мотылек все равно лечу на этот обжигающий свет.
— С другой стороны, можем вообще отключить телефон, — убаюкивает он своим голосом, выводя меня еще больше из равновесия. — И провести этот уик-энд вместе…
И потерять кучу денег. Ну уж нет.
— Думаю, ваша компания не переживет потери руководства даже на выходные. Так что я лучше поработаю.
— Ну, конечно, кто бы сомневался, — в этот момент входит Гена. Несет коричневый пакет из «Бахетле». Этот магазин один из самых дорогих в Новосибирске. И туда простому человеку ходить и просто облизываться. Вот даже сейчас у меня болезненно ноет желудок, напоминая, что последние дни я питалась крайне ограниченно.
Распутин отдает Гене ключи, коротко говоря, что от него требуется, и забирает пакет. Я иду за Распутиным, который пропускает меня в лифт. Который неожиданно поднимается наверх.
— Мм, а мы куда?
— На крышу. Вертолетная площадка, помнишь?
— Да, но я думала, что она используется для крайних случаев…
— Сейчас именно такой. Скоро дождь будет, поэтому надо успеть вылететь до него.
— Вы же не хотите сказать, что мы будем лететь в вертолете…
— Именно так. Ты не летала никогда?
— Нет, то есть. В детстве в самолете…
— Расслабься, Маш, — берет он мою руку в свою. — Сама же знаешь, наши вертолеты самые безопасные в мире. Или ты не доверяешь мне?
— Как мужчине или как авиаконструктору?
Он усмехается, качая головой и прикрывая глаза, словно взывая ко Всевышнему.
— Второе.
— Доверяю.
— Тогда не волнуйся и это, кстати, тебе.
Он протягивает пакет, в который я тут же заглядываю, чуть не захлебнувшись слюной. Там круассан с мясом, сыром, овощами. И пахнет так, словно только что из печки. Я даже про свой страх полетов забываю. Распутин усаживает меня возле себя. Сам пристегивает и кивает на пакет.
— Ешь давай. Не хватало, чтобы тебя на Алтае ветром унесло.
— А мы летим на Алтай?
— Да, именно там свадьба брата.
Я закрываю глаза и отворачиваюсь. Ненавижу этого мужчину. Просто за то, что исполняет мои маленькие и большие мечты по щелчку пальцев. Но при этом остается полностью для меня недоступным.
Арс
Мне бы уважать Машу за принципы и сдержанность, но сколько можно? Себя она считает моей шлюхой, меня извращенцем. Выпороть бы ее за такие мысли и грязные слова, но я сдерживаюсь. Я даже в армии так не держался, как сейчас это делаю. Вот она, рядом, сладкая, вкусная, отзывчивая, но закрытая на сто замков только потому, что внушила себе, что станет очередной. Хотя, чего я удивляюсь. Каждая женщина, даже если она отдалась на первом свидании, хочет быть особенной и единственной. Хотя и недолго.
Хочу снова предложить ей забыть о работе, поворачиваю голову, и сердце пропускает удар. Голодная Маша наконец отпустила гордость. Теперь она решила перекусить и все бы ничего, но я не ожидал, что это будет настолько впечатляющее действо.
Маша широко открывает рот, чтобы там поместился круассан, почти давится. Перед глазами тут же мыльные пузыри, в каждом из которых похабная картинка, как Маша стоит на коленях и давится моим тут же занывшим членом. Пялюсь как одержимый на губы и подбородок. Когда туда попадает пару крошечных капель соуса, кажется, что сейчас подохну от возбуждения. Она быстро слизывает все, старательно пережевывая еду.
— Что? — гундосит она, а я болезненно морщусь.
Всегда удобные штаны стали неприятно натирать, грудь распирать от желания. Маша постоянно делает такие вещи, которые любой нормальный человек примет за флирт, соблазнение. Но сама помощница даже не осознает, как выглядят ее губы, которыми она обхватывает очередной кусок круассана, или палец, которым она хочет убрать соус с щеки. Маниакальное желание замарать ее лицо другой белой субстанцией доводит до точки. Злит. Мешает. Раздражает.
— Ничего, — сжимаю кулаки и отворачиваюсь. Решаю для себя, что недельное воздержание пора заканчивать, тем более, совсем скоро у меня появится мощный рычаг давления на Машу. Да, некрасиво, да, нечестно и аморально, но я тоже устал ходить со стояком, когда совсем рядом есть на все готовая помощница.
Дух захватывает от лесов. Они раскиданы на огромной территории, от реки, которая словно разрезает лентой землю пополам, от гор, виднеющихся вдалеке. Утащить бы Машку туда, в одну из пещер, где ее крики бы резонировали от холодных стен мне обратно в уши.
Мне нужно отвлечься. На работу уже вряд ли получится, но и постоянно думать о том, как широко умеет Маша раздвигать ноги, такое себе удовольствие.
— Расскажешь, как в свои двадцать шесть ты осталась девственницей?
Маша сглатывает, стирает остатки соуса с губ, а я убираю пальцами остатки с щеки. Хотя вместо этого хочется размазать его по всему телу. Телу, которое уже в полной моей власти, но еще отчаянно цепляется за поломанные ветви.
— Ну?
— Ну и зачем Вам это?
— Считай, что я пытаюсь лучше тебя понять. Девственницами в двадцать шесть, да еще с твоей внешностью, мало кто остается.
— Мало кто в свои тридцать два имеют многомиллионные компании.
— Тоже верно. Ну так что? Расскажешь? — наклоняюсь ниже, стараясь говорить тише, насколько это возможно в вертолете.
— Тогда вы расскажете, почему стали создавать вертолеты.
— Идет, — поворачиваюсь к ней всем корпусом, жажда услышать ее историю. Она кусает губу, что вызывает почти невыносимое желание помочь ей покусать эту губку. И дать ей легонько покусать кое-что более твердое.
— Ну… Я же влюбчивая. Ну, мама так говорит. В школе влюбилась в самого красивого парня, он долго за мной ходил, хотел в постель уложить, и у него почти получилось, но тут я услышала разговор про спор. Банально, но факт. Он просто поспорил, что уложит меня в постель за пару недель.
— С его стороны это было нечестно, ведь ты уже была в него влюблена.
— Точно! Хотя вы его и не осуждаете?
— Человек обманываться рад. Думаю, даже если бы он победил, то вы бы оба получили, что хотели, — пожимаю плечами, а Маша дуется. — Но поверь, малыш, я очень рад, что этот придурок проиграл. Кстати, как его звали?
— Эм… Зачем вам? — спрашивает, а сама на губы мои смотрит. Все ведь понимает. Я найду этого ублюдка и уничтожу. — Не надо его трогать, в конце концов, Вы радоваться должны. Если бы не тот спор, я бы наверняка уже давно была замужем, а вы бы не получили в распоряжении личного клоуна.
— Ты не клоун, Маш. Никогда даже близко о тебе так не думал.
— А как думали?
— Скажу, когда мы ночью будем лежать расслабленные после
