Если между мной и Тимуром что-то завяжется, так это либо удавка на моей шее, либо начало моей половой жизни, но точно не дружба. И голову готова дать на отсечение, что папа, не раздумывая, выберет первое.
Как в сказке. Бонус
Саша, Сашенька, Александр… вот какого лешего ты сегодня так рано?
Возмущение моего распалённого тела так велико, что приходится прислониться лбом к прохладному кафелю ванной. Никогда к нему плохо не относился, но блин! Кто ж так обламывает?! Датчик у него там сработал, что ли? Так нет же, тот давно должен зашкаливать хлеще, чем дозиметр радиации в Припяти.
– Привет, родная! Чем занимаешься?
Нет, ну он точно издевается! Иначе откуда в обычно флегматичном тоне столько неприкрытого ехидства? Или мне только кажется?
Дожил, ловлю галюны из-за взбалмошной девчонки, пока вся имеющаяся во мне твёрдость духа задорно оттягивает штаны.
– Отбой, дружок, – заклинаю сиплым стоном, поворачивая ручку смесителя в сторону подачи горячей воды. И вот как с таким маяком показаться отчиму на глаза? Я бы на его месте за такое себя кастрировал. Неуверен, что темперамент Александра заточен на крайности, но проверять это на своей шкуре как-то неохота.
– Привет, па, – слышится Лерин тоненький, взволнованный до неприличия голосок. – Да вот, рулет ванильный купила, хотела Тимура на чай позвать, а в комнате никого. Придётся нам вдвоём его приговорить.
Ну же, детка, прекрати так запинаться. Что за бездарное палево? Для полноты картины осталось потрясти над головой транспарантом: «Ты не подумай, я ничем таким не занималась».
Послал же бог сестрицу, всё приходится выруливать самому. И всё бы ничего, да водитель я ещё тот.
– И не надейся, Холера! – ору не столько от возмущения, сколько от упругой струи кипятка, под которой начинает припекать мою кисть. – Ванильный мой любимый. Сейчас руки домою и присоединюсь.
Я тяну время, давая себе возможность остыть, и вполуха прислушиваюсь к приглушённому трёпу. Лера то-то там щебечет про однокурсников и клуб. Интересно кто там такой бессмертный, чтобы средь ночи в центр намылиться? Потому как у нас на окраине приличных заведений отродясь не бывало. Что бы там ни решил Александр никуда наша девочка не пойдёт, я не готов делиться с похотливыми пижонами вроде тех двоих из мебельного и тем более не могу позволить им вымесить на ней злость за сломанные пальцы.
Свихнуться можно со скорости, с которой переворачивается вверх дном моя жизнь! Каких-то два месяца назад я как первоклашка с букетом в руках летел на свидание, и никакой Леры знать не знал. Неделей ранее возвращался со свидания уже с ней, мечтая забыть о нём как о своём самом страшном сне. А ещё утром недремлющий инстинкт самосохранения так яростно убеждал меня держаться в стороне от Леры, что когда та начала что-то там мямлить о помощи с уборкой спортзала я, не задумываясь, послал её на три весёлых буквы. Правда, потом попросил Степашку, чтобы тот провёл девчонку домой. В драке толку от хлипкого ботана мало, зато его здесь уважают за смекалку и человечность.
С Лиховским, конечно, было бы надёжнее, да тот на неё так смотрит… Не хотелось по возвращении застать их за тем же занятием, которое так некстати нам обломал Александр. В принципе это меня не особо спасло от неприятных сюрпризов – Астахова на моей кухне тот ещё подарок, когда только на хвост упасть успела?
Столько часов убито на развитие в себе уравновешенности и всё насмарку. Стоит Лере появиться на горизонте и гуд бай выдержка.
– Клубы не лучшее место для моей королевской лилии, – монотонно басит отчим, вызывая у меня кривую усмешку. Меткое сравнение, красивый и ядовитый цветок. – Там будет кто-то кому бы я мог тебя доверить?
А вот это уже интересно. Убедившись, что выгляжу приемлемо, выключаю свет в ванной и выхожу за дверь.
– Моя однокурсница, – неуверенно тянет Лера. – Очень хорошая и скромная девушка.
Астахова, что ли? В клуб?! Всё чудесатее и чудесатее…
– И как две хорошие скромные девушки смогут постоять за себя в случае чего?
Лера опускает голову, принимая поражение. Как любопытно, неужели только со мной она гнёт своё до потери пульса?
– Я присмотрю за ней.
Путём нехитрых вычислений прихожу к выводу, что речь может идти только о «Вегасе». Что ж, тогда поход обещает быть эпичным. Почему бы и нет? Хочется думать, что я ввязываюсь в это не из желания её порадовать, а исключительно вредности ради.
– По выходным ты работаешь, – отрезает моя потерявшая страх сестрица.
Ладно, с радостью я погорячился, но вызов принят.
– Меня есть кому подменить, – остановившись рядом с Лерой, открыто смотрю в глаза её отца. Абы с кем он свою лилию не отпустит и это хорошо, а мне скрывать нечего, понадобится, глотку за неё перегрызу. – Александр, прошу, дайте мне этот шанс реабилитироваться.
Теперь главное не думать о том, как близко к моей руке вздымается грудь его дочери, а то получится крайне неловко. Как бы она ни старалась казаться спокойной, видно, что внутри ещё полыхает желание, и эта адова пытка невидимой вибрацией передаётся мне по воздуху.
– Замечательно. В семье должен царить мир. Всегда мечтал, что между вами двумя когда-нибудь завяжется крепкая дружба.
Его доверие подкупает, на миг даже становится стыдно за свои грязные мыслишки, но только на миг. Мне-то как раз не должно быть совестно, я не собираюсь причинять ей боль, только удовольствие. Если она позволит.
Ты мне нравишься
Этим утром я не спала с семи часов – ждала Тимура. Умылась, накрасила ресницы, снова умылась, не переставая ругать свою эмоциональную нестабильность последними словами. Теперь листаю конспект по уголовному праву, помимо воли представляя себя в форме, а Беду в наручниках. Мысли снова уносит не в ту степь.
Воспоминания, которые заставила вспыхнуть в голове эта картинка, злят и одновременно кружат голову открытием, что мне вдруг стало недостаточно обычного общения. Губы просят тепла его кожи, тело – его прикосновений. И только мозг отказывается понимать, как можно было до такого докатиться. В вопросе наших с Бедой взаимоотношений логика по обыкновению берёт таймаут. Кто б знал, как я жалею о проявленной слабости. Зверски просто! Не стоило поддаваться искушению, сейчас бы на одну проблему было меньше.
В девять, устав бесцельно слоняться по комнате, с небывалым воодушевлением играю на скрипке. Де-юре – дабы порадовать отца, де-факто – в надежде привлечь внимание Тимура. В итоге Анжела закрывается в комнате, жалуясь на мигрень, папа бежит в аптеку за анальгином, а Беданова на горизонте всё нет. Он живой вообще?
Ближе к десяти мне надоедает слушать, как капли дождя с нарастающей силой бьют в окна в поразительном созвучии с моим тающим терпением и, задвинув гордость подальше – примерно туда, где всё чаще загорает моё здравомыслие – отважно поднимаюсь на мансарду.
– Прости, дружок, охранник ты так себе, – показываю язык нарисованному черепу, не в силах больше сопротивляться потребности увидеть своего драгоценного тренера. Я ведь могу поинтересоваться, чем в непогоду заменяют пробежку? Исключительно в познавательных целях, ага.
В утреннем освещении его комнатка выглядит ещё меньше, чем казалась позапрошлой ночью. Внутри минимум мебели: сложенный диван, тумбочка, низкий шкаф и посередине коврик, на котором Тимур в настоящий момент отжимается стоя на руках. В одних джинсах. По телу тут же пробегает волна приятного покалывания. С ума можно сойти.
На удивление вид влажных дорожек, стекающихся к напряжённым плечам не вызывает во мне брезгливости, но то, что я испытываю, радует ещё меньше, потому что в голове вместо мыслей грохочет кровоток, раскаляя воздух пропорционально зачастившему пульсу.
При звуке щёлкнувшей за моей спиной двери Тимур сразу спрыгивает на ноги, и я не успеваю отвести взгляд на что-нибудь менее волнующее. А теперь не стану ещё и из принципа. Хуже чем обнаружить своё неравнодушие только нелепые попытки его отрицать или, того унизительнее, начать оправдываться.
