Агата не сдержалась еще на «благодарности не жду» — фыркнула зло. А на «сестра» почувствовала, что зубная эмаль скрипит, настолько она сильно сжала челюсти.
— Если Каролина приедет — разверну с вещами. Надеюсь, понятно? А будешь выступать, потребую, чтобы выкупил мою долю в вашей квартире или на продажу выставляем. Зажрались вы. А я вам не родня. Мы друг другу чужие люди. Вы мне чужие. Давно пора было все имущественные вопросы решить и даже трубку не брать, когда ты…
— Ладно. Не заводись, Агатыш. Не заводись. У тебя настроение скачет что-то… Не беременная хоть? Так и сидишь в квартире или…
— Я всё сказала.
Слушать дальше Агата просто не могла. Тем более, не собиралась обсуждать с Сеней, где и сколько она сидит. Отчим и так прекрасно знал, что сидит конечно же. Куда ей с такой рожей-то?
Скинула, отбросила телефон на кровать, снова прошагивала по комнате, успокаиваясь.
Сейчас злилась уже на обоих — Сеню и Костю. На первого, потому что говнюк меркантильный, прикрывающийся заботой. На второго — потому что тоже говнюк, но эгоистичный. Ничем не прикрывающийся.
Ждет, что она отчитается.
А она…
Пошла на кухню, достала с полки бутылку вина опять. Откупорила. Мелькнула мысль сделать несколько глотков прямо из горла. Как в первую ночь с Костей, но сама же от нее отказалась. Взяла бокал. Налила. Даже от гарнитура не отошла. Не заморочилась тем, чтобы достать из холодильника сыр. Поставила на стол бутылку — поднесла к губам бокал.
Сделала три глотка, опустила.
Смотрела перед собой, дышала, успокаивалась.
Даже такой короткий разговор с человеком из прошлого элементарно выбивал ее из колеи. Всколыхивал и возвращал в прошлое, которое она до сих пор ненавидела.
И от одной только мысли, что он реально может прислать к ней малую, ослушавшись, по коже шел озноб.
Немного отдышавшись, Агата допила. Забросила в рот слишком терпкую конфету, вернулась в спальню.
На часах было обеденное время. Раньше девяти Костя не приезжал ни разу. Да и сегодня не обещал. Писать ему с отчетом не хотелось. Разве что язвительно…
ЗСЗ: «Можешь не волноваться, твоя голая задница в безопасности. Я предупредила, что ко мне лучше не соваться. Ебаный приказ исполнен».
Агата строчила и знала, что это — слишком. Он такое не оценит. Но ей хотелось хотя бы немного сцедить яд. Почему бы не на него?
Костя быстро прочел, а вот ответил не сразу. Больше двух часов ее сообщение висело в переписке последним, потом же пришло:
VVV: «Не забывайся. Позволишь себе такой тон еще раз — последствия тебе не понравятся».
И пусть прочтя, Агате сильно захотелось усугубить, но тормоза сработали.
Она не ответила.
А вечером он не приехал и даже не написал.
Типа наказал. Типа дал ей время подумать о своем поведении.
* * *
Косте нравилось, что Агата иногда позволяет себе кусаться. Нравился её стиль. Ещё со времен первого прочтенного когда-то сообщения-ответа другому человеку.
Но зарываться даже ей нельзя.
А она попыталась.
И можно было себе же объяснить это тем, что девочка скорее всего была на взводе после разговора с отчимом. Что у них в принципе в прошлый раз все как-то скомкано закончилось, и она могла быть немного в обиде на него, но Костя не хотел ничего объяснять. Ни себе, ни за неё. Просто хотел, чтобы не борзела сверх меры. И исполняла, что требуется.
Поэтому предупредил. Поэтому переключился на другое. А этого другого было… Дохера, на самом-то деле.
Интрижка с Агатой увлекла его сильнее, чем он планировал. И времени стала забирать больше. И тянуло его в квартирку чаще, чем было бы просто логичным.
Ему нравилось. У неё. С ней. Он не отказывал себе в удовольствии, хотя, возможно, стоило бы…
Часы, проведенные у девочки за семью замками, стали для Кости чем-то похожим на переигрыш привычной реальности.
Той, в которой жил он, на ту, в которой мог бы жить, пойди другим путем. Стань тем самым мойщиком машин. Потихоньку поднявшимся хорошим парнем со сложной судьбой. Встретившим обычную девку. Неприхотливую в силу жизненных обстоятельств, но пиздец красивую. Которую очень сладко трахать. С которой приятно лежать после. Которую гладить хочется. Трогать хочется. Слушать, сука, хочется…
Иногда доходило до слегка напрягающего Костю абсурда — возникало желание задержаться у Агаты подольше. Отменить что-то… Важное. Неотменяемое. Остаться. День провести. Пусть бы действительно сварганила что-то, а он, как те самые мужики из диванного десанта, повалялся на кровати с телефоном, пультом пощелкал, хотя у неё ведь и телека не было, но не суть. Помаялся бы какой-то дурью. Потом они пообедали бы. Фильм посмотрели. Потрахались опять. Уснули. Проснулись.
Мысли о желаемости бытовухи поначалу удивляли, а потом начали вызывать уже тревогу. Это было лишним. Всё должно было остановиться на уровне новой игры. Уходить ему должно было быть легко. Возвращаться в радость, но не настолько, что иногда прям до трясучки…
Агата всего этого не просекала или делала вид, что не замечает. Вела себя правда хорошо. И вроде бы Косте стоило бы быть довольным в этой связи, а он опасался…
Когда начинал — не боялся заиграться. А теперь… В голову лезли мысли, которые ему совершенно не свойственны.
Она описывала ему когда-то, что чувствуешь, когда влюбляешься, тогда ему правда было интересно, тогда он правда не понимал. Тогда он пережил ярую эйфорию из-за того, что в него влюблены. Она влюблена. А теперь… Испытывал не всё, но многое из перечисленного ею.
Постоянный недостаток.
Много думать.
Подсознательно рассчитывать, как бы сделать так, чтобы успеть заскочить…
Ревность, когда она рассказывает, что отчим может подложить им свинью…
Злость и как следствие — жесткое требование решить вопрос, чтобы этого не случилось…
Они с Гаврилой отправили в город Агаты пару человек, кое-что разведать и выведать по Вышинскому, а по ходу дела и по ней. Уже не просто, чтобы окончательно разобраться с теснотой контактов, а чтобы поглубже занырнуть в её прошлое. Жизнь. В неё. Чтобы больше о ней узнать. Чтобы лучше её понять.
Как оказалось, девочку, которая видела, как убили ее мать.
И это ведь жутко. Он сам такое пережил. Но они разные. Да и её мать, насколько Костя знал, дала Агате больше, чем он видел от своей. Плюс, когда это случилось с ней, Агата была старше, осознанней. Она мать любила. Вероятно, значение также имели обстоятельства, раскрывать которые Агата отказалась. В его случае случившееся было закономерным. Для Агаты скорее всего — шок и трагедия в максимально широком смысле слова. Ей сто процентов пережить это было сложнее, чем Косте. Но она пережила.
Умница.
Стойкая.
Но всё равно сломленная.
Потому что не сломай её что-то — не стремилась бы так спрятаться. И интуиция подсказывала Косте, что дело не только и не столько в шраме и факте смерти матери. Скорее всего, есть что-то ещё.
Не знай Костя на все сто, что он — её первый мужчина, мог бы даже сексуальное насилие заподозрить. Но тут не оно. Агата раскрепощена. Его не боится.
Хотя стоило бы. Ведь она действительно выбрала не того человека, чтобы впустить в свой мир. Только жалеть поздно. Да и менять что-то…
Костя утверждался в своих планах. Они становились все более значимыми. Она становилась.
А вот такие инциденты, как с «голой задницей» и «ебаными приказами» огорчали. Он действительно не собирался ни терпеть такое, ни поощрять. Поэтому обозначил. Поэтому оставил подумать. Поэтому не приехал в тот вечер, хотя мог.
И на следующий не приехал. И через день. И на третий.
Сегодня тоже не собирался, но уже по другой причине. У него была назначена встреча.
С Полиной Павловской в одном из хороших заведений — Гаврила позаботился.
Костя откладывал на потом это все те две недели, что его засасывало в Агату. И дальше, возможно, откладывал бы, но Гаврила принес свежую социологию, а там падение… Потому что запущенная Вышинским даже не деза, что обидно, а самая настоящая правда, повлияла на восприятие. Соответственно и на рейтинг тоже.
