сердце упало при виде его сверкающего белого корпуса. Он был моим. Я думала, что он давно исчез вместе с моим пальто, но теперь я знала, что он всегда был у него.
Он нажал на черновик сообщения, написанного моему папе, показывая мне видео в текстовом поле.
Это было не по-настоящему.
Это не могло случиться со мной.
Паника разрасталась в легких, царапая и кусая плоть. Я сжала подлокотники так сильно, что стало больно.
— Пожалуйста, не надо, — взмолилась я.
Его большой палец завис над кнопкой отправки.
— Что ты сделаешь для меня?
Я поняла намек в его голосе. Слезы текли по моим щекам, грудь тяжело вздымалась от невозможности ситуации. Я разрывалась, но знала, что даже отдать своё тело будет лучше, чем, если папа увидит это видео.
— Все, что угодно! — воскликнула я. — Я сделаю все, что ты захочешь.
— Проблема в том, — тихо сказал он, уткнувшись лицом в мои волосы, — Что я уже все это видел. — его слова стали холодными и небрежными. — Новизна уже износилась.
Одним нажатием его пальца, звук отправки сообщения достиг моих ушей.
Мое сердце упало на пол, и я едва услышала бесцветное «упс», которым он издевался над моим ухом, будто это был просто несчастный случай, прежде чем отстраниться от меня.
Кислота подступила к горлу, а потом я наклонился и выблевала все содержимое желудка на персидский ковер.
Он опустился передо мной на корточки и большим пальцем стер с моей нижней губы каплю блевотины.
— Что мне с тобой делать, kotyonok?
Он больше не был загадкой, одетый в Versace, независимо от крови на его брюках и моей блевотины на его руке. Он был монстром, одетым как джентльмен.
Я посмотрела на него полными слез глазами и произнесла два слова, которых никогда раньше не произносила.
— Ненавижу тебя.
Он улыбнулся.
— Это заняло у тебя слишком много времени.
Меня трясло от унижения.
— Зачем ты это делаешь?
И точно так же его веселье исчезло, сменившись безжалостным взглядом, который высосал все тепло из комнаты. Он вытащил телефон из заднего кармана и сунул мне в лицо. Я с отвращением повернула голову к фотографии на экране, но он схватил меня за щеки, удерживая на месте.
Я крепко зажмурилась, образ все еще горел в моем мозгу.
Кровь. Так много крови.
Изуродованная плоть.
Безжизненные глаза.
Он был всего лишь мальчишкой.
— Твой отец не инвестор.
Я покачала головой, слезы текли по щекам. Я не верила, что мой папа был ответственен за… это. Этого не может быть.
— Мальчика звали Паша. Он был хорошим парнишкой.
Это все, что сказал Ронан, но я знала по его тону, что где-то в глубине черного сердца этого человека он заботился о нем.
Я открыла глаза. Несмотря на то, что это было совершенно необоснованно, учитывая обстоятельства, я не могла не ощущать сострадания к этому мальчику.
— Мне жа…
Я не успела закончить фразу, потому что он ударил меня по лицу. Это не было сильно, но, тем не менее, это повернуло мою голову от удивления. Меня никогда в жизни не били, и это действие ошеломило меня до потери дара речи.
— Я уже говорил тебе, что с извинениями покончено, — резко произнёс он.
В его заднем кармане зазвонил телефон. Ронан наблюдал за мной, позволяя ему звонить и звонить, прежде чем он поменял сотовый в своей руке на мой. Он ответил на вызов по громкой связи и выпрямился во весь рост.
— Алексей, — сказал он. — Надеюсь, в Сибири хорошая погода.
— Если ты причинил вред моей дочери, я отрежу твой член и засуну его в глотку твоей шлюхи.
Голос моего отца прорезал комнату, как нож, такой резкий и чужой, что у меня по спине пробежал холодок. Мне показалось, что меня ударили в десять раз сильнее, чем Ронан ударил меня минуту назад.
Ронан усмехнулся.
— Творческий, как всегда, Алексей. К сожалению, как ты только что видел, мой член гораздо ближе к твоей дочери, чем там, где ты прячешься.
Мой взгляд остановился на татуировках на пальцах моего похитителя, и мой желудок похолодел. У него есть люди, выполняющие его приказы, и он невероятно богат и, по-видимому, сидел в тюрьме.
Как называется Русская мафия?
Братва.
Это объясняло странных людей, которые приходили и уходили из нашего дома, секретность папы в его работе, его отказ впустить меня в Россию и Ивана. Это объясняло красную краску, просачивающуюся снизу… нет. Я не могла пойти туда. Это просто все объясняло. Все подозрения, которые у меня когда-либо имелись. Теперь его тайная семья ощущалась долгожданной передышкой.
— Она не имеет никакого отношения к нашим делам, — отрезал папа.
— Семантика, — сухо возразил Ронан, задумчиво глядя на меня. — Она может быть близнецом Татьяны. Должно быть, неловко, что ты трахнул женщину, которая выглядела точно так же, как она.
Единственный, кто вызывал неловкость, был этот бессердечный ублюдок.
— Мила совсем не похожа на свою мать.
— Теперь я в это верю, — протянул Ронан, прислоняясь к комоду. — Я слышал, что она была садисткой сукой.
У меня перехватило горло.
Он лгал. Так должен был лгать. Хотя я не могла не вспомнить странную реакцию в ответ на ее имя, включая ужас Веры, когда она посмотрела на меня.
Нет. Я не позволю ему разрушить память о моей маме — по крайней мере, память, которую я создала.
— Хватит, — проскрежетал отец. — Мы оба знаем, чего ты хочешь. Я обменяю себя на нее.
Понимание превратилось в ужас, от которого у меня перехватило дыхание.
— Нет, — выдохнула я.
Я знала, что Ронан сделает с моим отцом. Знала, что больше никогда его не увижу. Мысль о том, что придется идти по жизни в полном одиночестве, тяжелым грузом легла мне на грудь.
Я не знала о проступках папы — об этой тайной, ужасающей жизни, которую он вел, — но я не могла просто забыть, каким хорошим отцом он всегда был. Тот, что заплетал мне волосы в детстве вместо мамы, которой у меня никогда не было. Тот, кто читал мне сказки на ночь, целовал меня в лоб и называл своим маленьким ангелом.
— Мила.
В трубке послышался усталый вздох. Он не знал, что я слушаю, и сожаление смягчило его голос.
— Прости меня, папа, — всхлипнула я.
Глаза Ронана сузились.
— Мне не следовало так долго скрывать от тебя свою жизнь. Я только хотел, чтобы ты была в безопасности.
Может, поэтому он солгал о моей смерти в младенчестве и запер меня в Майами?
— Это не должно было касаться
