— Поняла. Ты пытаешься меня убедить, что покер — это что-то вроде шахмат. Или вроде бриджа. В общем, интеллектуальная игра. Ничего общего со слепой удачей. Не то что рулетка.
— Ты, как всегда, бежишь впереди паровоза. — Луи кидает в меня фишку. — Откуда такие сведения? Или ты просто повторяешь слова папы?
Я смущенно молчу. Поразительно, с какой легкостью он догадался.
— Иногда и в покере все решает удача. Особенно если игра недолгая. Ты можешь просидеть с одними двойками и семерками на руках шесть, семь или восемь игр подряд. Твоим противником может оказаться стоматолог из Огайо, который никогда в жизни не играл ни с кем, кроме тещи и других стоматологов, и ему будут переть одни тузы сдача за сдачей.
— Значит, новичок все-таки может побить зубра вроде тебя?
— Хоть вероятность и невелика, в принципе может. Судьба усмехнется какому-нибудь прощелыге из пригорода, ему раз за разом начнет везти, и он тебя разденет. Дело все в том, что бесконечно это продолжаться не может. Если времени достаточно, умение всегда одержит верх. Лучшие покеристы знают, что если просадишь десять тысяч за вечер, то в течение следующего вечера (или, предположим, через два-три дня) отыграешься. Поэтому-то они так спокойны, даже если проигрались в пух. Торопиться не надо, к чему спешка. Жизнь для профи — одна длинная сдача.
— А что, если будешь в проигрыше несколько раз подряд? Если хронически не везет? Если поставил все и проиграл?
Луи смахивает пот со лба.
— В этом случае просто возьми денег в долг. У друга или у другого игрока. У человека, с которым вместе играл, тусовался, которому доверял, как брату. У такого человека, которого можно представить жене и смело оставить их вдвоем. У такого человека, который не воспользуется моментом, и не выпустит тебе кишки, и не будет в них копаться, словно голодный койот.
Ни с того ни с сего Луи впадает в такое бешенство, что начинает икать. Схватив со стола нож, он взмахивает им, будто хочет пробить себе живот, выпустить воздух и покончить с икотой. Вот сейчас нож вонзится в его тело… но на пути лезвия каким-то чудом оказывается столешница. Слышится звук удара. Какое-то мгновение нож стоит торчком в расщепленном дереве, затем падает на пол. Лицо у Луи абсолютно неподвижно — только налилось краской. А вот глаза выражают страдание.
* * *
Проходит несколько минут.
— Извини, — бормочет Луи. — Не знаю, что это на меня нашло.
— Все в порядке. — Я тщетно пытаюсь выбросить из головы мысли насчет серийных убийц и сваренных голов. — Я не хотела тебя расстроить. Пожалуй, занятие надо перенести. Я могу зайти завтра или в другой день.
Луи мучительно потирает виски. Я уже почти в дверях, когда к нему полностью возвращается дар речи.
— Вот, — с трудом произносит Луи, — я тут был в ночном дозоре и выписал несколько сайтов, которые могут тебе пригодиться. А это покерные журналы. Если ты еще не раздумала помещать объявление насчет своего отца.
Я возвращаюсь к столу и беру из рук Луи краткий список интернет-сайтов и дискуссионных форумов. Там же и парочка электронных игорных залов, работающих в реальном времени, где я смогу потренироваться.
— Спасибо. — Я отрываю глаза от бумажки и смотрю на него. — Очень мило с твоей стороны.
— Нет проблем. — Луи изо всех сил пытается улыбнуться. — Сообщишь мне, как успехи.
Я уже выхожу из квартиры, когда Луи опять подает голос:
— Забыл спросить, что ты собираешься делать со своим крысиным жакетом?
— Не знаю. Наверное, отнесу обратно в магазин.
— Это хорошо. — В голосе Луи радость. — В следующий раз будешь контролировать свои действия.
* * *
С гудящей головой я забираюсь в лифт и лезу в сумку за кошельком. В нем имеется отделение (между кредитными картами и банкнотами), где я держу старые чеки. У меня их целая пачка. Все аккуратно сложены. Включая использованные билетики на метро, которые я никак не соберусь выбросить. Кое-каким квитанциям уже больше года. Счета за газ, счета из бара, чек за подарок Мэг, дочке Лорны, чек за часы, которые я купила Джо на тридцать первый день рождения. И в уголке — книжечка со спичками, подарок папы. Она теперь всегда со мной. С того самого дня, как я достала ее из-под лестницы.
Как вы догадываетесь, кошелек у меня большой и неизящный, с массой молний, кнопок, застежек и ненужных отделений. Но он мне нравится. В нем я могу сразу же найти все, что мне нужно. Вот и чек за жакет из искусственного меха — переложим-ка его поближе. Не так уж я и рисковала, покупая жакет. Сказано же Большому Луи: я значительно более дисциплинированный человек, чем он себе воображает.
Странное дело, но стоит мне провести какой-нибудь час в этой проклятой бетонной башне, как я почти забываю про внешний мир. Все словно подергивается дымкой, отчетливые очертания сохраняют только комната Луи, обшарпанные стены, липкие растения, трещины на потертом линолеуме. Я рада, что вырвалась. С прошлого раза атмосфера в квартире у Луи как-то сгустилась, нечем стало дышать. Когда лифт благополучно доставляет меня вниз, я с таким наслаждением глотаю воздух большого города, будто попала на горный курорт.
Вокруг никого, и я на какое-то время замираю, подставляю ветерку лицо и смотрю на разрывы в тучах. Когда я выходила из дома, все небо было плотно обложено, но сейчас мокрое мартовское солнышко вроде бы пробивается сквозь облака.
В нескольких милях к западу в воздухе виден самолет, весь в ледяных обрывках туч. Я провожаю взглядом белый след, повисший высоко-высоко над городом.
Сколько себя помню, я всегда любила самолеты. На мой седьмой день рождения папа свозил меня в аэропорт Хитроу полюбоваться, как взлетает «Конкорд» или, на худой конец, «Боинг-747». Мы провели на смотровой площадке целый день, стараясь угадать маршрут того или иного самолета и беседуя о принципах аэродинамики и сверхзвукового полета. «Восходящие и нисходящие потоки», «подъемная сила», «толкающий и тянущий момент» не сходили у нас с языка. После обеда из гамбургеров и ванильного коктейля папа продемонстрировал мне аэродинамический принцип Бернулли с помощью обертки от «Биг-мака». Он расправил засаленную бумажку, поднес к губам (параллельно земной поверхности) и изо всех сил дунул поверх нее, словно пытаясь задуть именинную свечу. Атмосферное давление на верхней поверхности плоскости упало, и кусок бумаги взмыл в воздух. Мне оставалось только кивнуть и с умным видом посмотреть лишний раз в бинокль.
«Конкорд» появился на горизонте, далеко-далеко. Его формы невозможно было спутать ни с каким другим самолетом. Я, улыбаясь, смотрела, как «Конкорд» снижается. Немного сгорбившись, залихватски пожимая плечами, он бритвой резал воздух. Ниже, еще ниже… И вот «Конкорд» приземлился. Я сама видела.
