Глаза открыл — рассветает уже. Шторы прикрыты не плотно, робко струится свет. Тихо. Хотя тишина не абсолютная, я слышу легкий звон посуды на кухне. Даша, думаю я спросонья. И успеваю испытать легкое сожаление, прежде чем вспоминаю — Даши здесь нет. Бросаю взгляд на часы — шесть только. Значит и не няня. Яна.
Она вошла в комнату так внезапно, что я не успел подготовиться, собраться, я слишком обезоружен, словно голым вытолкнули на потеху толпе.
— Я решила дать тебе выспаться, — сказала Яна где-то над изголовьем дивана.
Я повернул к ней голову, поймал ее взгляд. Она смотрела на колено. Широкая штанина домашних бермуд задралась, обнажая его во всей его красе. Несколько розовых рубцов, что морщились и стягивали кожу, словно пытаясь подражать полотнам знаменитых авангардистов.
— Красиво? — спросил я, пожалуй слишком грубо.
Сел, торопливо одергивая ткань. Уж чем, а коленом лишний раз светить не хотелось. Несмотря на то, что мы и сексом уже занимались, очень много было слишком… Сокровенного. Такого, которое вывернешь, и обнажишься полностью, и назад хода уже не будет.
Тем более раньше я говном кипел. Все мечтал, что докажу что-то. Покажу всем. Ему покажу — Елагину. А потом…стерлось все. Смазалось. Стало неважным. И теперь меньше всего мне хочется бередить Яне душу — проблем ей хватает и без разборок с ее отцом. Тем более — почти семилетней давности.
— Прости, — смягчился я, видя, что она снова отгордилась буквально на глазах, словно шторку задернула. — Просто это колено больная тема. Сам я уже привык, но чужое внимание раздражает. А на меня даже на пляжах глазеют.
— Все в порядке, — пожала плечами Яна. — Катя ночью спала так себе, но сейчас спит. Я уйду, не хочу встречаться с няней.
Я поднялся и колено снова о себе напомнило, щелкнув и скрутив болью, к счастью, мимолетной.
— Не уходи так сразу, — попросил я. — Давай кофе попьем вместе.
После недолгих раздумий Яна кивнула. А я чистил зубы и все думал — сейчас уйдет. Не станет ждать. И неуместное волнение, словно на первое свидание, которое было у нас уже добрую кучу лет назад.
Не ушла. И я снова, словно подросток радуюсь такой мелочи. Ближе нельзя, я знаю. Даже так, на расстоянии вытянутой руки, по разные стороны стола, оказывается слишком близко. Я словно чувствую ее дыхание. И с чего я взял, что время лечит, что буду готов? Ерунда все это.
И пью кофе горький, и молчание между нами такое же на вкус. Оно вязкое, словно болото, в нем увязли сотни, тысячи слов, которые мы могли бы сказать друг другу за эти годы. Или семь лет назад, может, произнесли бы их, словно некое волшебное заклинание, и всего этого не случилось бы.
Янка бросает на меня короткий взгляд из под темных пушистых ресниц и снова его опускает. А я вдруг чувствую, что все готов ради нее сделать. Только попросила бы. Но что-то я могу сделать и без просьб. Для сына. В первую очередь для Яны, для ее успокоения, ведь она так свято верит в родственное донорство.
— Ян, — я медлю, и мне самому становится смешно от нарочитой мелодраматичности этой паузы, но на деле я просто подбираю слова. — Яна, нам не нужен тот донор. У нас уже есть идеально подходящий. Это Катя.
Яна замерла на мгновение, затем осторожно поставила чашку с кофе на стол. Так бережно, словно она из тончайшего хрусталя. Я подумал о том, что сначала нужно было переговорить с Дашей. Катя — ее дочь. Но Даша казалась такой далекой сейчас, а Яна вот она близко, и ей очень нужна надежда. Прямо сейчас.
Сначала Янка словно не поняла. Посмотрела на кофе свой, словно на его темной поверхности плавали ответы на все ее вопросы. На меня взгляд перевела. А в нем…в нем именно то, что я хотел ей дать. Надежда дикая.
Стул отодвинула так резко, что взвизгнули ножки о паркет. Поднялась и буквально пробежала мимо меня. Я — следом. Нашлась Яна ожидаемо у кроватки. Стояла и смотрела на спящую Катьку.
— Она же такая маленькая, — с сомнением протянула Яна.
Катя и правда была маленькой. Но — уже не прозрачной. Уже не казалось, что она в любой момент рассеется, словно дым, словно туман. Она была настоящим человечком, просто очень компактным. Гномик.
— Стать донором по собственному желанию может только совершеннолетний, — Я уже узнавал, поэтому говорил уверенно. — Но родственное донорство позволяет брать необходимый материал даже у малышей.
Мы снова замолчали, стоим на младенца смотрим. И ей как будто не нравится это — сквозь сон хмурит бровки. А я так остро, просто до боли чувствую близость Янки рядом. Протяни руку — коснешься. И кажется, чувствую ее запах, стоит только вдохнуть полной грудью. Он пьянит. Да с чего я вообще взял, что за семь лет вылечусь? Самонадеянный идиот.
— А если так… - прошептала она. — Может это все не зря было? Может, так и должно было быть?
И это было бы легко. Положиться на судьбу, в которую я не верил, обвинить ее во всех неудачах. Но не смогу. Ради женщины, которую всегда любил, ради маленькой спящей девочки.
— Нет, — мягко ответил я. — Это было бы слишком просто, Ян.
— Ты прав, — тихо отозвалась Яна. — Я папе расскажу. Можно?
Я кивнул. От тени Елагина в нашей жизни никуда не деться. Только раньше он доминировал, подавляя и требуя, не в силах отказаться от единственной дочки, позволить ей взрослеть, то сейчас похоже поумнел. Видимо, старость.
— Как ты уехала от отца?
— Поняла, что пришло время…
А потом резко, без предупреждения ко мне повернулась, буквально ткнулась в меня, стукнувшись подбородком о мою ключицу да так и затихла. Я несколько секунд стоял не в силах совладать со своими руками — обнять Яну хотелось страшно, руки тянулись, но, сотни но… сдался, обнял, сразу легче стало. Катя в кроватке дернула ножкой, словно протестуя.
— Потом, когда все снова станет хорошо, — сказала Яна требовательным шепотом. — Ты потом забудь, какая я была слабая. Потому что я сильная.
— Ты самая сильная из тех, кого я знал.
Я не лгал и не лукавил. И вновь подумал о тех семи годах без нее. О том, как мечтал, что они будут во мне нуждаться, Яна и мой сын. А я, да, я словно рыцарь. На белом, мать вашу, коне. Я бы прискакал и всем бы непременно помог. Герой, блядь. И вот сейчас я им нужен. Прискакал. Помогаю. Только все бы отдал, чтобы Илья не болел, чтобы Катя вновь стала уверенной в себе язвой. И не нужно мне геройских лавров, только у них бы все хорошо было.
Янка голову подняла, посмотрела на меня, глаза в глаза. Ее глаза осунувшиеся, темные круги. Думаю, не стоило звать ее. Но Яну я знаю — если бы она не хотела, то не приехала бы. Ей так же одиноко в пустоте своей квартиры. Только теперь у меня есть Катька, конечно, сомнительная компания, но зато прекрасно отвлекает. А вся Яна мыслями там, с Ильей.
Я поцеловал ее. Легкий поцелуй, совершенно невинный. Только успел почувствовать шероховатость обветренных губ, позволил себе растянуть это мгновение, и отпрянул, пока окончательно все не испортил.
— Я пойду, — махнула рукой Яна. — Няня у тебя… Береги свою девочку. И поговори с женой, если это возможно. Обьсни ей, что Катя нам нужна. Мне нужна. Тебе.
Теперь глаза заблестели. Янка легко коснулась лба Кати, словно проверяя, нет ли температуры, затем не прощаясь ушла. Я дождался прихода няни и поехал к Даше. Успею перед работой. Яна права — поговорить нужно. Чисто по человечески, сказать первой нужно было жене. Но…
— Привет, — поздоровался я входя в палату.
Привычно уже — бахилы, шапочка, белый халат. Я так часто бывал здесь, что казалось сжидся с этим местом. Теперь, когда к Илье меня больше не пускали, как потенциального разносчика заразы, и я принял решение реже видеться с Дашей, я и здесь реже стал бывать. Но привычка страшная сила, просто в офисе сидел, и казалось, что надо все бросать и сюда ехать.
— Ты пришел, — обрадовалась Даша приставая на постели. — Как Катюша?
— Спит. Всю ночь ревела.
Вот если бы прибавить — но моя бывшая жена баюкала ее до рассвета, наверное, Даша бы поправилась в разы быстрее. Мысль подлая, я гоню ее прочь. У меня есть чем сегодня шокировать жену. Смотрю внимательно — Даша все так же худа, но больше не походит на ожившего мертвеца. Если отбросить в сторону сантименты, то можно признать, что Даша выглядит куда живее Яны.
