Улучив момент, миссис Эшли с болью призналась, что разведенный Джон вроде паршивой овцы в семье, хотя и не стала вдаваться в подробности, чем он, собственно, хуже остальных. Наверное, достаточно и развода, чтобы получить подобное клеймо, мысленно усмехнулась Эбби.
Едва она отделалась от Мэри Чадвик и направилась к Сэму, который разговаривал с отцом Стюарта, Джон перехватил ее.
— Позвольте заметить, вы очаровательны.
Он мило улыбнулся, что сделало комплимент менее банальным.
— Благодарю, — отозвалась Эбби, не возражая против легковесной беседы после допроса, которому ее подвергла миссис Чадвик.
— То, что мы встретились, это судьба, вы не находите? Судьба протягивает руку помощи… или пребольно бьет кулаком, — философски заметил Джон. — Не представляете, сколько мне потребовалось приложить усилий, чтобы добиться приглашения на это скучнейшее сборище. Анна не одобряет меня, как вам уже наверняка известно. И, насколько я понимаю, предостерегла вас… Правильно?
Эбби увидела удивление в его глазах, когда отрицательно покачала головой.
Перед ней стоял довольно симпатичный мужчина примерно ее возраста, может быть, на год или два моложе. Высокий… Хотя не такой высокий, как Сэм, и не такой спортивный. Дорогой костюм Джона уже несколько поистрепался, что свидетельствовало о финансовых затруднениях.
И Джону отчаянно нравилось флиртовать. Этот человек не испытывал никакого стеснения в общении с представительницами прекрасного пола. Эбби не раз встречала таких людей и отлично знала, чего от них ждать, однако ей польстило, что Джон выделил ее из всех.
— Анна сказала, что вы и отец Кэти недавно воссоединились и собираетесь опять пожениться. Только не говорите, что это, правда! — воскликнул он с драматизмом провинциального трагика, — Или позвольте мне убедить вас, что в жизни есть и другие увлекательные возможности.
— Это неправда, — ответила Эбби, и, хотя ее голос был серьезен, в глазах плясали веселые чертенята.
— Понял… Надежда еще не потеряна. Знаете, Анна великолепно стряпает. — Джон так резко сменил тему, что Эбби не сразу поняла его. — Все так говорят. А вы умеете готовить?
— Неплохо, — со смехом ответила Эбби, вспомнив валяющийся в ящике письменного стола диплом.
— Прекрасно. Я бы, пожалуй, позволил вам доказать это, если вам будет угодно… утром. Я предпочитаю простой европейский завтрак. Свежевыжатый фруктовый сок, свежие фрукты, теплые круассаны и кофе. Завтрак в постели одно из самых замечательных наслаждений, не так ли? О, эти круассаны, эти…
Эбби не выдержала и расхохоталась. И тотчас заметила, что все присутствующие притихли и смотрят на нее.
Перехватив осуждающий взгляд Мэри Чадвик, Эбби неожиданно для себя довольно громко ответила:
— Завтрак в постели это замечательно, но чтобы по-настоящему им насладиться, надо быть соответствующе одетым, а люди в постели обычно пребывают… совершенно раздетыми.
Глупее не придумаешь. Надо быть сумасшедшей, чтобы решиться на такую хулиганскую выходку, и Кэти совершенно права, что сердится на потерявшую голову мать.
За столом дочь не обращала на Эбби никакого внимания, а когда Эбби отправилась попудрить носик, последовала за ней и тщательно закрыла за собой дверь. Дрожа от возмущения, Кэти призвала мать к ответу.
— Зачем тебе это понадобилось? — с горечью вопрошала она. — Ведешь себя, как… Флиртуешь с кем ни попадя. Все видят. И родители Стюарта. И папа. Я думала, что знаю тебя, а теперь мне приходит в голову, будто ты совсем другая. Может быть, у папы и вправду были основания подозревать, что я не его дочь? — с вызовом бросила Кэти.
Эбби молчала. Кэти расстроена, поскольку ей кажется, будто мать унизила ее перед Стюартом и его семейством. Это еще можно понять… Даже если учесть, что Кэти несколько перегибает палку в отношении вполне безобидных вещей. Но обвинять родную мать — почему? на каком основании? — в неверности мужу… Они не слышали, как дверь отворилась, и появился Сэм, пока он не сказал:
— Хватит, Кэти. Я знаю, ты расстроена, но это еще не причина так говорить с матерью. То, что ты сказала, непростительно.
И Эбби, и Кэти слушали его в полной растерянности, но первой пришла в себя
— Папа, ты же все видел! Ты видел, как она себя вела, как она… устроила спектакль, позволила Джону флиртовать…
Сэм встретился взглядом с Эбби, но она тотчас отвернулась, испугавшись увидеть в его глазах то же выражение, которое только что видела в глазах Кэти.
— Как ты могла? — Кэти вновь повернулась к матери. — Как ты могла так поступить со мной, так унизить меня, да еще при родителях Стюарта?!
По щекам Кэти покатились злые слезы, но едва Эбби потянулась утешить дочь, как та отшатнулась, словно от прокаженной, и истерично прокричала:
— Не думаю, чтобы я когда-нибудь смогла простить тебя за это!
Сэм понял, что пора вмешаться и положить конец этому безобразию.
— Хватит, Кэти. Повторяю, мне известно, что ты расстроена, но сейчас не время и не место выяснять отношения.
— Но ты ведь должен чувствовать то же, что и я, — упрямилась Кэти. — Ты тоже должен быть возмущен. После стольких лет ты и мама снова вместе, а она открыто флиртует с чужим мужчиной… да еще в доме родителей Стюарта…
— Нет, Кэти, я не возмущен, — перебил дочь Сэм.
И, к глубочайшему потрясению обеих женщин, он подошел к Эбби, поднес к губам ее руку и нежно поцеловал. Кэти, которая так и осталась стоять с открытым ртом, изумленно таращилась на родителей.
А Сэм, проникновенно глядя в глаза Эбби и не отпуская ее руки, принялся учить дочь уму-разуму:
— Я часто заблуждался, однако самую большую в жизни ошибку совершил, не поверив твоей матери, не поверив ее любви, нашей любви. Эта моя ошибка причинила всем нам ни с чем не сравнимую боль. Ты осталась без отца, а я — без женщины, которую любил, и без дочери, которую очень хотел бы любить. Твоей матери пришлось еще тяжелее. Она столько выстрадала, что мне никогда не вымолить себе прощения.
Теперь я стал умнее. Если твоей матери хочется оживить скучный прием и немного пошутить с кем-то, она имеет на это полное право, и ни ты, ни я не можем осуждать ее. Я знаю, если твоя мать несколько минут повеселится, не нанося этим никому вреда, даже пофлиртует с кем-нибудь, это никак не отразится на ее отношении ко мне. И моя любовь останется такой же. Ничто ее не изменит. Не изменило и не изменит никогда.
Эбби верила и не верила Сэму и в упор смотрела на него, ища какой-нибудь знак, что он разыгрывает спектакль ради счастья дочери. Однако он был предельно серьезен, и, стоило их взглядам встретиться, как она напрочь забыла не только об обиде на дочь, но и о самой дочери.
