всех документах.
- Что ты делаешь? – заглядывает она.
- Это такое послание, детка. Мой ответ, так скажем, на его предложение тебе руки и сердца. Пусть войдет в анналы истории. И в его анналы лично!
- Все верно? Все на местах? – небрежно всовываю открытую книгу в руки Колышкина.
- Аккуратнее! – возмущенно подхватывает ее он.
Просматривает бумаги.
- Мы женаты? – нетерпеливо уточняет Руслан.
- Практически. Внесем сегодня данные в реестр и…
- Окей! Одна проблема решена, - морщится Руслан, закидывая ногу на пуфик. – Теперь мне нужна Эмма. Проводи, господина Колышкина.
Передаю на улице его Костяну.
- Господин Колышкин, я бы советовал Вам внимательно изучить подписанные документы, прежде чем вносить что-то в реестры. Можно и должность потерять, если дойдет до скандала. А я уверен, что дойдет.
Бегать потом оспаривать подписи – такое себе. Лучше уж на старте тормознуть эту дичь.
- Я не понимаю - о чем Вы, - с недоумением смотрит на меня.
- Я просто предупредил.
Пусть сам теперь дальше напрягается и ищет «о чем» я. Возвращаюсь обратно.
Итак, поехали…
Белый: «Вы на месте?»
Громов: «Пытаемся прорваться на КПП коттеджного поселка. Без звонка хозяев теперь не пропускают за шлагбаум. Не спеши пока. Пытаемся решить.»
Не спешить – уже поздно. На воротах только Костян и второй охранник. Их уж я как-нибудь обойду и сам.
Белый: Ждите там, я сам её выведу.
Нервно поглядываю на процессию женщин, идущих в дом. Не хочу, чтобы эти сколопендры нервировали мою девочку. Догоняю Тамару.
Анна, сидя за роялем, извлекает из него обрывки мелодий. Размяв пальцы, проходится по клавишам, и...
Знакомая музыка. Из старого какого-то турецкого фильма. В четыре руки вообще-то партия. Но ее пальчики так ловко ловят клавиши, нигде не ошибаясь.
- Не могу вспомнить фильм – откуда это, - негромко бросаю Тамаре.
- Турецкое старье – «Королек - птичка певчая», - проходит Тамара.
Кладет фотографию Анны с отцом «лицом» вниз на камине. Встает возле рояля.
Улыбается прохладно, глядя на Анну. И словно говорит не мне, а ей в глаза.
- Не выношу фортепиано. Это Аркадий назло мне выдрессировал девчонку игре на нём. И купил эту бандуру – тоже назло. Купил за огромные деньги.
- "Не выносите" меня, а не фортепьяно, - резко обрывает мелодию Анна, поднимаясь. - Я же - "дочь той самой шлюхи".
- Что? - осаживается Тамара.
- Не можете наказать моего отца. За... любовь! Отец любил маму! Не Вас. Поэтому - издеваетесь над его ребенком. Нет моей вины! Низко! Подло! Мерзко!
Оу... Вспыхнула моя итальянка! Глаза горят… Щеки горят…
Красивая… сдохнуть можно!
- Василий, что она несёт?... - нервно усмехается Тамара, зло прищуриваясь.
- Вроде всё на русском, - пожимаю плечами. - Точнее я точно не переведу.
- Вы понимаете что я говорю! - эмоционально взмахивает руками Анна.
- А ты как думала?! - взрывается Тамара. - Что я отдам своё дочери какой-то его бляди?! С чего вдруг?? Он "любил"! - с сарказмом закатывает глаза. – Любил бы – развелся со мной, женился на ней, ясно?! Получил это всё, - обводит рукой гостиную, - благодаря браку со мной! Благодаря связям моего отца! А теперь я должна остаться нищей?! Этого не будет!
- Отец ещё живой! Позор делить наследство! Надо лечить! Можно вылечить! А Вы... бездействие! Убийцы! Avvoltoi! Падальщики! Mangia vivo! Как же это?.. Жрёте ещё живого, вот! Dio ti punirà! Всех! – переходит Анна на повышенные тона.
- Мам?? - встаёт рядом со мной зашедшая Инга. - Что она говорит?! Разве можно вылечить отца?..
- А ну-ка заткнись! - с угрозой делает шаг к Анне Тамара. – Пошла вон отсюда! В свою комнату!
Анна хватает тонкую изящную вазу для одного цветка за горлышко. Из нее вываливается роза и льется вода прямо на паркет.
- Сопротивление будет! - вздергивает она подбородок, с угрозой замахиваясь вазой. - Хватит! Я не Ваша вещь!
- Это моя ваза! - взрывается Тамара. – Не сметь трогать!
- Нет! Здесь всё - отца! - зажмурившись, Анна бьёт дном вазы о коварную стойку для дров у камина.
Ваза рассыпается на осколки.
- И жёны, и вазы!
- Спокойно, дамы! Ань!
Тяжело дыша, переводит на меня взгляд. Стреляю ей строгим взглядом на выход. Невовремя, темпераментная моя! Потом всё выскажешь.
Вспыхивает, смущаясь. Губы дрожат от обиды. Подхватив сумку, пробегает мимо меня в дверь.
- Что за крики? – в сопровождении Эммы хромает к нам Руслан, опираясь на трость. Провожает взглядом мелькнувшую в дверях спину Анны.
- Анна прекрасно понимает по-русски. И говорит, - многозначительно смотрит на него Тамара.
- Очень плохо. Для неё. Эмма… - смотрит в глаза этой женщине, представляя её. – Личная горничная Анны.
Какая из неё горничная? Уверен - "конвой" со стажем.
- Белый, ты переходишь на охрану периметра. Анне личная охрана больше не нужна.
Эмма выходит следом за Анной.
- Понятно.
Ох как много хочется мне сейчас бросить ему в лицо. И закрепить это хорошим зубодробительным хуком! Таким, чтобы брызнуло в разные стороны мясо!
Но я ж не девчонка – вспыхивать не в тему. Я подожду момента…
Бегом несусь наверх во флигель. Здесь есть ощущение хоть какой-то защиты.
Упав лицом в подушку, плачу от бессилия. Вздохнув поглубже, уговариваю себя, что все будет хорошо. Бьянко обещал, что мы уйдем. Он меня выведет. Дальше пока в моей голове нет никакого сценария. Только облегчение, что Варан больше ко мне не прикоснется.
По лестнице шаги.
Выплеснув эмоцию, сажусь прямо, поправляя растрепанные волосы.
Но вместо Бьянко заходит женщина. С недоумением смотрю ей в глаза.
Она смотрит на меня безэмоционально. Таким цепким властным взглядом... Как у надсмотрщика. Белобрысая, коротковолосая, бесцветная, грубоватая, как необтесанное полено. С белесыми равнодушными глазами.
Тётка! Баба! Как там у русских называют таких?
- Анна. Vieni con me. (Пойдём со мной), - с каркающим акцентом.
- Dovrei essere qui. ( Я должна находиться здесь), - настороженно отползаю по дивану к стенке.
- Ruslan ti chiede di venire. (Руслан просит тебя прийти).
- No. Ho paura di uscire. lascialo venire! ( Нет, я боюсь выходить. Пусть сам придёт!).
Я знаю, что он не придёт сюда.
