ножом, какие-то записки, ну и что? — Тобиас пожимает плечами. — Я думаю, происходит что-то ещё, чего мы не понимаем.
— Что бы это ни было, мы должны с чего-то начать, — говорит Мика, энергично кивая головой. — По одной зацепке за раз. Если вы хотите начать с мистера Мерфи, прекрасно. Давай начнем.
— Отлично. Теперь всё, что мне нужно сделать, это придумать правдоподобную причину навестить папу в учительской. Это будет весело. — Я закатываю глаза, но Спенсер широко улыбается и щёлкает пальцами, как будто он уже всё понял.
— Расскажи ему о нас, ну, ты знаешь, о том, что мы встречаемся и всё такое.
— Я вообще-то не соглашалась встречаться, — бормочу я, ярко вспыхивая. Но… почему бы и нет? Что меня останавливает? Я бросаю быстрый взгляд на близнецов и обнаруживаю, что они оба пристально смотрят на меня. Их слова звучат у меня в голове: мы делимся только друг с другом.
Да.
Для меня нет конца с обратным гаремом.
— Ну да ладно. — Я выдыхаю, и Спенсер широко улыбается.
— Да? — спрашивает он, и я пожимаю плечами «Почему бы и нет?» Он издаёт восторженный звук и потрясает кулаком, когда близнецы обмениваются взглядами. Когда он спрыгивает со скамейки и обнимает меня, я обнимаю его за шею, закрываю глаза и вспоминаю тот сладкий-пресладкий момент, когда я проснулась и обнаружила, что он забирается ко мне в постель.
До конца жизни я не забуду эту радость.
Итак… Спенсер Харгроув — мой новый парень.
И я просто должна сказать, что это огромное улучшение по сравнению с прошлым парнем.
Пошёл ты, Коди.
«Боже, это никогда не сработает», — думаю я, стоя у входа в учительскую. Дверь заперта, поэтому мне приходится ждать, пока кто-нибудь из персонала подойдёт и откроет её.
Так уж случилось, что это мистер Мерфи.
Здорово.
Он пристально смотрит на меня, и я смотрю в ответ.
— А мой папа, случайно, не там? — спрашиваю я, указывая на дверь. Мистер Мерфи бросает взгляд в ту сторону, а затем снова на меня.
— Давай выясним, — говорит он, доставая свои ключи.
Ключи, которые я пришла сюда украсть.
Он отпирает дверь, а затем открывает её, стоя сбоку, прислонившись к ней спиной, так что я могу заглянуть внутрь и увидеть отца, сидящего за столом с кучкой чопорных профессоров старой академии.
«Глубокий вдох, Шарлотта, постарайся быть хладнокровной».
Я не так хорошо с этим справляюсь.
Вместо того чтобы окликнуть отца, я вхожу в комнату и направляюсь прямо к нему. Мистер Мерфи издаёт тихий звук, но я игнорирую его, сфокусировав взгляд на отце.
«Ага, и как я, по-вашему, должна забрать у мистера Мерфи ключи, когда они у него в грёбаном кармане?»
— Шарлотта, — говорит папа, вставая со своего места. — Тебе не положено здесь находиться.
— Да, но… нам нужно поговорить, — отвечаю я, ненавидя каждую секунду этого. Я серьёзно собираюсь просто ляпнуть, что встречаюсь со Спенсером? Папа посмотрит на меня как на сумасшедшую. Ему будет интересно, почему я почувствовала необходимость прийти сюда и выпалить это.
Мой разум лихорадочно ищет другой план, но вместо этого папа кладёт тяжёлую руку мне на плечо и сжимает его, его лицо приобретает такое мрачное выражение, которое пугает меня до чёртиков.
— Пойдём со мной, — говорит он, ведя меня к двери и прямо мимо кофейного аппарата, где мистер Мерфи готовит себе чашечку. Здорово. Мы оказываемся в коридоре, и эта тяжёлая неловкость саваном повисает между нами. — Я согласен, что нам нужно поговорить. Поужинаешь со мной сегодня в семь?
— Я… ладно, — начинаю я, моргая, чтобы прояснить голову. — С мамой всё в порядке?
— С мамой всё хорошо, — отвечает он, глядя на меня со странной смесью грусти и нежности. Это странное выражение, которого я никогда раньше не видела. — Не опаздывай, ладно? — он гладит меня по голове — совершенно нехарактерный для него жест, кстати, — а затем поворачивается, понимая, что дверь учительской тем временем захлопнулась и заперлась сама.
Затем папа лезет в карман и достаёт огромный, громоздкий универсальный ключ.
Ох.
Ну, да.
Я почти закрываю лицо ладонью, но потом понимаю, что стою в коридоре, полном студентов, которые уже считают меня чудаком и безмерно недолюбливают.
Верно.
— Увидимся в семь, Чак, — говорит папа и затем исчезает в комнате.
Что ж.
Думаю, у меня есть альтернативный план, не так ли?
Глава 10
Вечером папа зовёт меня на ужин, и я обнаруживаю, что меня встречают с угощением, достойным Дня благодарения. Мы не едим так вкусно даже в мой день рождения. Мои брови подозрительно приподнимаются, но я сажусь за стол, гадая, каким будет объявление на этот раз.
В позапрошлый раз, когда папа удивил меня ужином из всех моих любимых блюд, он сказал мне, что они с мамой разводятся. В следующий раз это было для того, чтобы сообщить мне, что мама отправляется на реабилитацию.
В этот раз… Я даже представить себе не могу.
— Что происходит? — спрашиваю я, когда он садится, его лицо и манеры мрачны. Арчибальд Карсон расстилает у себя на коленях тканевую салфетку (кто, чёрт возьми, вообще пользуется тканевыми салфетками в собственном доме?), а затем поправляет очки на длинной, широкой переносице.
— В последнее время я много думал. — Он драматично вздыхает и поднимает свои голубые глаза от тарелки на моё лицо. — А именно, о том, что лучше для тебя, не обязательно лучше для меня.
— О… кей, — начинаю я, прищуриваясь и накладывая себе кусочек «три-тип». Серьёзно, мой любимый кусок мяса; по-видимому, раньше он назывался стейк Санта-Мария, поскольку был так популярен в центральной Калифорнии. Полагаю, я калифорнийская девушка до мозга костей, да? — Что, чёрт возьми, это значит?
— Я хочу, чтобы ты поняла, что во всём этом нет твоей вины, — продолжает папа, и я вздыхаю, откладывая вилку. Это почти слово в слово то, что он сказал мне в тот день, когда сообщил, что мама уезжает. — Но я не чувствую, что для тебя здесь безопасно.
— Почему? — сухо спрашиваю я, откидываясь на спинку стула. — Из-за «самоубийства»? — я вывожу пальцами маленькие кавычки, пока папа смотрит на меня, переходя из режима папы в режим директора, вот так просто.
— Помимо всего прочего. Я решил отправить тебя обратно в Калифорнию.
У меня отвисает челюсть, а сердце раскалывается пополам.
Ладно, может быть, я не так сильно привязана к штату, как думала.
— Нет! — слова вырываются из меня, когда я встаю,
