- Тобой руководит только желание? - осторожно утончила я, распахивая глаза. Розовый дурман, насланный его близостью, постепенно рассеивался. Способность соображать возвращалась медленно, но своевременно. Как хорошо, что мы не дома одни... там бы я сопротивляться вряд ли смогла.
- Желание... бешеное влечение... как будто по венам течёт лава..., - шептал он, размеренно целуя шею и очертания скулы, легонько покачивая меня в гипнотизирующем танце. - Это так сложно контролировать... Ещё чуть-чуть и точно крыша уедет.
- И все? - тихонько шепнула в ответ и немного отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. Затуманенные, одурманенные, недоуменные. Давид вопросительно молчал, и я уложила обе ладони на стальную грудь, тяжело вздымающуюся вверх. Надавила немного, высвобождаясь из кольца крепких объятий. Он нахмурился, несколько раз моргнул, пытаясь прийти в себя, и непонимающе посмотрел на меня.
- А что ещё нужно?
- Обычно этого было достаточно, да? Твоего желания, - изумление в голосе подделать не удалось. Получилось слишком бесцветно, равнодушно. Даже не вопросительно, а как констатация общеизвестного факта. Мужчина сильнее свёл брови, стараясь понять причину, по которой девушка, только что млевшая в его объятиях, вдруг отстранилась и похолодела.
- Отправь меня, пожалуйста, домой, - наконец попросила, когда недоуменное молчание стало затягиваться. Мог бы хотя бы соврать о чувствах. Я ведь не прошу клясться мне в вечной любви, просто хочется знать, что ты нравишься, как человек, как женщина. Что в тебе прекрасны не только ноги и лицо. Что ты, пусть и слегка, но прикоснулась к его ледяному сердцу. А потрогать... нижний этаж - это не привилегия. Давид его почти всем желающим показывает.
- Я отвезу.
- Не надо. Развлекайся. Здесь много красивых женщин, ты без труда найдёшь себе пару, - голос даже почти не дрогнул, хотя комок в горле собирался самый что ни на есть основательный.
Со сцены диджея пеной разразились специальные установки и девушки весело завизжали. Ну вот, сейчас ещё будет конкурс мокрых маячек...
Давид потеряно оглянулся на женский визг и взял меня за руку. Уверенно провёл через всю толпу к выходу, подальше от чужих глаз и шума. Прижал к двери своего Мерса и разочаровано зарычал, мотая головой:
- Аня, я плохо сейчас соображаю. Поэтому объясни идиоту, что случилось?!
- Не могу я так..., - тихо бросила в ответ.
- Как так? - ощутимо зверел он все больше с каждой секундой. Кажется, получилось воплотить в жизнь любимый девиз Евы: возбудим, но не дадим! Вон, злой какой. Только мне что-то от этого не радостно совсем, а очень-очень грустно.
Я упрямо сжала губы. Сейчас ляпну про чувства и буду совсем обезоружена... нельзя выдать себя. Нельзя оставаться беззащитной перед ним. Мужчина, между тем, оттолкнулся от машины и тигром заметался из стороны в сторону. Трепал пятерней волосы о чем-то судорожно соображая, нервно потирал подбородок. Потом в один шаг приблизился ко мне и без преувеличения заглянул в самую душу:
- Скажи мне, Аня. Не молчи. Как ты не можешь?! - надрывно хрипел он, теряя над собой контроль. А у меня сердце на кусочки распадалось... Но не от страха. Его темперамент меня совсем не пугал. А от сожаления, что во мне разглядели всего лишь предмет для телесных утех. Каждой женщине, вошедшей в жизнь вот такого вот бабника, хочется изменить его. Чтобы он стал однолюбом, чтобы видел и хотел только ее. И совсем не хочется становиться в безликий ряд к тем, кто уже побывал в его постели...
- Не могу я без лю..., - мгновенно осеклась, - ... без чувств! Не хочу так! Не для меня это! - эмоционально выпалила и замерла в ожидании реакции. Может сейчас он скажет? Скажет, что хоть что-нибудь чувствует ко мне? Кроме желания подмять под себя.
Но, увы.
Он отшатнулся, словно я только что влепила ему пощёчину. Показалось даже, что оскорбился. По мужественному лицу прошла рябь какой-то смутной эмоции, а потом на нем коркой застыла маска. Непробиваемая, серая и безликая. Неужели его так задел мой отказ?..
- Садись в машину. Отвезу тебя домой.
***
С того вечера все изменилось. Между нами больше не трещали молнии, а угрюмо хрустел лёд. Ни тебе совместных завтраков и ужинов, ни разговоров, ни жарких взглядов и полунамёков, какими Давид любил меня посыпать. Он приходил поздно, уходил рано. Мы почти не сталкивались друг с другом и не общались. Неужели все это было только лишь для того, чтобы затащить меня в постель?
Хорошо, что я все же решилась принять предложение и постараться перекроить Эммануэль. Работа хоть как-то отвлекала от ноющего сердца и обеспечивала ежедневный пропуск из дома. В четырёх стенах я бы сошла с ума.
Все-таки мотивы Давида в удержании меня при себе оставались не ясны. Особенно, после нашего похода в бар. Получается, что мое заточение это вовсе не наказание, если он разрешил работать и вывел развлечься? Не случись между нами разлада, я уверена - мы сходили бы ещё куда-нибудь. Подозрений прибавилось, когда ко мне приставили телохранителей в количестве три штуки. Серьёзные дядьки, по типу тех, что сопровождали нас в аэропорт. За пределами дома они не оставляли меня ни на секунду.
Так что в голове стали рождаться соображения по этому поводу. Теряться в догадках я не собиралась, поэтому сегодня дождусь Давида и выведу его на разговор. Пусть он и утратил ко мне интерес после отказа, но все равно продолжает удерживать возле себя, и я хочу знать почему.
За десять дней работы злачное местечко любителей купить за деньги любовь перетерпело серьёзные изменения. Мне хотелось вычистить все добела, чтобы стены позабыли о том, что видели и слышали. Просила рабочих держать окна открытыми, надеясь выветрить порочный душок. Всю мебель отвезли на свалку, даже ту, что была более или менее пригодна. Оставили только папин кабинет. Его переделывать я не решилась. Сидела в его кресле, зарывшись в чеки, отчеты, дизайны, резюме от рассвета до заката.
Девочек на профпригодность проверяли вместе с Давидом. Пожалуй, это был единственный раз, когда он приехал в Эммануэль днём и мы длительно взаимодействовали друг с другом. В остальном, заявлялся к вечеру, переговаривал с мастерами, сухо интересовался нет ли у меня проблем и исчезал.
Браковал всех безбожно. Изъян находил даже в самых миловидных и молоденьких. В итоге, из всего «штата» оставил только троих. Остальные были уволены. Спустя столько времени неопределенности девочки, наконец, взбодрились. Новости об «увольнении» даже кого-то обрадовали. Определённость, пусть и такая, всяко лучше неизвестности.
Все мое время сейчас занимал ремонт и оборудование здания. Руки ещё не добрались до репетиторов и педагогов, но ничего. Пока новый клуб приведут в порядок, я штат подберу. Давид счета оплачивал молча. И чем больше их становилось, тем тяжелее мне было на душе. Поэтому сегодня я позволила себе пораньше покинуть офис и съездить к себе домой. В сопровождении трёх пар недоуменных глаз, я отфотографировала свой Лексус с одной лишь конечной целью - продать. Продать и самой платить по счетам. Вырученных денег должно хватить с лихвой.
Нащёлкав побольше фото со всех ракурсов, отправилась домой. Из-за жары голова гудела, словно в неё поместили турбину самолёта, и общее состояние такое слабое. Хотелось немного расслабиться, освежиться. Поэтому обратно ехала с мечтой о бассейне. Сделала себе прохладный коктейль, переоделась в купальник, захватила с собой ноутбук и направилась оккупировать зону отдыха.
Сперва немного поплавала, а потом, удобно устроившись на лежаке, залезла в ноутбук и стала прицениваться. За сколько же реально продать свою ласточку? Если бы ещё хватило на оплату работы Рокоссовского, то было бы вообще замечательно. Все-таки дело к первому слушанию назначили и скоро завещание передадут на экспертизу. Демид Алексеевич суетится, поторапливает всех и передо мной отчитывается. Даже как-то неудобно.
