атрофированный мозг едва находит силы соображать. Надо остановиться, пути назад не будет. Нельзя допустить этого. Он… он жених моей мамы, мой будущий отчим.
– Ты уже перешла грани дозволенного, – шепчет голос в голове.
Пока я пытаюсь собрать себя в кучу, Руслан фиксирует моё тело, крепко схватив за бёдра и не дав опомниться или приготовиться, одним резким движением толкается членом в моё лоно. Из глаз брызжут слёзы, а из груди вырывается крик боли.
– Чёрт! – ругается Руслан и застывает. – Ты, блять, девственница, – констатирует очевидный факт удивлённым голосом.
Зарывшись лицом в кожаную обивку дивана, я тихо скулю, прикусив губу до крови. Боже, как же больно…
– Девочка моя, – выдыхает Руслан и, не вытаскивая это орудие из меня, обнимает за талию и притягивает к своей груди. – Прости, – хрипло шепчет и губами стирает стекающую по моей щеке слезу.
Гладит мой подрагивающий живот, продолжая оставлять на моем лице нежные поцелуи, что ему совсем не свойственно.
– Тише-тише, – шепчет, когда начинает медленно двигаться во мне, а я всхлипываю.
Вспышки режущей боли чувствуются, как острые лезвия по открытой ране, но Руслан продолжает меня целовать, гладить по животу и задевать возбуждённые соски, облегчая мне страдания. Постепенно я расслабляюсь, боль стихает, и вместо всхлипов из меня вырываются едва слышные стоны.
Заставив меня запрокинуть голову на его грудь, Руслан сжимает моё горло и ускоряет движения. Толчки становятся резче, а мои стоны громче. Новые ощущения накрывают с головой, потеснив болезненные спазмы, будто их и вовсе не было.
Не знаю в какой момент, но ловлю себя на мысли, что сама подаюсь ему навстречу, прикрыв глаза и прикусив губу. Руслан, поняв, что боль стихла, и я получаю исключительно удовольствие, снова наклоняет меня вперёд и, впившись пальцами в мои бёдра, начинает вколачиваться в меня, как слетевший с катушек.
Каждый его толчок вырывает из меня глухие стоны, которые я прячу в своих ладонях. С каждым движением его пальцы всё сильнее впиваются в нежную кожу. Каждое его звериное рычание хрипнет всё больше.
Незнакомые, головокружительные чувства настолько приятны, что мне хочется плакать, кричать, метаться, словно выброшенная на сушу рыба. Связь с реальностью потеряна, и я утопаю в собственных чувствах, не веря, что такое вообще возможно.
Что можно сгорать в этой агонии, что может быть настолько приятно, что скользящий внутри тебя член может казаться настолько правильным. Всё тело, будто оголённый нерв – каждая клеточка до невозможного чувствительна. По венам течёт раскалённая лава, а перед глазами начинают мелькать разноцветные точки.
Чувствую нежными стенками, как твердеет член внутри меня и каким-то чувством понимаю, что Руслан на грани так же, как и я. Зарывшись пальцами в растрёпанные волосы, он поднимает моё непослушное тело к себе. Буквально вдавливает в свою грудь, опрокинув голову, впивается в мои губы, заставляя выгибаться так, как никогда в моей жизни.
Продолжая вколачиваться в меня на какой-то нереальной скорости, он рычит мне в губы, кусает их с такой страстью, что у меня мозги плавятся. Могло бы казаться, что это сон, если бы не такие острые ощущения. Если бы не огонь, в котором мы оба сгораем, если бы не оглушающий стук сердца и новая пугающая волна оргазма, что накрывает меня с головой.
Затрясшись пуще прежнего, не в силах сдерживаться, я издаю громкий крик, который Руслан тут же глотает, не разрывая поцелуй. Меня продолжает трясти, пока он сам не взрывается. Накрыв второй рукой мой живот, он толкается в последний раз и входит в меня до упора. Затвердевший член пульсирует внутри меня, извергаясь, словно вулкан, и наполняя меня своим семенем.
Мы застываем, стоим бог знает сколько, не разомкнувшись, и только когда по моим бёдрам начинает стекать тёплая вязкая жидкость, отмираем.
– Не двигайся, – сипло приказывает Руслан и, наклонив меня вперёд, вытаскивает обмякший член.
Он подходит к столу и, схватив с плоской поверхности пачку сухих салфеток, вытаскивает себе одну, после чего бросает их на диван. По ощущениям мне они не особо помогут, но выбора нет, и, выпрямившись, я вытираюсь. Кое-как привожу себя в порядок, хотя рваные колготки лучше бы снять, но под платьем их не видно.
Стою возле дивана, на котором я только что отдала свою девственность жениху матери, и пытаюсь прийти в себя, найти себе оправдание. Но прихожу только к двум выводам: либо я сошла с ума, либо влюбилась окончательно в этого мужчину. В чужого мужчину, который довёл меня до моих первых оргазмов.
Лера
Не знаю, куда себя деть и что вообще делать, так как Руслан, нахмурившись, что-то читает в своём телефоне. Видимо, очень важные новости, раз он даже не застегнул свои брюки. В голове у меня туман, соображаю туго, лишь чувствую, что меня накроет ещё сильнее. Когда пойму всю степень сделанного и пойду вешаться. А сейчас… наверное, надо уйти, не буду же я стоять тут.
Господи, как же это всё… нереально.
Выдохнув, я на ватных ногах иду к двери, между ног зудит и жжёт, к горлу ком подкатывает, вот-вот и разревусь в очередной раз за сегодня.
– Стоять! – раздаётся голос Руслана, и, вздрогнув, я застываю на месте. – Куда собралась в таком виде? – спрашивает с осуждением и шагает ко мне, по пути застёгивая брюки и ремень. – Всё нормально? – сжав мой подбородок, он заставляет посмотреть на него.
Не знаю, что ему ответить. Нормально ли? Что именно? То что я переспала с женихом своей матери? Определённо, нет. Так к чему задавать такие тупые вопросы?! Или он считает, что в произошедшем нет ничего из ряда вон выходящего?
– Вижу, что нет, – кивает он, поняв моё молчание.
Никогда ещё не чувствовала себя так паршиво. Больно и обидно, несмотря на то, что сама виновата. Сама отдалась, хоть и пыталась сопротивляться, пока мозги ещё работали. Да, он мне во снах снился, я облизывалась на него, как кошка на сметану. Но не думала, что паду так низко.
– Постой здесь, я проверю обстановку, – говорит он и выходит из кабинета.
Я обессилено прислоняюсь спиной к стене и смотрю в пустоту, пытаясь собрать мысли в кучу. Обняв себя за плечи, не позволяю слезам скатиться по щекам.
Руслан возвращается быстро и, схватив меня за предплечье, тянет к двери.
– Идём, – говорит он, и мы выходим в полутёмный коридор.
– А мама? – шёпотом спрашиваю.
– Иди в свою комнату, – сухо бросает перед лестницей и, развернувшись, идёт обратно в кабинет.
С минуту я стою как вкопанная,
