в ресторане. Надеюсь, у тебя не намечало важных планов?
Намечено.
– Нет, – выдыхаю я очередную ложь.
– Вот и отлично.
Папа уходит, а я плетусь в свою комнату, чтобы написать прощальное письмо-объяснение. Ох. Смогу ли я подобрать правильные слова?
Но для начала, пользуясь отсутствием папы, я решаю не спеша собрать более-менее нужные вещи в спортивную сумку. Конечно, мне немного боязно уходить в неизвестность… Боязно, что родители, если у нас с Ромой что-то не сложится, не примут меня обратно. Что меня тогда ждёт?
Но я стараюсь не думать о плохом. Мы с Ромой созданы друг для друга. Да.
Над письмом я сижу до самого вечера. По большей части в нём я обращаюсь к маме, веря в то, что она сможет меня понять, в отличие от отца. Я несколько раз перечитываю своё послание и в итоге решаю оставить его таким, какое оно есть. Тут всё самое важное: я буду в порядке, я приняла твёрдое решение, я хочу жить так, как сама считаю нужным, я люблю Рому и верю в нас.
Письмо временно прячу под кровать, как и собранную сумку.
И только теперь понимаю, что от Ромы нет вестей весь день, а он обещал писать или звонить. С улицы слышу голоса завсегдатаев «Беседка-бара» и выхожу на балкон проверить, с ними ли Рома. Не вижу его среди знакомых лиц и набираю его номер сама.
Он не берёт трубку. Ни с первого раза, ни со второго… В голове мгновенно звенит тревожный звоночек. С ним что-то случилось? Опять проблемы с отцом? Или он… передумал?
Последнее пугает меня сильнее остального. Потому что поверить в это легко, несмотря на все его ночные слова…
И мой мир не заставляет меня долго ждать, чтобы в один момент рухнуть.
На телефон приходит эсэмэс…
«Ксень, прости. Я понял, что ошибся. Тебе не место рядом со мной. Будет гораздо лучше, если каждый из нас пойдёт своей дорогой. Я размышлял сегодня весь день и понял, что мы слишком разные. Не хочу брать на себя ответственность и однажды разочаровать тебя. Ты обязательно встретишь кого-то лучше меня, кого-то надёжнее, добрее и заботливее. Я лишь надеюсь, что ты меня не возненавидишь. Эти две недели были потрясающими, мышка… Я благодарен тебе за них. Я буду их помнить. Кто знает, может, спустя годы судьба сведёт нас вновь. А сейчас… Сейчас не время рубить сгоряча. Я не имею права втягивать тебя в болото, в котором погряз сам. Ещё раз прости. И, пожалуйста, не делай глупостей. Спасибо тебе за всё… и прощай».
У вас когда-нибудь отключались все чувства разом? Зрение, слух, способность мыслить?
Я словно в тумане блокирую телефон, кладу его на стол, киваю самой себе и забираюсь с ногами на кровать, обняв колени.
Конечно, он передумал. Я же подсознательно этого ждала. Две недели прошли. Всё. Я больше никогда его не увижу.
Слух возвращается, когда в комнату заглядывает мама, чтобы позвать меня на ужин. Но я не голодна. Она пытается узнать, что случилось, но я не нахожу в себе сил даже пальцем пошевелить. В итоге папа просит её оставить меня в покое.
Завтра Рома уедет. Уедет без меня и никогда не вернётся.
Ужасно нечестно сначала обнадёжить меня, а потом передумать! Какое право он имел?!
А вот и первое из вернувшихся чувств – злость.
В комнате уже властвует темнота, когда я срываюсь с места, едва не падая, и подхватываю телефон, чтобы позвонить ему и высказать всё, что думаю. Сказать, чтобы он засунул свою благодарность в одно место. Свою рассудительность – тоже! Мы бы справились! Потому что мы любим друг друга!
Но вместо Ромы мне отвечает механический голос, подтверждая простую истину – абонент отныне и навсегда для меня недоступен.
Вот тогда меня и поглощает невыносимая боль, которую я умудрялась как-то сдерживать всё это время. Я роняю телефон на пол, а вслед за ним падаю сама, воя, как раненый зверь. Я догадывалась, что мне будет плохо, когда мы простимся, но не знала, что отчаяние и боль подчинят себе каждый кусочек кожи, каждый нерв, каждую мышцу и будут свербеть даже в костях во всём моём теле.
В какой-то момент посреди своего безумия я чувствую теплые объятия мамы. Кажется, она шепчет что-то. Наверное, хочет меня успокоить. Уменьшить боль, что съедает меня заживо.
Кажется, мы перебираемся на кровать. Кажется, она гладит мои волосы, целует попеременно в лоб и прижимает к себе так крепко, словно боится, что я упаду в пропасть. Но я уже упала. Я уже на дне. И выбраться будет непросто.
Боль высасывает из меня остатки сил, и в итоге я проваливаюсь в блаженное бессознание.
Ром, а во снах ты меня теперь тоже покинешь?
Сцена двадцать четвёртая
– Ксень, милая, просыпайся.
– Не хочу, – бросаю я, переворачиваясь на другой бок. Мне больше незачем бодрствовать.
– Ксень, у нас не так много времени, – настаивает мама, оправляя мои волосы за ухо.
– Интересно, для чего?
– Я прочла твоё письмо, – вдруг меняет она тему, и тогда я подскакиваю на месте. Смотрю на неё виновато, а она мне улыбается! Нежно и весело: – Очень трогательное… И взрослое. Да, ты теперь у меня совсем взрослая, милая. С Днём Рождения. Я тебя очень люблю.
– Спасибо, мам. Но…
– Ты бессовестно мало взяла с собой тёплых вещей. Я доложила. Деньги на первое время лежат в боковом внутреннем кармане. Если понадобятся ещё – звони в любое время. Будет неплохо, если на новом месте ты оформишь себе банковскую карточку для большего удобства. Кстати, твои документы я тоже собрала. Не потеряй. Замечу, что подготовка к побегу тебе удалась из рук вон плохо. Хорошо, что у тебя есть я, да?
– Мам… – не понимаю я ничего. – Всё зря. Рома не хочет, чтобы я сбегала с ним…
– Хочет, родная. По крайней мере, хотел, пока не вмешался твой папа…
