*
В этот раз ей магазин понравился, она согласилась купить не сильно откровенные наряды. Я молча ходила разглядывая красивые вещи, но себе позволить не могла.
Оливия набрала кучу вещей, от футболок до зимних вещей. Одежда была приличного вида. Конечно моя же сильно отличалась. Следом мы поехали в торговый центр — найти идеальный комплект в «Виктории Сикрет».
— Вот держи — она суёт мне в руки красивый комплект — Твой цвет.
— Мне он зачем?
— Куколка моя. Я прекрасно знаю в каких костюмах ты спишь дома. Скажи пожалуйста, сколько у вас уже было? Готова поспорить, та ночь была первой, Да, девочка моя, не красней. Я отомщу ему, через тебя. Пускай горит от желания тебя поиметь. Он сейчас на совещание? Делами занят? Ну ну.
Я долго думала над ее словами. В принципе, а почему бы нет? Я могу хотя бы раз надеть то, что никогда в жизни даже не посмотрела бы. Раньше мне наряжаться было не для кого, а сейчас.
Ее тон не оставлял ни единой возможности для возражений, поэтому я не стала спорить, когда она полностью развернула меня и подтолкнула к стойкам с более дорогими вещами. К нам подошла продавец, которая хлопала своими ресницами. Прежде, чем я это осознала, я уже была вместе с ней в примерочной, а она, предварительно узнав мои размеры, принесла целую кучу вещей для примерки.
К сожалению, это означало, что именно Оливия принимала окончательное решение насчет того, что я пыталась, и что она планировала, купить. В конечном итоге у меня было шесть пар новых сексуальных трусиков с соответствующими бюстгальтерами, а также шесть пар простых, хлопковых. Среди них были и тонги, и шортики, прикрывающие ягодицы наполовину, но все они демонстрировали мою фигуру так, что даже мне пришлось признать: это выглядело сексуально. Затем она начала выбирать корсеты и ночные рубашки. Некоторые из них выглядели как из какого-то борделя — все черные, кружевные, с разрезами и отстроченные ярко-красным атласом.
Каждый мой наряд она фотографировала и отправляла, как видимо Филиппу. Бедный мой мужчина. Таким образом она мстит за свой гардероб, меняя мой.
Надев последний наряд, хотела позвать Лив, как в примерочную заходит злой Филипп. Я не ожидала его встретить так быстро, я пыталась прикрыть руками свое тело, но к сожалению у меня только две руки.
— Везучий случай…
Фил
— Тебе понравились фотографии? — невинно спросила Полина.
Я сжал руки в кулаки.
Я старался действовать медленно, чтобы не спугнуть ее, но даже у меня был предел. Этот невинные фотографии, которые приходили каждые десять минут, практически стали моей погибелью.
Меня манило ее невинное лицо, огромные, манящие голубые глаза. Она была серьезной девушкой, всегда настороженной, всегда сомневающей.
Большинству людей я с первого взгляда внушал страх, а потом, если они когда-нибудь узнавали, что я делаю для семьи, то едва ли могли говорить без запинки в моем присутствии. Она меня не боялась, смотрела в глаза, проникая в душу.
— Вы сорвали важный контракт. Всё о чем я думал, пока ехал, как нагну тебя и отшлепаю, а потом трахну в этой примерочной.
— О, — почти неслышно сказала она. Это был скорее вздох, чем звук. — Это, ах… ох.
Свободной рукой я схватил ее за волосы и, намотав их на кулак, резко запрокинул назад ее голову, ее рот раскрылся, словно идеальная роза. Ее невинность в контрасте с темным, томящимся любопытством была пьянящим сочетанием, от которого я чувствовал, что вот-вот сойду с ума.
Наклонившись, зубами прошелся по ее трепещущей точке пульса, а свободной рукой гладил ее грудь под шеей, где кожа была теплой и раскрасневшейся, а грудь вздымалась от неровных вдохов. Не успела она моргнуть, как я обрушился на ее рот, мой язык прошелся по ее нижней губе.
Я трахал ее рот снова и снова, трахал его так, как хотел трахать ее, пока она не превратилась в бескостное месиво мокрой плоти и взъерошенных темных волос.
Полина оторвалась от меня, долго смотрела своими невинными глазами, затем грациозно опустилась на колени.
Мой член сильно дернулся в штанах, признаюсь, я был бы не против продолжения. Не нужно лукавить, я был бы счастлив.
Я стоял перед ней, слегка расставив ноги, прямо перед ее лицом была бугрящаяся от эрекции ткань.
Полина возилась с моим ремнем, медленно расстегивая каждый зубчик молнии, заставляя меня скрежетать зубами от нетерпения. На ее губах появилась еле заметная улыбка, тайное, женское удовлетворение.
Издав тихий, почти неразборчивый гул одобрения, голода, она, палец за пальцем, обхватила своей маленькой ручкой основание моего толстого члена.
Я хотел трахать ее в рот, вбиваться ей в горло, использовать до тех пор, пока она не лишится голоса, и он не пропадет на несколько дней.
Но я этого не сделал.
Без всякого указания она наклонилась и облизала влажный красный кончик. Ангел, стоящий на коленях перед чудовищем, держащий мой член так, словно он был святым. Наблюдал за тёмной головкой, медленно облизывающей меня, словно котенок сливки.
У меня чертовски затряслись колени.
Я был настолько далек от святого, насколько это вообще возможно. Я был грешником.
Полина застонала вокруг меня, проводя языком по чувствительному ободку моей головки.
Не успев об этом подумать, я изменил позу, плотно прижав правую голень ей между бедер. Я чувствовал жар через свои брюки, через ее нижнее белье.
Это зрелище затопило меня густым жаром, который скрутился вниз по позвоночнику, кровь начала стучать в ушах. Я знал, что это не займет много времени.
Подняв девушку и развернув к зеркалу, сдвинул мокрые трусики вошёл в нее одним толчком. Она была слишком мокрой и скользкой.
Она была так чертовски горяча, что я шлепнул ее по заднице.
— Ах… — Она оглянулась через плечо, ее глаза останавливались на каждом ленивом толчке.
— Тебе нравится смотреть? — прохрипел я и, прежде чем она успела ответить, вошёл в неё немного сильнее.
Ее голова упала вперед, и вид того, как она кусает свои губы, заглушая стон, послал пьянящий прилив в голову, зажигая во мне неистовый огонь.
Она пахла так чертовски хорошо, что я прикусил ее шею и пососал, оставив след. Вздохнув, она повернула голову, давая мне больше доступа. Я сжал одну из ее сисек в своей руке и сказал:
— Я думаю, что трахну их в следующий раз.
Я прижался лицом к ее шее и вошел в нее, раскаленный добела огонь пронзил меня так сильно, что потемнело в глазах.
