— Он сам выдаст себя с потрохами, — кивнула Саша.
— Учти, он очень обаятелен, — предупредил Берни.
— Ни у кого не хватит обаяния, чтобы сделать популярными массовые убийства, — возразила она.
— Забудь на минуту о морали. Люди перестают думать о том, что увидели, как только сменится картинка. Единственное, что останется у них в голове, это то, что этот парень и такие, как он, покушаются на их свободу, — сказал Маури. — И этого будет достаточно, чтобы тысячи собирающихся путешествовать отложили свои планы и задумались, даже если у них в кармане уже лежат билеты на самолет. И никто, особенно американцы, не любят, когда урезаются их права.
— Может быть, и так, — признал Берни, — но когда вы увидите, как он двигается, как говорит…
— Вот это-то нам и нужно, — сказал Маури, откидываясь назад, — пока он будет выставлять все свои достоинства, мы будем показывать кадры Рима и всего другого, к чему он приложил свое обаяние.
— Может быть, — медленно повторил Берни. — А как насчет того, чтобы дать еще несколько сюжетов о том, как живут палестинцы в лагерях беженцев, — в качестве контраста к тому, как живет он в своей вилле с видом на море.
— Хорошая идея. Но мало подходит для жанра телеинтервью.
— Зато отлично подходит для того, чтобы люди, живущие в лагерях беженцев, посмотрели на жизнь своего лидера, — сказала Саша.
— Не многие из этих людей смотрят телевизор, — ответил Маури.
— Но кто-то все-таки увидит, — попытался спорить Берни.
— Мы можем дискутировать целый день, поэтому лучше не надо.
— Почему бы нам не посмотреть мое досье? — предложила Саша.
— Хорошо, и тогда Берни сможет поговорить с тобой об интервью.
Саша вытащила папку с надписью «Карами», раскрыла ее и надела свои роговые очки.
— Очки нужны тебе, чтобы выглядеть умной или соблазнительной?
Саша пропустила это мимо ушей.
— Карами образован, и притом высокообразован, — начала она.
— Возраст? — спросил Маури.
— Около сорока пяти.
— Говорит по-английски?
— Свободно.
— А жена?
— Тоже свободно, — ответила она, удивляясь, что разговор происходит лишь между ними двоими, а Берни самоустранился.
— Где они встретились?
— В Сорбонне, во время студенческих беспорядков 1968 года.
— Можем мы сделать небольшое отступление, чтобы зрителю было понятно, что это было за время?
— Я уже заказала фотоматериалы из парижского бюро. Мы покажем вкратце, как студенты присоединяются к рабочим, чтобы блокировать город. Но упор сделаем в основном на роли Карами как руководителя Союза палестинских студентов. Именно тогда он стал заметной политической фигурой.
— И чем же он прославился?
— Он захватил отель на рю де Комеди и удерживал в нем в качестве заложников группу туристов из Германии. Толку от этого не было, а отель окружила полиция.
— Лихой парень, — пробормотал Маури.
Саша перевернула несколько страниц.
— Жена Карами — одна из четырех студенток, которые носили осажденным еду, воду и записки через кордоны полиции.
— И сколько это продолжалось?
— Через шестнадцать дней заложники были освобождены, а наши персонажи полюбили друг друга.
Маури покачала головой. Темные круги у него под глазами были заметнее обычного.
— Трогательно! В самом деле трогательно!..
— Карами отсидел только две недели, — продолжала Саша. — Из заложников никто не пострадал, и его решили освободить, чтобы успокоить палестинскую общину. В общем, у властей были дела поважнее. Но пока он сидел в тюрьме, будущая жена регулярно посещала его, приносила сигареты, заботилась о его почте, переписывала его статьи.
— Должен заметить, — прервал ее Маури, — что в списке злободневных тем арабские женщины стоят между сикхскими сепаратистами и проблемой снятия скальпов.
— Но она — француженка, — заявил Берни с таким пылом, словно это касалось его лично.
— При этом она и красива, и обаятельна, — продолжала Саша. — Следовательно, заинтересует наших телезрителей. Впрочем, не настолько красива, что попасть под критику телезрительниц. Она преданная жена, заботливая мать. Каждый отнесется к ней с симпатией, а женщины начнут идентифицировать себя с ней.
— К тому же, сколько женщин, подобно ей, заботливо укладывают мужу в дорогу парочку гранат вместе с завтраком.
— Ну и что из того?.. Лучше скажи, много ли тебе известно супружеских пар, которые так страстно любят друг друга после двадцати трех лет совместной жизни? И что самое замечательное, после стольких лет супружества, имея двух почти взрослых детей, они обзаводятся еще одним малышом. — Она захлопнула папку. — Карами качает малыша на колене, берет его с собой на совещания и не обращает внимания, когда чадо писает на карты и документы. Все это я узнала от представителя ООП в Риме.
— Восхитительно, — сказал Маури, — нянчится со своим ребенком и разрабатывает планы убийства чужих.
— Теща Карами живет в той же самой квартире, в которой жила всегда, — начал Берни. — Нужно бы с ней повидаться, расспросить о делах семейных. Была ли она в ужасе, когда ее дочка убежала с террористом.
— У тебя есть ее номер? Я позвоню ей сейчас же.
— У меня есть все, — сказал Берни, кладя на колено записную книжку в кожаном переплете. — И я достану для тебя все что угодно. — Он достал из книжки конверт. — Совсем забыл, тебе передали из Рима. Должно быть, тебе понадобятся сведения о жертвах.
Маури удивленно взглянул на Берни. Однако Саша мгновенно пересекла комнату, выхватила конверт и тут же его распечатала. Она села и сразу стала читать. Информации было столько, что она забыла обо всем и опять перенеслась мыслями на Виа Венето.
— Что там такое? — нетерпеливо спросил Маури.
Она была так поражена, что на несколько секунд лишилась дара речи.
— Невероятно, — наконец сказала она, — но они не дали никаких сведений о жертвах. Даже имен. Все, что здесь есть — это пол, возраст и национальность. — Она пробежала список глазами. — Тому мальчику было всего десять лет. Здесь написано, что он израильтянин. Еще один израильтянин, — пробормотала она. — Это женщина. — Саша снова подняла глаза. — Женщина с куском ткани от красной курточки… Я знала, что она была с ним. Готова поспорить, что израильское посольство в Париже может назвать не только их имена, но и имена их родственников… Спасибо, Берни, — сказала Саша, покраснев и нервно проводя рукой по волосам. — По этим ничтожным сведениям я все-таки смогу их найти. — Она постаралась взять себя в руки. — Если будешь в Риме, поблагодари за информацию, скажи, что я очень признательна… — Печаль переполняла ее сердце, и слезы подступили к глазам. — Может быть, я поеду в посольство и все проверю…
