самым близким другом? Правда, иногда он всё-таки заставляет меня сомневаться в чистоте своей дружбы. Его суровые и тяжелые взгляды время от времени отдаляют меня, когда я подхожу совсем близко к его внутреннему миру. Но иногда это даже мне на руку, быстрое сближение может вызвать во мне по отношению к нему чувства еще горячее. Сейчас он симпатичен мне, и я безгранично рада видеть его, но если выключить фильтр, то я могу превратиться в его фанатку, что невозможно с моей-то натурой. Граница между нами никогда не должна стираться ни под какими предлогами и взглядами.
– Все, нарыдался? – спросила я у него, когда он стих.
– Да. Я умер, – ответ был короток, без каких-либо движений.
– В таком случае сегодня я буду делать селфи на свой новый телефон и бренчать на новой гитаре. А тебя, товарищ, придется скинуть в овраг в заросли камыша.
– Не сможешь – силенок не хватит, – протараторил он.
– Молчи, ты мертвый. Придумаю что-нибудь.
Этот день надолго останется в моей памяти. Это был теплый день. Теплый не из-за солнца над головой, а теплый из-за солнца, которое сидит рядом со мной в траве. Это солнце излучает такую живительную энергию, что я даже запела при нем, отбрасывая свои страхи.
– Знаешь, я думаю, мы можем попробовать спеть ту самую песню – "The only exception" – вместе. Я знаю аккорды. Ты хорошо знаешь текст? – засиял Елизар.
– Не так чтобы хорошо, но можно попробовать.
Увы, но природа не наградила меня красивым высоким голосом, она дала мне редкий альт. Елизар перебирал B – F#m – E и, когда дело дошло до куплета на аккорде F#m, я вступила, вспоминая текст на английском. Поначалу у меня не совсем получалось выдавать то, что нужно, но я просто вспомнила, что не писклявый, а низкий протяжный и чувственный голос – моя отличительная черта. Плюнув на то, что я слышала раньше, я запела по-своему. На припеве я подняла низкие тона вверх и громко завыла, контрастируя чуть ли не всеми нотами так, что глаза Елизара округлились. Он качал головой и дополнил меня своей хрипотой.
– And I'm on my way to believing, – закончила я.
– Это было шикарное исполнение. Мне очень понравилось! – восхищенно завопил Елизар. – Где ты научилась так петь?
– Нигде, просто мне вдруг захотелось внести в эту песню что-то новое, – покраснела от смущения я. Мне очень редко делают комплименты.
– Это просто шикарно, Кристина! Я шокирован. Теперь это моя любимая песня! Нужно будет записать на диктофон твое исполнение! Давай повторим! Давай повторим! Не отпирайся! – чуть ли не прыгал передо мной гитарист.
– Хорошо-хорошо, – успокоила его я.
– И я на пути, чтобы поверить… – тихо пропел Елизар.
В лучах июльского солнца, в этой мягкой траве иоковских лугов, в свисте ветра над головой я начала верить в чудо. Под аккорды знакомой мне песни, которая оказалась любимой песней Елизара, я почувствовала себя по-другому. То гнетущее чувство одиночества начало таять. Раньше я частенько смеялась над людьми, чьи восхищения любовными чувствами раздавались рядом с моими ушами. Эти люди твердили, что безгранично влюблены, говорили, что их чувства искренни. Я не верила этим бредням. Сказки оказались реальностью. Каждая новая встреча с Елизаром меняла меня, заставляла мои твердые принципы разбиваться. Былые мысли об одинокой старости с собой любимой стали казаться мне брехней, потому что это не то, что хочет моя душа на самом деле. Оказывается, моя душа, как души типичных девушек, хочет тепла
