Ещё месяц назад мы были чужими людьми, а сейчас даже я не представляю себе свою жизнь без участия деда. Конечно, иногда он по моему мнению становиться по-старчески нудным, но всё же в некоторых вопросах он придерживается более прогрессивных взглядов, чем мои родители.
— Я горжусь тобой, Тимур, — снова заблестели глаза деда. — Я очень тобой горжусь, помни это.
Открыв рот, я так и замер, не сумев выдавить из себя ни слова. Мне никогда и никто не говорил, что гордится мной. И, честно говоря, до этого момента я и не подозревал, каково это услышать. Но глядя на деда я действительно видел в его глазах смесь восхищения, гордости и дедовской безусловной любви. Внезапно в груди что-то сжалось и затем раздулось, заклокотав и заперев воздух в глотке.
— Спасибо, дед, — на выдохе сказал я, раскинув руки и обняв этого намаявшегося за жизнь старика.
В крепких мужских объятьях я чувствовал, как мелко подрагивают руки деда, и у самого наворачивались слёзы на глазах. Этот великий махинатор девяностых, тот, на чьих крепких нервах и изобретательном уме строилась империя Царёвых, имел только одну слабость — семью. И, видимо, тот, кто это знал, когда-то и лишил его главного смысла в жизни.
Всего лишь на секунду представив себя на его месте, я испытал давно забытое состояние ярости. Тихой, скрытой за бетонными стенами моей души и оттого более опасной.
— Дед, я вернусь и разберусь с тем, кто убил моих родителей, — пообещал я деду на прощание.
— Знаю. Ты такой же упрямый, как и я, — улыбнулся дед, провожая меня до машины. — И занозу свою не забудь!
Говорят — месть холодное блюдо и, кажется мой внутренний шеф-повар, не успев накормить одну маньячку, готов приступить и к тем, кто сломал жизни целой семьи, включая мою.
До сегодняшнего дня я со снисходительной усмешкой смотрел на пассажиров, приезжающих в аэропорт задолго до начала регистрации на рейс. Обычно это были этакие прошаренные бабёнки, из тех, что готовы по-пластунски преодолеть путь к стойке, проползая под натянутыми лентами и делая вид, что не слышат окликающих их недовольных пассажиров.
На меня это томительное время ожидания в ограниченном пространстве залов ожидания, всегда действовало угнетающе, но только не сегодня. Этим утром я уже за три часа до вылета торчал неподалёку от стойки регистрации, как лев, притаившийся в зарослях джунглей и высматривающий лакомство в колосящейся траве.
Девчонка, оккупирующая мои мысли и душу, появилась в компании троих парней — братьев и еще одного бойца с их базы.
— Ты с вечера, что ли, тут очередь занял, Царёв? Не ссы, без тебя свадьбу не начнут, — первым заметил меня «зоркий глаз» этого племени Мирон.
Но его персона в данный момент меня не интересовала совсем.
— Этот зачем? — недовольно покосился я на парня, похожего на спагетти «Капеллини».
Его болезненная худоба резко контрастировала с высоким лбом, делающим его голову огромной для такой цыплячьей шеи. Инопланетянин.
— Это мой новый парень Герман, — заявила Милена, хватая тощего под руку.
Худощавый испуганно икнул от такого счастья, и только его несмелая улыбка начала бороться с перекосившим лицо шоком, как ему не повезло встретиться взглядом со мной.
Есть в моей истории постыдные периоды, после которых мои родители вынуждены были едва ли не за ручку водить меня на курсы управления гневом, предписанные судом. Я давно не пацан с взбесившимися в пустых извилинах гормонами, но Милена оказалась для меня ахиллесовой пятой, моим наиболее уязвимым местом. Мои глазные яблоки едва не закипели от мощного выброса огненной ревности, забурлившей во мне. Эта заноза способна разбудить во мне весь спектр чувств — от добрых и светлых, до самых чёрных и грязных.
— Хорош троллить клиента, Милен. Он сейчас Герману зубы в глотку затолкает, а свои бивни в порошок сотрёт! Или ты у дантиста на проценте? — хмыкнул Мирон и протянул ей металлический дипломат.
— Мне-то до него какое дело? Клиента вскоре ожидает либо громкий развод, либо тихие похороны. Инфа сотка! — хмыкнула Милена, забирая свою ручную кладь у брата и отбивая ему пятерню.
Не удостоив меня даже мимолётным взглядом, слишком борзая девчонка пошла к выходу на посадку рядом с длинной макарониной. Ах ты ж маленькая лгунья! Нет, значит, дела ей!
— А я вот за Тимура волнуюсь. Холли явно доминирует в их отношениях. Уверен, в первую брачную ночь «хороший мальчик Тимми» будет вынужден играть роль раба, исполняя все прихоти своей Госпожи, — трепался Бес, беззвучно вышагивая рядом со мной.
— Ты уникальный человек, Бес. Твой язык работает намного быстрее мозга, — осадил я болтуна, легонько пихнув его плечом.
— Зато мне мозгов хватает не жениться на бабе, укокошившей твоего братана. Разборчивее надо быть в связях, Царёв! — не остался в долгу оборзевший пиздюк, пихая меня в ответ.
— Ой, Бес, моралист из тебя, как из утюга яхта! — отмахнулся я, вспомнив слова Арсена об этом распущенном беспредельщике. — В «Айконе» всех стаканщиц уже ублажил.
— А ты из «Айкона», можно подумать, один домой поехал и в люлю упал, как порядочный жених? Распутство это грех, Царёв! Так что, ты либо крестик сними, либо трусы надень! — язвил Бес, приглядываясь к павильону с журналами в зале ожидания.
Молниеносным движением руки Макар дёрнул торчащий из павильона крючок для подвешивающихся товаров и прицепил мне за шлёвку брюк сзади. На всю эту глупую выходку ему потребовалось меньше секунды. Удовлетворительно посмотрев на результат, Макар усмехнулся и, сунув зубочистку в рот, продолжил идти к выходу на посадку.
Жди, Лондон. Цирк «Шапито» торопится с гастролями. Отцепившись от крючка, я поспешил за труппой. Кстати…
— Крестик верни, гад!
Глава 13
Меня начало клонить в сон, едва моя попа коснулась жесткого сиденья эконом-класса, а голова упала на спинку кресла. Я чувствовала, что кто-то заботливо укрыл меня мягким пледом и затянул на талии ремень безопасности, но лень было посмотреть на добродетеля, глаза уже слиплись, словно на них суперклей пролили.
Сиденье рядом жалобно скрипнуло, и послышался знакомый приятный акцент:
— Зачем делать такие неудобные места? На этом самолёте перевозят грешников в ад?
— А чего ты сюда свою царскую задницу притащил? Лопал бы омаров в своём бизнес-классе, — пробормотала я, укладывая голову на круглое и мягкое плечо. — До посадки меня не будить.
Прямо из аэропорта мы поехали в дом родителей Тимура. Я хотела сама осмотреть дом и найти причину их недавнего недуга, так как из лаборатории ответ пришёл отрицательный — таллий не был обнаружен ни в одном образце продукта.
Дорога заняла около часа, и весь этот путь Мирон повторял нам порядок действий — от осмотра дома Норфолков, до полного погружения в прошлое и настоящее всех участников этой запутанной истории.
— Нам понадобится помощь твоего друга из полиции, — напомнил Мирон и Тимуру.
— Я разговаривал с ним утром. Кумар сможет приехать к обеду. И с лабораторией тоже. Никаких следов таллия в представленных нами образцах продуктов они не обнаружили, — сообщил Тимур.
— Холли имеет свободный доступ в дом твоих родителей? — спросила я, прощупывая версии, как такое возможно — отравление было, а ни одного подозрительного вещества так и не нашли.
— Разумеется, не имеет. Не знаю, как у вас в России, а у нас не принято ключи убийцам раздавать, — зыркнул на меня Тимур так, словно я спросила: «Царёв, ты случаем не дебил?».
— Как она тогда их отравила? Принесла на ужин «Крамбл» (английский яблочный пирог — примечание автора), с присыпкой из яда? — и не думала я реагировать на фырканье этого царя зверей.
— Холли не приезжала к моим родителям, пока я был в России, но часто заезжала в кафе на Вайтхолл, чтобы выпить кофе с Сидни. Ни еду, ни напитки она не передавала моим родителям, я узнавал.
М-да уж. Опрос родственника потерпевших ни на сантиметр не приблизил нас к разгадке этой части истории.
