— Я допускаю, что она выросла вполне адекватной. Не знаю. Допускаю просто. Но для меня она всегда будет бесячим обстоятельством. У меня была своя мама. У меня была своя комната. У меня было все идеально. Пока в жизни не появился ее отец и она сама. Потом стало совсем дерьмово. Она в этом не виновата. Но из-за нее мне было еще сложнее. Потому что я даже дома не могла побыть одна. Я не могла просто порыдать, Костя. Я разучилась это делать. Мне иногда безумно хотелось. Но я не могла. Они с Сеней вечно лезли. В голову. В душу. Они вечно чего-то от меня хотели. А я хотела просто лечь и умереть. Как мама. Я не пущу их сюда. Пусть живут в той квартире. Пусть что хотят — то с ней и делают. Сюда я не пущу эти два обстоятельства. С ума сойду просто.
— Ты так и не рассказала мне, что случилось с твоей матерью.
Костя произнес, внимательно следя за реакцией. Агата же снова замерла. Сначала смотрела немного вниз — на его грудь. Но скорее всего сквозь. Лицо было отрешенно спокойным. Только щеки немного порозовели. А еще дыхание стало глубже.
Костя знал, что это с его стороны свинство. У нее там травма, а он лезет с любопытством. Но ему правда было интересно. А она слишком настойчиво увиливала каждый раз. И сейчас тоже скорее всего собиралась сделать так же. Только вот он собирался дожать. Поэтому…
Следил, как Агата поднимает взгляд на лицо. Смотрит несколько секунд в глаза. Приоткрывает губы, но сходу ничего не говорит. Выпускает воздух, сглатывает, потом же…
— Мою мать убили. На моих глазах. Больше я ничего не скажу. В душ хочу. Пусти.
Сказала ровно, спокойно даже, по-прежнему глядя в глаза. Столкнула с колен его руки, все же встала. Подняла с пола пижамные штаны и майку, которую чуть раньше сама же стягивала, чтобы побыстрее, пошла в сторону коридора. Оттуда в ванную. Закрылась.
Костя же потянулся за лежавшей на прикроватной тумбочке пачкой сигарет. Агата разрешила курить прямо тут. Сказала, ей без разницы, но самой не понравилось. Чиркнул зажигалкой, втянул дым, выпустил…
Поднялся с кровати, подошел к окну, дернул в сторону штору, открыл на провертривание.
Внизу — под подъездом, стояла его тачка. Глянцевая. Блестящая. Стоящая столько, что узнай его мать, на что стал способен её сын, наверняка прониклась бы отсутствующими чувствами, да только… Уже никак.
Зато у них с Агатой, кажется, еще больше общего, чем ему казалось изначально.
Докурив, Костя оделся, взял телефон, глянул на себя в зеркало и вышел из квартиры, не дожидаясь, когда Замочек вернется из ванной.
Глава 18
Когда Агата вышла из ванной, вернулась в спальню и увидела, что Кости нет, испытала сразу облегчение и укол сожаления.
Она не верила, что от него можно дождаться искреннего сопереживания. На его плече нельзя поплакать. Он спрашивал не для того, чтобы облегчить ей душу, просто ему правда было любопытно.
А ушел потому, что… Секса дальше явно не будет.
Это закономерно.
Это вполне в духе их отношений.
Это не должно ни разочаровывать, ни волновать.
Агата сама этого и хотела. А значит должна понимать — это их максимум. Её и равнодушного ко всем человеческим бедам Победителя.
Более того, если мыслить здраво, она и сама не хотела жалости. Понимания, возможно, да, но точно не жалости.
А поэтому сейчас действительно лучше, чтобы он приехал через пару дней и сделал вид, что разговора вообще не было.
Агате куда больше нравилось, когда они оба в настроении. Игривом. Хорошем. Когда колют друг друга и жалят в удовольствие. Когда телами обнажены, а души… Что им те души? Пусть и дальше потихоньку атрофируются.
Вечером девушка себя успокоила, а ночью ей приснился кошмар. Агата проснулась в кромешной темноте из-за собственного стона, вся в испарине. Дрожала. Пошла умыться, смотрела на себя, выравнивала дыхание и думала, что это правда к лучшему. То, что он ушел.
Так и не заснула до рассвета. А утром получила от него требовательное: «Ты уже разобралась с отчимом?».
Разозлившее сначала, а потом заставившее смириться. Костя посчитал, что этот вопрос теперь у него на контроле. А значит, с периодичностью в пару дней она будет получать вот такое, пока не отчитается: «Да. Вопрос решен». И врать бессмысленно — вычислит. Потому что он по своему складу — большой начальник, какую бы должность ни занимал. И размышляя об этом, Агата еще раз утверждалась в собственном заключении: наверняка залюбленный мамочкой и папочкой долбанный мажор. Которого в попу целовали всё детство. И приучили, что он имеет право вести себя вот так.
Первым порывом было ответить: «Не твое дело». В отместку за то, что всё же ушел вчера.
Ведь насколько бы правильным это ни было, Агату сильно задело его безразличие. Но, благо, она умела сдержаться. Подумать. Взять себя в руки и включить мозг. Терять Костю Агата была не готова, а борзота — путь к потере. Поэтому…
ЗСЗ: «Я сегодня позвоню и скажу ему, чтобы даже не думал».
Отправила, не сомневаясь, что так и сделает. Ответ получила почти сразу.
VVV: «Жду. Отчитаешься».
Агата чувствовала, что его сообщение снова заставляет поднять голову злой протест, но все, что позволила себе — улыбнуться саркастично. Заблокировать. Не парировать. Не осаждать.
— Ну жди… — произнести, идя на кухню, чтобы заварить себе кофе.
Дальше, чтобы занять себя чем-то, Агата взялась за уборку. Когда комната была преведена в состояние идеальной чистоты, села за ноутбук.
С тем, как Костя плотно основался в ее жизни не только в виде бестелесных сообщений и звуков голоса из динамика мобильного, возможности переводить ночами, как она привыкла, стало не так много. Агата сознательно позволяла ему являться, когда душе угодно, не просила ни предупреждать, ни подстраиваться под нее. Не жаловалась, не надеялась на то, что эти её старания и этот её вклад в отношения будет оценен, но факт оставался фактом: она перекроила свой график, чтобы в него всегда помещался такой внезапный Костя. Потому что этого хотелось в первую очередь ей, а не потому, что он от нее этого ожидал.
Агата понимала, что их отношения строятся на эгоизме. Частично Veni — ему прикольно было сначала играть в переписку, а теперь развлекаться вот так. Частично на её собственном — ведь её жизнь заиграла красками. Наконец-то заиграла. И для этого не понадобилось выходить. Это состояние было для Агаты ценностью. Она понимала, что его нужно защитить. Поэтому, когда один из переводов был отправлен заказчику, Агата встала из-за ноутбука, прошлась по комнате вдоль кровати, собираясь с силами и мыслями. Сделала несколько глубоких вдохов и выдохов…
Взяла телефон. Слушала гудки и мысленно кривилась. Немного надеялась, что Сеня не возьмет, но…
— Алло…
— Привет…
Его голос звучал вроде как дружелюбно. Голос Агаты — приглушенно. Даже горло не хотело помогать ей взаимодействовать с этим человеком. А она так и не разобралась, почему же он ей так противен-то…
— Я звоню сказать, чтобы ты не вздумал прислать мне Каролину.
Агата произнесла твердо. Остановилась, глядя в стену с легким прищуром.
— Каролинка поступает, Агатыш… Я же говорил уже…
Агатышем её звала мама. Сеня же даже это обращение для девушки испортил. Всё, сука, испортил. И сколько бы она ни просила так не называть — игнорировал.
В этом можно было бы даже найти его сходство с Костей, но всё дело в том, что когда это делает мужчина, от которого ты с ума сходишь — всё ему прощаешь, ещё и кайф ловишь от того, какой он, а когда раздражающее тебя нечто…
— Мне посрать. Поступает. В армию идет. В Президенты баллотируется. В моей квартире вам места нет. Так ясно?
Агата произнесла, Сеня не спешил отвечать. Вероятно, такое слышать не очень приятно. Вероятно, он думает, как бы… Все же просочиться.
— Я тебе позже позвоню, Агатыш. Ты злая какая-то. На меня обижаешься — ладно. Правда я до сих пор понять не могу, чем не угодил. Давно благодарности не жду. Проехали. Но сестра-то при чем…
